Барбара Мертц - Рим. Две тысячи лет истории Страница 46

В этой часовне находятся также две красивые гробницы в стиле ренессанс, но мы не хотим описывать их из опасения, что они отвлекут внимание посетителей от фресок. Вдоволь налюбовавшись ими, вы можете пройти в дальний конец церкви и осмотреть купол, который, вероятно, был первым ренессансным куполом в Риме. Витражи в пресвитерии[5] – совершенно уникальное явление для этой эпохи и представляют интерес, поскольку были выполнены французским мастером из города Шартра, Гильомом де Марциллатом (1470–1529). Однако надо признать, что нам больше нравятся витражи на сводах готических соборов, где их цвет и сияние видны лучше всего; здесь же они слегка подавляют.

Свод пресвитерия тоже был расписан нашим любимым Пинтуриккио, и некоторые исследователи считают это лучшей его работой. В центральном восьмиграннике изображено коронование Богородицы, а вокруг него мы видим бюсты четырех евангелистов и четырех сивилл. В углах на мраморных тронах восседает еще один знаменитый квартет – Отцы Церкви. Эти фрески производят роскошный декоративный эффект; но мы предпочитаем им фрески в часовне делла Ровере по одной простой причине – их гораздо удобнее рассматривать (если включен свет).

В поисках других работ Пинтуриккио мы пересекли весь город и добрались до Капитолийского холма и церкви Санта-Мария д'Аракоели. Эта церковь указана в таблице IV, и мы должны предупредить читателя, который совсем не знает Рима, что до нее нужно подниматься по самой длинной лестнице, которая попадалась нам в жизни. Это – очень красивая лестница, но взбираться по ней очень тяжело. Впрочем, ваши усилия будут вознаграждены с лихвой. В первой часовне справа мы обнаружили прекрасные фрески Пинтуриккио. Часовня отделяется от церкви стеклянными дверями, и с этими дверями у нас связан один из самых смешных случаев, происшедших с нами в Риме.

В одно прекрасное весеннее утро, пошатываясь после долгого подъема и задыхаясь, но преисполненные энтузиазма, мы вошли в церковь Санта-Мария д'Аракоели. Мы пришли сюда в первый раз и были еще полны впечатлений от фресок Пинтуриккио в церкви Санта-Мария дель Пополо. Только мы собирались ворваться в часовню с надлежащим чувством восторга, как уперлись в стеклянные двери и несколько минут в растерянности стояли, прижав лица к пыльному стеклу, словно голодные клиенты у закрытого кондитерского магазина. Фрески были видны, но не полностью. И мы пошли за подмогой.

Все это произошло, когда было еще довольно рано – мы редко появляемся в церквях в такое время, но для тех, у кого на осмотр Рима отведено всего ничего, это время самое подходящее. У входа в часовню скромный невысокий человечек в черной сутане, но без головного убора подметал ступени. Мы подошли к нему и попросили, чтобы он открыл нам двери. Человек, который был не священником, а смотрителем, заколебался. Мы уже опустили было руки в карманы, как появился молодой серьезный священник, тоже облаченный в черное.

Мы вытащили руки из карманов и придали своим лицам умоляющее выражение, пока служитель объяснял ему, в чем дело. Лицо молодого пастыря – а он был очень молод – медленно каменело. «Но, синьор и синьора, – воскликнул он, – на эти фрески нельзя смотреть, а дверь открыть нельзя. Это же belle arti!» (произведение искусства).

Мы никогда не страдали потерей дара речи, но на этот раз мы сообразили, что ответить, только через несколько секунд. Наконец, один из нас робко произнес: «Да, padre, мы знаем, что это «произведение искусства». Но именно поэтому мы и хотим его увидеть».

Мы не знаем, ослабило ли это объяснение подозрения молодого человека и какие тайные мотивы он нам приписал, но он немного смягчился. Он сочувствовал нам, но помочь ничем не мог. Часовня закрыта и откроется только 20 мая. Насколько мы знаем, в этот день открываются закрытые на зиму помещения, но такие вещи в Риме очень часто меняются, и мы не сомневаемся, что по-настоящему настойчивый турист, обладающий к тому же неотразимым обаянием, всегда сможет попасть внутрь, даже если двери закрыты. Мы хотим подчеркнуть слово «обаяние», поскольку грубостью вы ничего не добьетесь и только настроите служителей против всех туристов вообще.

Но вернемся к часовне. Вероятно, эти фрески были первым крупным заказом Пинтуриккио, и, хотя некоторые второстепенные детали были написаны учениками под его руководством – а это было обычным делом в эпоху Возрождения, – часовня расписана рукой мастера. Фрески были закончены в 1486 году или сразу же после этого года. Заказал роспись часовни адвокат Николас Буфалини, умерший в 1506 году. Как юрист он испытывал особую признательность к святому Бернардину Сиенскому, который взял на себя роль легального миротворца во время спора между семьями Буфалини и Бальони из Перуджи. Покровителями искусства в эпоху Ренессанса часто были папы или благородные господа из княжеских родов; мы обязаны им многим – без их финансовой поддержки многие мастера Возрождения не смогли бы творить, но мы особенно благодарны адвокату Буфалини и надеемся, что он покоится в мире, где бы он ни лежал.

Часовня имеет крестовый свод, а это означает, что ее потолок состоит из четырех секций. В них художник изобразил четырех евангелистов, восседающих на облаках; в центре находится монограмма святого Бернардина, от которой в разные стороны расходятся лучи. Фреска над алтарем – наша самая любимая. Изображения на ней очень сложные, но при этом очень гармоничные. В центре мы видим самого святого, который чудесным образом поднялся над двумя другими святыми, прославляющими его, – Луи Тулузским и Антонием Падуанским. Позади них открывается изображенный в соответствии с законами перспективы изящный умбрийский пейзаж с городами, деревнями и тихо текущей рекой. Картину оживляют миниатюрные сценки. Справа мы видим святого, который молит Бога о том, чтобы тот избавил его от тщеславия; слева – кавалькада воинов огибает крутой утес и появляется на равнине, где идет ожесточенное сражение пеших бойцов за тело их мертвого товарища. У некоторых рыцарей на щитах и знаменах изображен герб рода Буфалини, а мертвый солдат по-прежнему сжимает в руке свой меч, но вдалеке святой Бернардин прекращает битву, подняв распятье.

На фреске справа изображено множество сцен: палач клеймит святого Франциска, слуги облачают святого Бернардина в костюм священника, старый монах рассказывает о чудесах, сотворенных святым. На люнете мы видим Бога Отца, благословляющего людей; здесь мы снова встречаемся с очень древним христианским символом – павлином, олицетворяющим бессмертие.

На левой стене изображены сцены из жизни святого Бернардина. Мы видим, как он вступает в религиозный орден, удаляется в уединенное место в Сиене и сооружает здесь алтарь. А издалека за ним наблюдает толпа, и элегантный юноша, одетый по моде Высокого Возрождения, показывает на святого. Трудно понять, восхищается ли он святым или, наоборот, насмехается над ним, но это не так уж и важно – главное, что изображение этого юноши сделано с большим мастерством. Это – очень красивая фигура.

Фреска, расположенная внизу и изображающая похороны святого Бернардина, выделяется из всех других своим фоном и прекрасной композицией – здесь мы видим умбрийский стиль в самом высшем его проявлении. Погребение святого происходит на красивой площади, окруженной лоджиями, портиками и гармоничным восьмиугольным храмом. На одном из домов виден герб Буфалини, а среди присутствующих изображен Николас Буфалини – он скромно приближается слева, держа в правой руке свечу, а впереди него паж несет его меч. Вокруг тела святого собралась пестрая толпа страждущих, больных и увечных людей, которые надеются, что останки святого Бернардина излечат их. Справа мы видим прекрасную группу оплакивающих покойного женщин; спереди стоит красивый юноша со своей матерью, одной из красавиц семьи Буфалини, позади него. На заднем плане изображены сценки чудес, которые сотворил святой после своей смерти.

Разумеется, адвокат Буфалини не присутствовал на похоронах святого Бернардина – ведь он в ту пору (а святой умер в 1444 году) был еще младенцем. Но покровители искусства в эпоху Ренессанса и средневековые художники любили изображать себя на фресках, особенно в достойной компании. Существуют картины, изображающие Рождество, на которых члены какой-нибудь итальянской семьи, одетые в костюмы совсем другой эпохи, стоят на коленях позади пастухов, окружающих Христа, словно они присутствовали при этом событии.

Мы так подробно описали эти фрески частично потому, что нам нравится говорить о них, и частично потому, что их считают одними из самых лучших образцов декоративного искусства римского Ренессанса. Даже Бернард Беренсон, не принадлежащий к числу поклонников Пинтуриккио, признает, что вряд ли можно найти более подходящее и более элегантное место для похорон, чем на фреске этого художника, или городскую площадь «более благородную, где дышится свободно». Впрочем, как и большинство оценочных суждений Беренсона, это высказывание абсолютно субъективно. Но наше столь же субъективное мнение совпадает с мнением Беренсона, поэтому мы его и приводим.