Людмила Алексеева - История инакомыслия в СССР Страница 48

После международной сессии еженедельные собрания семинара продолжались вплоть до ареста Браиловского. Однако вскоре после этого ареста, 23 ноября 1980 г., работа семинара была блокирована: милиционеры и лица в штатском не пропустили его участников в квартиру Браиловских.

23 ноября, когда участников семинара не пустили на обычное место занятий, они собрались на квартире профессора Александра Иоффе и все-таки провели семинар. На следующий день Иоффе был вызван в КГБ и его предупредили о «серьезных последствиях», если и впредь он будет предоставлять свою квартиру для занятий научного семинара. Он пренебрег предупреждением. В ночь с 9 на 10 декабря дверь в его квартиру была полита бензином и подожжена. 10 декабря Иоффе получил очередной отказ в выезде.

Такие же препятствия переживал научный семинар, руководимый Александром Лернером. В конце 1980 г. 95 отказников подписали протест против преследований научных семинаров.

Кроме этих семинаров, в Москве было несколько семинаров по еврейской культуре и семинар по юридическим проблемам, связанным с эмиграцией. В 1979 г. этот семинар стал издавать бюллетень «Выезд в Израиль - право и практика» (издатель - М. Беренштейн). Гораздо многочисленнее семинаров были кружки по изучению иврита. Их посещали не только отказники. С конца 1980 г. преподаватели иврита оказались под постоянным давлением КГБ. Один из них - Леонид Вольвовский - был выслан из Москвы в Горький, по месту своего прежнего жительства. В ноябре 1981 г. около 80 московских преподавателей иврита были предупреждены, что их ждет такая же судьба, если они не прекратят занятия. [30]

Из-за преследований кружков стало меньше, но все-таки изучение иврита, еврейской истории и иудаизма не прекратилось. Такие кружки распространились не только в Москве, но во всех городах со значительным еврейским населением. По крайней мере два семинара по еврейской культуре работали в Ленинграде в 80-е годы. Кинорежиссер Леонид Кельберт организовал там также неофициальную театральную труппу - ее участники ставили спектакли на еврейские темы. Такие же труппы возникли в Москве [31] и Киеве, где в течение нескольких лет шла борьба за постоянное помещение для любительского еврейского театра. [32] С 1977 г. работали семинары по еврейской культуре в Кишиневе, несколько позже появились такие семинары в Харькове, Риге и Киеве. [33]

После арестов 1977-1978 гг. ведущая и объединяющая роль московских отказников снизилась, но при этом выросла самостоятельная активность отказников Ленинграда, Харькова, Кишинева и особенно Киева. Москва перестала быть безусловным центром еврейского движения, зарубежные связи появились у отказников перечисленных городов и в Прибалтике - через туристов и с помощью телефонных разговоров. Хотя среди голодавших перед началом Мадридской конференции в 1980 г. москвичи все-таки преобладали, по другим формам активности провинциальные города стали обгонять Москву.

В Харькове, где в 1977 г. было всего 20 семей отказников, работал семинар по еврейской культуре. С конца 1979 г. численность отказников выросла там до 400 человек. Инженер Александр Парицкий организовал неофициальный университет для детей отказников, лишенных возможности учиться в государственных учебных заведениях. В университете читали лекции и вели занятия отказники же, лишенные работы по специальности. Проводились занятия и по гуманитарным и точным наукам. [34]

В Новосибирске в 1979 г. трое активистов создали Общество дружбы с Израилем на основании регламента обществ с другими странами, существующих в СССР. Несмотря на увольнение основателей Общества с работы, оно продолжало функционировать. [35]

В том же Новосибирске четверо отказников вызвали панику среди городского начальства, обратившись в горисполком с просьбой зарегистрировать демонстрацию, которую они намеревались провести 25 апреля 1981 г. в центре города (маршрут был точно указан) с плакатами «Вся власть Советам!», «Да здравствует демократия!» и с цитатой из речи Брежнева на XXVI партсъезде о необходимости выполнения всех советских законов. Автор письма писали, что цель их демонстрации - обратить внимание общественности на игнорирование советских законов в Новосибирске, в частности, в отношении жителей города, добивающихся выезда из СССР. Письмо было разослано в 55 инстанций Новосибирска и в центральные органы власти. В день демонстрации милиция оцепила не только квартиры авторов письма, но районы, где они жили, и улицы по указанному маршруту демонстрации. По городу ходили слухи о намечающейся многотысячной демонстрации. Двое из четырех подписавших письмо вскоре получили разрешение на выезд. [36]

В начале 80-х годов наиболее решительными в публичных выступлениях стали отказники Киева. К концу 1979 г. в Киеве насчитывалось около 2 тысяч отказников. К апрелю 1980 г. их численность возросла из-за очень жестких правил на получение разрешения - его стали выдавать только по вызовам от родителей и детей. В марте 1980 г. киевские отказники сообщили, что за предыдущие 6 месяцев было получено 70 разрешений и 3 тысячи отказов. [37]

На массовые отказы киевляне ответили коллективными протестами. Постоянным местом их встречи по субботам стал Киевский ОВИР. По четвергам вошло в обычай встречаться у здания МВД - там проводились молчаливые демонстрации.

Первая коллективная жалоба была датирована 7 февраля 1980 г. Ее подписали 97 человек. 18 февраля делегация из 102 отказников повезла эту жалобу в Москву. 18 марта в Москву ездила делегация из 40 человек со следующим обращением (117 подписей).

С конца апреля около 100 наиболее активных деятелей еврейского движения подвергались вызовам в КГБ, милицию и т.д. Их предупредили, что если они не утихомирятся, то их ждут серьезные репрессии. 23 апреля четыре киевских отказника обратились к мировой еврейской общественности с призывом о помощи евреям Киева в ожидании массовых репрессий.

В мае и в последующие месяцы из Киева в Москву ездили делегации, хотя их участников снимали с поездов, подвергали домашним арестам и арестам на 10-15 суток «за хулиганство», избиениям на улицах «неизвестными людьми» и т.п. [38]

Общее усиление репрессий с 1979 г. сказалось и на еврейском движении. Чрезвычайно увеличилось число кратких арестов - по 10-15 суток. Аресты с осуждением на лагерные сроки, как и активность, распределились между Киевом, Москвой, Ташкентом, Кишиневом и Харьковом. Киев получил «первенство» по числу осужденных: в 1979-1983 гг. здесь были осуждены 10 отказников.

Для расправ с отказниками чаще всего использовались сфабрикованные уголовные обвинения главным образом в «тунеядстве» и «хулиганстве», но киевлянин Станислав Зубко получил лагерный срок за «хранение оружия и наркотиков», подброшенных в его квартиру. [39] С 1980 г. возобновились осуждения активистов еврейского движения по политическим статьям, но не за «сионизм», как это делали в начале движения, а по обвинению в «клевете на советский строй». Так в 1981-1982 гг. были осуждены В. Цукерман и Я. Локшин в Кишиневе. А. Магидович в Туле, А. Парицкий в Харькове, В. Браиловский в Москве. [40]

В ноябре 1982 г. москвич Иосиф Бегун был арестован по обвинению в «антисоветской агитации и пропаганде». [41]

Общее состояние еврейского движения и его развитие характеризуется следующими цифрами. За десятилетие (1970-1980 гг.) были осуждены на лагерь или ссылку более 70 участников еврейского движения. За это время выехали по израильским визам 250 тысяч человек. В 70-х годах число разрешений постепенно росло (1975 г. - 13 тысяч, в 1976 г. - 14 тысяч, в 1977 г. - 17 тысяч, в 1978 г. - 36 тысяч, в 1979 г. - 51300. Затем эмиграция стала идти на убыль: в 1980 г. - 9640 человек, в 1982 г. - 2692 человека. При колебаниях численности выехавших по израильским визам росло число «прямиков», т.е. едущих не в Израиль. В 1979 г. в Израиль прибыло 17550 человек (34,2% выехавших по израильским визам), в 1980 г. - 7220 (33,6%), в 1981 г. - 1790 (18,9%), в 1982 г. - 733 (27,2%). [42]

Таким образом, большинство евреев, покидающих Советский Союз, предпочли решить свою будущую судьбу так, как решали ее евреи из России испокон веков - отправившись в Соединенные Штаты.

Ужесточение правил выдачи разрешений на выезд в 1980 г. шло по пути сокращения круга родственников, к которым разрешался выезд, и увеличения числа немотивированных отказов по «секретности». Общее число отказников к началу 1981 г. приблизилось к 40 тысячам. [43] Среди них в особо тяжелом положении оказались специалисты высокой квалификации по естественным наукам - около 500 кандидатов наук и около 40 докторов. Таким людям ранее других прекратили выдачу разрешений на выезд, сопротивляясь «утечке мозгов». Между тем примерно половина из них были уволены при подаче заявления об эмиграции и оказались лишенными работы по специальности; кроме того, их в массовом порядке стали лишать научных степеней и званий. [44]

К 1982 г. стало очевидно, что власти, чудесным стечением обстоятельств подвигнутые на расширение эмиграции в 70-е годы, вернулись к своей обычной политике «границы на замке». Однако в стране остались десятки тысяч людей, уже подавших заявления на выезд. Они оказались в трагическом положении. Факт подачи заявления не только лишал их прежнего социального статуса, но перевел в разряд «нелояльных» с точки зрения властей. С прекращением эмиграции они оказались обреченными на изгойство на неопределенно долгое время, возможно - пожизненно. В городах со значительным еврейским населением эти безнадежные отказники составляют компактные общества. Их совместная активность ради выезда постепенно затихла. Кто мог, вернулся к прежней обычной жизни, но не всем это удалось и в бытовом смысле и в психологическом. Не только отказники, но и не подававшие на выезд евреи восприняли конец эмиграции как мрачное знамение. Сплоченность евреев (отказников и не отказников) усилилась из-за все более открытого антисемитизма в обоих его видах - и бытового и официального. Невозможность исхода обратила разбуженную национальную энергию евреев на создание какого-то подобия жизни здесь, на месте. Так «культурники» победили «эмиграционщиков».