Алексей Щербаков - Терроризм. Война без правил Страница 46

Позже подоспела и война во Вьетнаме, где американцы ничего не могли сделать с партизанами Вьетконга.

Подоспела и идеология. Собственно, законченной теории у «новых левых» не было. Их мировоззрение представляло набор различных леворадикальных идей, которые каждый комбинировал по желанию. Однако появились и новые «центры притяжения». Самыми важными были маоизм и геваризм.

Маоизм, как и следует из названия, был разработан лидером Китая Мао Цзэдуном. Главным вопросом современности, как поэтически выразился Мао, является «борьба большого города и большой деревни». Под «городом» понимались индустриально развитые страны, которые объявлялись империалистическими. Причем разницы между СССР и США Мао не делал. И та и другая страна считались «империалическими». «Деревня» соответственно – это страны «третьего мира», в задачу которых входит совершить мировую коммунистическую революцию. В тактическом же плане маоизм основной силой полагал не «организованное движение пролетариата», как коммунисты или троцкисты, а партизанское движение.

Интересно, что Мао именно себя считал подлинным продолжателем дела Ленина-Сталина. Один из самых известных маоистких символов – «великая пятерка» – профили Энгельса, Маркса, Ленина, Сталина и Мао.

Мао Цзэдун позаботился о распространении своих идей. На все основные языки мира была переведена и выпущена огромным тиражом так называемая «Красная книжка» – сборник цитат Мао, разбитых на тематические разделы. «Великий кормчий» умел формулировать лозунги.

«Народы всего мира, сплачивайтесь и громите американских агрессоров и всех их приспешников! Народы всего мира, будьте мужественны, смело сражайтесь, не бойтесь трудностей и идите вперед волна за волной! Тогда весь мир будет принадлежать народам.

А всякая нечисть будет полностью уничтожена».

«Революция – это не званый обед, не литературное творчество, не рисование или вышивание; она не может совершаться так изящно, так спокойно и деликатно, так чинно и учтиво. Революция – это восстание, это насильственный акт одного класса, свергающего власть другого класса».

«Всякий, кто стоит на стороне революционного народа, – революционер. Всякий, кто стоит на стороне империализма, феодализма и бюрократического капитализма, – контрреволюционер. Всякий, кто только на словах стоит на стороне революционного народа, а на деле поступает иначе, является революционером на словах. Всякий, кто стоит на стороне революционного народа не только на словах, но и на деле, является настоящим революционером».

«Все войны в истории делятся на два рода: справедливые и несправедливые. Все прогрессивные войны являются справедливыми, а все войны, препятствующие прогрессу, – несправедливыми. Мы, коммунисты, боремся против всех несправедливых войн, препятствующих прогрессу, но мы не против прогрессивных, справедливых войн. Мы, коммунисты, не только не выступаем против справедливых войн, но и принимаем в них активное участие».

«Борьба, поражение, вновь борьба, вновь поражение, вновь борьба и так вплоть до самой победы – такова логика народа, и он также никогда не действует вопреки этой логике. Это тоже марксистский закон. Согласно этому закону происходила революция русского народа, согласно этому же закону происходит и революция китайского народа».

«Народно-освободительная армия всегда была и будет боевым отрядом. Даже после победы во всей стране она будет оставаться боевым отрядом в течение целого исторического периода, до тех пор пока в стране не будут уничтожены классы, а в мире будет существовать империалистическая система. Тут не должно быть никаких недоразумений и колебаний».

Эти цитатники в большом количестве появились у западных интеллектуалов. Что у циников вызывало изрядное веселье – то, что «Красная книжечка» по своей сути изначально предназначалась для малограмотных пропагандистов…

Что же касается геваризма, то он был похож на учение Мао. Разница заключалась в более терпимом отношении к Советскому Союзу и в более узкой цели – в задачу геваристов входила прежде всего революция в Латинской Америке и образование там структуры вроде СССР.

Ко всему этому подверстывалась теория «городской герильи», созданной бразильцем Жуаном Карлосом Маригеллой. (Он был сперва коммунистом, потом порвал с Компартией Бразилии, обвинив ее в «оппортунизме» и отказе от революционной борьбы.) Городская герилья – это тактика боя повстанцев в городских условиях с заведомо превосходящими силами противника.

Одновременно одной из целей вооруженной борьбы Маригеллы являлось отвлечение масс от «манипулятивного воздействия СМИ». А вот это уже называется терроризмом…

И что получалось? Западные «новые левые» ощущали себя бойцами той самой «большой деревни», а впоследствии – городскими партизанами, сражавшимися в тылу врага… Все террористические левацкие организации выросли из этого.

При этом «новых левых» не слишком волновало, что в «третьем мире» реально происходит. Ведь та самая Куба не смогла бы продержаться без помощи СССР. Да и вьетнамские партизаны – тоже. Но даже не в этом дело. «Новые левые» приписывали повстанцам и партизанам собственные цели. За что они там в горах и джунглях боролись? За свободу. Но ведь свобода – понятие философское.

«Новые левые» воспринимали Запад как «общество подавления». С их точки зрения, Система (именно с большой буквы) с помощью воспитания, СМИ и прочего подавляла человеческую личность и не давала ей самовыражаться. То есть их борьба была, говоря философским языком, «индивидуалистическим бунтом». Почему-то считалось, что революционные движения, разрушив «общество потребления», освободят людей от этого подавления. Тех, «кто не они», «новые левые» считали «буржуазными свиньями» и никаких теплых чувств к ним не испытывали.

Стоит отметить и события, оказавшие огромное влияние на мировоззрение «новых левых». Речь идет о парижском Красном мае.

Суть событий такова. В начале мая 1968 года мелкая стычка леваков с полицией внезапно переросла в массовые студенческие беспорядки. 12 мая случилась так называемая ночь баррикад – по всему центру Парижа взбунтовавшиеся студенты понастроили этих сооружений, начались массовые стычки с полицией. Хотя с Красной Пресней 1905 года это не сравнить. Оружия полиция не применяла – только дубинки и водометы. Студенты отбивались булыжниками и «коктейлем Молотова».

Лозунги у гошистов (так называли себя французские леваки) были очень своеобразные:

«Будьте реалистами, требуйте невозможного!» «С 1936 года я боролся за повышение зарплаты. Раньше за это же боролся мой отец. Теперь у меня есть телевизор, холодильник и “фольксваген”, и всё же я прожил жизнь, как козёл. Не торгуйтесь с боссами! Упраздните их!»

«В обществе, отменившем все авантюры, единственная авантюра – отменить общество!»

«Один уик-энд без революции гораздо более кровав, чем месяц перманентной революции».

Как видим, политическими эти лозунги можно назвать с большой натяжкой. Это был, по сути, «праздник непослушания». И неизвестно, чем бы дело закончилось, но тут вмешались французские профсоюзы, которые контролировались социалистами и коммунистами. У рабочих были собственные, чисто прагматичные интересы. Их лозунгом было «40–60 – 1000» (40-часовая рабочая неделя, пенсия в 60 лет, минимальный оклад в 1000 франков).

Однако профсоюзники воспользовались случаем и под лозунгом «не позволим бить наших детей!» начали всеобщую забастовку. Данное мероприятие по своему эффекту сравнимо с вооруженным восстанием. Другое дело, что организовать его мало кому удавалось. Но тут удалось. В стране начался бардак. Президент де Голль убыл (бежал) из страны в Германию, где располагались надежные французские воинские части.

Под шумок студенты захватили территорию Сорбонны и театр «Одеон», в последним была устроена «свободная трибуна». Набравшиеся левацких идей молодые рабочие захватили завод «Рено», над которым подняли красный флаг…

Кстати, советские лидеры пребывали в полной растерянности. С де Голлем у СССР были хорошие отношения. Да и вообще – тогдашнего советского лидера звали Леонид Ильич Брежнев, а не Лев Давыдович Троцкий. Лезть в эту заваруху никто не хотел…

Весь дурдом продолжался чуть больше месяца. В конце концов де Голль удовлетворил требования профсоюзов – хотя до майских событий он даже разговаривать с ними об этом не хотел. Профсоюзники забастовку свернули. Приободрившиеся полицейские вышибли леваков из занятых ими помещений. Характерно, что никаких преследований активистов после этого не было. Всё спустили на тормозах. Красный май закончился.

Эти события оцениваются очень по-разному. Но любопытнее всего мнение леваков. Так вот, с их точки зрения, в мае 1968 года в Париже осуществилась их давняя мечта – поднять город «на уши» без какой-либо особой предварительной подготовки. Им казалось, что они почти победили. И если бы не «предательство профсоюзов»… О том, что они бы делали дальше, даже если бы им удалось захватить власть, они не задумывались. Хотя среди гошистов просто не было таких, кто был способен как-то осмысленно действовать во главе страны. Но какая разница!