Михаил Шишкин - Русская Швейцария Страница 49

Пожалуй, самый известный русский революционный адрес в Цюрихе – Шпигельгассе, 14 (Spiegelgasse). Здесь в доме «Цум Якобсбруннен» (“Zum Jakobsbrunnen”) живут Ленин и Крупская в последние месяцы своего пребывания в Швейцарии. Однако это не первое место жительства после переезда из Берна в 1916 году. Первые дни они снимают комнату на Гайгергассе (Geigergasse, 7) у некой фрау Прелог, но недолго. Русские революционеры спешат переехать с сомнительной квартиры, населенной низами общества и проститутками, «чтобы не ввязаться в историю», – как напишет в воспоминаниях Крупская. Поспешность более чем оправданна – вскоре хозяйка квартиры г-жа Прелог тоже переезжает, и ее новый адрес – Регенсдорф, кантональная тюрьма.

Новая квартира на третьем (по-швейцарски – втором) этаже средневекового домика в узком переулке над Нидердорфом тоже мало чем привлекательна поначалу. «Старый мрачный дом, – вспоминает Крупская свое цюрихское жилище, – постройки чуть ли не XVI столетия, окна можно было отворять только ночью, так как в доме была колбасная и со двора нестерпимо несло гнилой колбасой».

Однако мысль о переезде скоро оставлена. «Можно было, конечно, за те же деньги получить гораздо лучшую комнату, – объясняет Крупская, – но мы дорожили хозяевами». Семья квартиросдатчика сапожника Каммерера очаровывает русских. «Никаким шовинизмом не пахло, а однажды во время того, как мы с хозяйкой поджаривали в кухне на газовой плите каждая свой кусок мяса, хозяйка возмущенно воскликнула: “Солдатам надо обратить оружие против своих правительств!” После этого Ильич и слышать не хотел о том, чтобы менять комнату, и особо ласково раскланивался с хозяйкой».

С куском мяса связан еще один примечательный эпизод, описываемый Крупской. В связи с военной обстановкой и связанными с этим трудностями, переживаемыми и нейтральной республикой, швейцарские власти обратились к жителям с призывом не потреблять два раза в неделю мяса. Большевичка, жаря «свой кусок», спрашивает фрау Каммерер: как может правительство проверить, исполняют ли граждане его призыв, и ходят ли для этого контролеры по домам? «“Зачем же проверять? – удивилась фрау Каммерер. – Раз опубликовано, что существуют затруднения, какой же рабочий человек станет есть мясо в „постные“ дни, разве буржуй какой?” И, видя мое смущение, – пишет Крупская, – она мягко добавила: “К иностранцам это не относится”». Из этого дома на Шпигельгассе ежедневно отправляется прилежный читатель в цюрихские библиотеки: в городскую в Вассеркирхе, Центральную на Церингерплац (позже их объединили), в Библиотеку музейного общества на набережной Лиммата (Limmatquai, 62). Сюда же, на Шпигельгассе, утром 15 марта 1917 года прибегает запыхавшийся Мечеслав Вронский, еще один недоучившийся цюрихский студент, сделавший потом карьеру в сталинском СССР, с известием о революции в России. Здесь проходят бессонные ночи, наполненные одной мыслью – как немедленно пробраться в Россию через воюющие страны: притворившись немым шведом, или на шальном аэроплане, или воспользовавшись услугами немецкого генерального штаба?

Но на вокзал в знаменитую «пломбированную» поездку Ленин и Крупская отправятся не отсюда. Весной 1917-го Каммереры переезжают на Кульманштрассе (Culmannstrasse, 10. Кстати, недалеко, на Кульманштрассе, 28, находилась русская эмигрантская читальня, своеобразный межпартийный клуб политической эмиграции). Русские постояльцы переезжают вместе с ними, но жить на новой квартире им приходится лишь несколько дней. При расставании происходит примечательный разговор. «На прощанье я пожелал ему счастья», – вспомнит впоследствии Каммерер. Хозяин спросил у полюбившихся жильцов: «“Найдете ли вы там сразу комнату? Ведь там, наверное, сейчас жилищный кризис?” – “Комнату я получу в любом случае, – ответил г-н Ульянов, – только я не знаю, будет ли она такой же тихой, как ваша, г-н Каммерер!” После этого он уехал». В Петрограде тихого жильца уже ждут комнаты – детская и игровая с балконом в особняке Матильды Кшесинской, изгнанной из своего дома вместе с сыном.

В 1928 году решением Цюрихского муниципального совета на фасаде дома № 14 по Шпигельгассе укрепят мемориальную доску. Предложение в городской муниципалитет внесет всё тот же цюрихский врач Брупбахер.

После большевистского переворота, когда имя чудака-эмигранта, призывавшего из тиши цюрихских библиотек к мировому пожару, прогремит по всему земному шару вместе с выстрелами «Авроры» и Лубянки, многие вспомнят о своем бывшем или мнимом знакомстве со знаменитостью. Так, дадаисты из кабачка «Вольтер», приютившегося в начале Шпигельгассе, станут уверять, что и к ним заглядывал вождь русской революции, а Элиас Канетти, нобелевский лауреат, напишет в «Спасенном языке», что ему, двенадцатилетнему, мама, «когда мы проходили однажды мимо какого-то кафе, показала огромный лоб мужчины, который сидел у окна, с толстой пачкой газет перед ним на столе, одну из которых он крепко схватил и держал перед самыми глазами. Неожиданно он откинул голову назад и обратился к другому человеку, сидевшему рядом, и о чем-то горячо заговорил. Мама сказала: “Смотри на него внимательно. Это Ленин. О нем ты еще услышишь”».

Здание на Шпигельгассе летом 1971 года было почти полностью перестроено, так что памятная доска прикреплена к новой стене средневековой постройки. И окружение сейчас выглядит много приветливей, чем в 1917-м, несколько домов напротив снесли, и образовался скверик.

Ресторан «Церингерхоф» напротив Центральной библиотеки (“Zähringerhof” am Zähringerplatz, угол Mühlegasse/Zähringerstrasse, сейчас Hotel “Scheuble”) тоже имеет отношение к русской истории. Это место сбора отъезжающих в знаменитом «пломбированном» вагоне. Хозяин ресторана Хубшмид (Hubschmid), член социал-демократической партии, предоставил помещение русским товарищам для проведения организационного совещания и прощального обеда. 9 апреля к 11 часам здесь собираются все приехавшие в Цюрих из других городов ночными и утренними поездами. Ленин под аплодисменты зачитывает собравшимся эмигрантам на русском языке свое «Прощальное письмо швейцарским рабочим». Каждый подписывается, что ознакомлен с условиями проезда. «В 2 часа 30 минут от ресторана “Церингерхоф”, – напишет Платтен, – к цюрихскому вокзалу двигалась маленькая группа эмигрантов, в чисто русском снаряжении, с подушками, одеялами и пожитками».

Банхофплац, привокзальная площадь. Здесь в «Венском грандкафе» (“Steindls Wiener Grand Cafe´”) Ленин в 1900 году проездом из Женевы в Мюнхен записал после встречи с Плехановым «Как чуть не потухла “Искра”?» – тяжелые впечатления о своем разочаровании в марксистском кумире, и вот спустя семнадцать лет снова тот же вокзал.

«Ленин ехал спокойный и радостный, – вспоминает отъезд из Цюриха Луначарский. – Когда я смотрел на него улыбающегося на площадке отходящего поезда, я чувствовал, что он внутренне полон такой мыслью: “Наконец, наконец-то пришло то, для чего я создан, к чему я готовился, к чему готовилась вся партия, без чего вся наша жизнь была только подготовительной и незаконченной”».

Эмигранты уезжают скорым поездом № 263 из Цюриха через Бюлах на Шафхаузен, отправление с третьего пути в 15:20. В этом поезде для русской группы в 32 человека забронированы два вагона третьего класса до Шафхаузена, там предстоит пересадка в немецкий вагон.

Среди провожающих – верные швейцарцы, члены кружка, группировавшегося вокруг журнала «Фрайе югенд» под руководством Вилли Мюнценберга.

Не обходится и без «зайца». Место в вагоне среди отъезжающих самовольно занимает Оскар Блюм, врач-революционер, заподозренный в связях с охранкой. Еще в ресторане «Церингерхоф» было наскоро произведено голосование: 14 голосами против 11 группа решила не брать его с собой в Россию. Блюм отказывается выходить из вагона. Хараш, эмигрант-журналист, писавший по русским вопросам в «Нойе Цюрхер Цайтунг», вспоминает: «Вдруг мы увидели, как Ленин сам схватил этого человека, успевшего пробраться в вагон немного раньше назначенного времени, за воротник и вывел его с ни с чем не сравнимой самоуверенностью обратно на перрон».

Упорный Блюм вернется всё же в Россию, но возвращение кончится для него на революционной родине тюрьмой.

Торжественная минута слегка омрачена – среди провожающих находятся не только друзья. «Помню, на Цюрихском вокзале, – пишет в своих мемуарах Зиновьев, – когда мы все сели уже в вагон, чтобы двигаться к швейцарской границе, небольшая группа меньшевиков и эсеров устроила Владимиру Ильичу нечто вроде враждебной демонстрации».

Немецкий атташе Шюлер (Schüler), сопровождающий группу до Готтмадингена (Gottmadingen), в своем докладе записывает, что когда поезд тронулся, «отъезжающие вместе с оставшимися друзьями запели “Интернационал”, в то время как остальные кричали: “Провокаторы! Немецкие шпионы!”»