Питер Бискинд - Беспечные ездоки, бешеные быки Страница 48

Режиссёры, один за другим, в том числе и Богданович, отказывались от работы над картиной. Тут Эванс с Бартом, специалисты по подобным постановкам, с удивлением обнаружили, что все сценаристы и режиссёры гангстерских лент были евреями. Эванс сделал заключение, что, если они, по его выражению, «хотят понюхать спагетти», то им нужен чистокровный итальянец. Барт предложил кандидатуру Копполы, о котором писал ещё в середине 60-х, когда работал в «Нью-Йорк таймс». «Это из тебя эзотерическое дерьмо прёт, — оборвал его Эванс. — Он снял три картины: «Ты теперь большой мальчик» — художественный выпендрёж; «Радугу Файниана» — угробил лучший мюзикл Бродвея; и «Людей дождя», которых не поливал грязью разве что ленивый». Тем не менее, итальянское происхождение Копполы в глазах Эванса было большим плюсом и, несмотря на все сомнения, он дал Барту отмашку.

По иронии судьбы, подвигнуть Копполу на съёмки «Крёстного отца» оказалось не легче, чем убедить Эванса отдать проект этому режиссёру. Коппола мыслил себя кииохудожником, а «Крёстный отец» обещал стать в его карьере ещё одной «Радугой Файниана», то есть бестселлером на основе чужого, а что еще хуже, чуждого ему материала. Вспоминает Коппола: «В тот период я был весь погружен в идеи «новой волны», работы Феллини и, как и все ребята моего возраста, мечтал ставить кино именно в этом ключе. А главное, материал был как раз о том, чего я изо всех сил старался избегать в реальной жизни». Однако Барт напомнил Копполе о его долгах — 300 тысяч так и висели над ним домокловым мечом: «Фрэнсис, ты ведёшь себя как ребёнок. Так всю жизнь не проживёшь. Ведь это коммерческое кино и с твоей стороны было бы верхом безответственности отказываться от нашего предложения». Коппола разозлился ещё больше. Эванс был в недоумении: «Он не может получить в этом городе заказ даже на мультфильм, а отказывается от «Крёстного отца!».

Расчёт Барта оказался верным — долг «Уорнер бразерс» оказался серьёзным аргументом. Были и другие долги, в том числе Роджеру Кормену. Коппола находился в монтажной, где Лукас переделывал «ТНХ», когда ему позвонили со студии «Парамаунт». В ожидании на линии Эванса он спросил друга:

— Соглашаться?

— Другого выхода не вижу, — ответил Лукас. — Мы по уши в долгах, «Уорнер бразерс» требуют возврата денег, тебе нужна работа. Думаю, надо соглашаться. Выживание здесь главная вещь».

Вспоминает Лукас: «Вопрос ведь был не просто соглашаться ставить этот фильм или нет. Была настоящая дилемма — согласиться или не согласиться с тем, что идея «Калейдоскопа», затея с альтернативной киностудией, всем тем, чем мы занимались на протяжении двух лет, провалилась. Потому что в тот момент компания «Калейдоскоп» уже на ладан дышала».

Теперь перед Эвансом и Бартом стояла задача сделать так, чтобы Коппола понравился их боссу — Чарльзу Бладорну, руководителю холдинга «Галф + Уэстерн», и президенту компании Стенли Джаффу, сыну Лео Джаффа, президента «Коламбии». Эванс позвонил Бладорну в Нью-Йорк:

— Уделите ему полчасика.

— Какое отношение он имеет к этой картине? — кричал в трубку Чарли с сильным австрийским акцентом.

— Последней его работой была «Радуга Файниана».

— И ты смеешь посылать ко мне эту грязную «радугу» не менее грязного «Файниана»! Чушь собачья, а не фильм!

Фрэнсис отправился в Нью-Йорк и встретился с Бладорном. Через пару дней босс позвонил Барту:

— Чудный мальчик. Изложил всё очень интересно. А снимать-то он умеет?

— Поверьте мне, Чарли, умеет».

В отличие от Стива Росса со студии «Уорнер бразерс», Чарли Бладорн стал сам внимательно отслеживать дела компании «Галф + Уэстерн», которую приобрёл осенью 1966 года. Адольфа Зукора на посту председателя правления «Парамаунт» он сменил в возрасте 39-ти лет (Мел Брукс переиначил название материнской компании на — «Поглотить и Изничтожить»). Бладорн, лысеющий, желчный человек, как и Вассерман, очки носил на самом кончике носа. У него были огромные зубы, по величине и форме очень напоминавшие фишки для игры в «крестословицу». Все сотрудники были уверены, что шеф — еврей. Однако если это и соответствовало действительности, скрывать сей факт ему удавалось. Адвокат мафии, Сидни Коршак, как-то рассказал Эвансу, что в Чикаго его сестра ходила в синагогу вместе с Бладорном. По крайней мере, еврейские праздники глава «Галф + Уэстерн» никогда не чтил.

Бладорн, блестящий финансист, играл на товарной бирже, как на скрипке. После очередного совещания, треснув кулаком по столу, он любил, нещадно коверкая межзубные звуки, сказать: «Пока мы здесь сидели, я на сахаре сделал больше, чем «Парамаунт» за год». Когда хотел, он был душкой и умел исключительно заразительно смеяться, но по большей части орал, издавая характерные гортанные звуки родного языка, чем приводил подчинённых в ужас. За глаза они называли Бладорна «Мой фюрер» и с удовольствием обезьянничали, пародируя его сходство с Гитлером. Один из руководителей компании вспоминает, что, когда босс выходил из себя, а это случалось довольно часто, «в уголках рта у него появлялись белые пенные образования, напоминавшие сталактиты и сталагмиты. В такие минуты я задавал себе вопрос: «А не кушает ли он своих рабби?»

В Доминиканской республике Бладорн владел обширными плантациями сахарного тростника и тучными стадами крупного рогатого скота, где правил как заправский средневековый господин. Собственная взлётно-посадочная полоса охранялась его личной вооружённой охраной, а авиакомпания «Гольфстрим» всегда была наготове принять или отправить самолёт. Вместе с «Саус Пуэрто-Рико шугар» компания «Галф + Уэстерн» приобрела и курорт «Каса де Кампо». В течение последующего десятилетия Барри Диллер, будущий руководитель «Парамаунт», всё время подталкивал Бладорна к развитию этого местечка и тот, наконец, выстроил на земле курорта великолепный студийный гостевой комплекс — «Каса де Парамаунт». В момент приезда гостей горничные, садовники и охрана, все в белом, выстраивались вдоль круговой магистрали для приветствия. Вот как рассказывает о своём посещении курорта Дон Симпсон, который в конце 70-х станет руководителем отдела производства компании: «Обслуживали Чарли чернокожие слуги в белоснежной униформе с золотыми галунами. Нетрудно было заметить, что они мечтают лишь о том, как бы поскорее перерезать ему глотку. Я попытался, было, подружиться с ними, мол: «Я сам по себе, я — не с ним. Когда час революции пробьёт, пощадите, я бедняк».

Нейтрально воспринимать шефа «Галф + Уэстерн» было невозможно. Посему и диапазон отношений к нему простирался от благоговейного почитания до страха и отвращения. В глаза Эванс разве что не молился на своего начальника, а в разговорах с Бартом называл «головорезом, отвратительным негодяем и совершенно законченным типом». Дополняет портрет Дон Симпсон: «Кроме презрения этот подлый и злобный человек вряд ли мог вызывать иное чувство. К тому же он явно задержался на этом свете. Бладорн всегда ходил с острой тростью и если человек не был способен постоять за себя и послать его куда подальше, он мог забить беднягу до смерти. Дисбаланс в его поведении был явно связан с психическими отклонениями. Нарушить закон для него — пара пустяков, одно слово — преступник, иначе и не скажешь». Однако пока Бладорн был жив, Симпсон держал свои чувства при себе и являл собой в его присутствии пример глубокого уважения. Да и вообще, в тс времена субординация в компании была в чести и никто обычно не высовывался. В течение 70-х Комиссия но ценным бумагам и биржевым операциям проводила в отношении Бладорна расследование, проверяя информацию о его причастности к реализации «серых» схем. Кроме того, он поддерживал тесные отношения с Коршаком, истинным, а не кинематографическим «крёстным отцом» Голливуда.

Отдел дистрибуции при Бладорне возглавлял Фрэнк Йабланс Прославился он тем, что умел выжимать прибыль даже из самой безнадёжной продукции, если же было с чем поработать, он творил настоящие чудеса. Например, «История любви» своим прокатным успехом во многом обязана его афористичной ключевой фразе в рекламе: «Любовь — это когда пет нужды извиняться».

Йабланс был сыном таксиста-иммигранта из Бруклина, который продолжал крутить баранку, когда Фрэнк начал своё восхождение по служебной лестнице на студии «Парамаунт». Он любил повторять, что окончил «Бруклинскую уличную Школу экономики». Он был невысок ростом и коренаст, как настоящее дитя улицы, знал, как и когда уносить ноги, а отнюдь не доброе чувство юмора пускал в ход вместо дубинки. Самолюбие у Фрэнка было огромным. По замечанию Фридкина, который познакомится с ним несколько позже, «у Фрэнка «комплекс Наполеона» был несоизмеримо больше, нежели у любого другого человека его роста». А вот мнение Ала Рудди: «Это был задира, непроходимый тупица, пошлый до сентиментальщины. Орал так, что, казалось, уже только криком дух вышибал из оппонента. Его кредо можно сформулировать так: «Да, детка, я могу всё — писать, ставить, продюсировать. Я знаю больше, чем любой за всю историю Голливуда». Послушать его, так вокруг было одно дерьмо и только он — чистый и пушистый».