Алан Вейсман - Земля без людей Страница 49

Рис. 12. Корейская ДМЗ. Фото Алана Вейсмана

На северной стороне холма ДМЗ открывается во всей неровной полноте и огромной пустоте на километры в обоих направлениях. И хотя каждая из сторон не открывает огня с 1953 года, огромные громкоговорители поверх южнокорейских позиций заставляют доноситься до другой стороны оскорбления, военные гимны и даже назойливые темы, вроде увертюры к «Вильгельму Теллю». Звон отражается от северокорейских гор, которые за десятилетия потеряли леса, вырубленные на дрова. Неизбежная эрозия привела к затоплениям, сельскохозяйственным проблемам и голоду. Если весь полуостров однажды обезлюдеет, опустошенной северной части потребуется больше времени на биологическое воскрешение, в то время как на южной половине останется куда больше инфраструктуры для восстановления природы.

Внизу, в буферной зоне, разделяющей эти противоположности, 5000-летние рисовые поля за последние полстолетия превратились в болото. И пока корейские натуралисты смотрят, нацелив фотоаппараты и подзорные трубы, над камышом скользит белоснежная эскадрилья из и летунов в идеальном строю.

И в идеальном молчании. Это живые национальные символы Кореи: маньчжурские журавли – самые крупные и, если не считать американского журавля, самые редкие. Вместе с ними летят четыре даурских журавля меньшего размера, также находящиеся под угрозой исчезновения. Они только что вернулись из Китая и Сибири на ДМЗ, где в большинстве своем зимуют. Если бы ее не было, возможно, они уже вымерли бы.

Через все эти угрозы летят журавли, приземляясь на солнечных отмелях по обе стороны от демаркационной линии, чтобы мирно пастись в камышах.

Они приземляются легко, не задев растяжек. Почитаемые в Азии как священные предвестники удачи и мира, маньчжурские журавли – благословенно забывчивые нарушители, забредшие в раскаленное добела напряжение 2 миллионов солдат, смотрящих, нацелив минометы, друг на друга поверх этого случайного заповедника из бункеров, расположенных через каждые несколько десятков метров.

«Птенцы», – шепчет Кьюнг Вон и направляет объектив на двух юных журавлей, переходящих вброд реку и погружающих клювы под воду в поисках клубней. Их головы все еще по-детски коричневы. Существует всего лишь около 1500 этих птиц, и каждое новое рождение – событие.

Позади них северокорейская версия голливудского символа – выбеленные корейские иероглифы, растущие из холмов, провозглашают превосходство «дорогого вождя» Ким Чен Ира и ненависть к Америке. Их враги отвечают гигантской бегущей строкой, тысячи лампочек которой передают видимые на километры сообщения о хорошей жизни в капиталистической Южной Корее. В каждых нескольких сотнях метров от наблюдательных постов, увешанных пропагандистскими лозунгами, находится очередной вооруженный бункер, через бойницы которого идет постоянное наблюдение за чем-то на другой стороне. В режиме конфронтации выросли уже три поколения врагов, некоторые из них – кровные родственники.

Через все эти угрозы летят журавли, приземляясь на солнечных отмелях по обе стороны от демаркационной линии, чтобы мирно пастись в камышах. Никто из этих людей, восхищенных видом прекрасных крылатых священных существ, никогда не признается, что молится о прекращении мира, но правда заключается в том, что если бы бурлящая вражда не удерживала эту зону свободной, эти птицы, весьма вероятно, вымерли бы. Чуть к востоку пригороды Сеула – неумолимая сила из 20 миллионов Homo sapiens движется все дальше к северу, ударяясь о зону гражданского контроля, и девелоперы готовятся вторгнуться на эту соблазнительную территорию, как только (и если) падет проволочная спираль. И Северная Корея, следуя примеру Китая, совместно с капиталистическими архиврагами создала недалеко от границы индустриальный мегапарк, направив в него свой основной ресурс: голодные толпы, которые будут работать задешево – и которым потребуется жилье.

Экологи провели целый час, наблюдая за царственными, высотой почти в 1,5 метра птицами в родной среде. И все это время они сами находились под пристальным взглядом мрачных солдат, чья задача – защищать границу. Один из них подходит, чтобы проверить стоящий на штативе 40-кратный телескоп Сваровски. Экологи показывают ему журавлей. Когда он бросает на них взгляд, подняв к небу заряженный гранатомет, легкие вечерние тени скользят по голым горам Северной Кореи. Луч солнца падает на белый, иссеченный шрамами гребень горы, называемый холмом Крестцовой Кости, торчащий из спорной равнины между двумя половинами Кореи. Солдат рассказывает, сколько героев умерло, защищая ее, и насколько много больше ненавистных врагов было ими сражено.

Они уже это слышали раньше. «Помимо различий между Северной и Южной Кореей нужно рассказывать людям об общей для них экосистеме, – отвечает Ма Чен Юн. Он указывает на водяного козла, поднимающегося по травянистому склону. – Однажды все это будет единой страной, но останутся причины охранять эту территорию».

Они возвращаются длинной ровной долиной Зоны гражданского контроля, покрытой рисовой стерней. Почва расчерчена в елочку бороздами, разделенными блестящими зеркалами талой воды, которая снова замерзнет к ночи. К декабрю температура опустится до -30 °C. Небо заштриховано рисунком, повторяющим геометрический рисунок внизу линиями парящих журавлей и огромными клиньями тысяч гусей.

Когда птицы опускаются на вечернюю трапезу из остатков урожая риса, группа останавливается для фотографирования и быстрого подсчета. Здесь 35 маньчжурских журавлей, выглядящих как японские рисунки на шелке: ярко-белые с вишневыми шапочками и черными шеями. И еще 95 розоволапых даурских журавлей. И три вида гусей: магеллановые, гуменник и несколько редких пятнистых белых гусей, все они охраняются в Южной Корее, и их так много, что никто не считает.

Какой бы волнующей ни была встреча с журавлями в восстанавливающихся природных болотах ДМЗ, куда проще увидеть их в этих прилегающих обрабатываемых землях, где они могут пировать на зернах, выпавших из уборочных комбайнов. Выиграют или проиграют эти птицы от исчезновения людей? Маньчжурскому журавлю эволюцией было предназначено питаться побегами тростника, но к настоящему моменту тысячи поколений кормились на созданных людьми болотах, именуемых рисовыми полями. Если не будет крестьян и щедрые рисовые плантации Зоны гражданского контроля превратятся в болота, не угаснут ли популяции журавлей и гусей?

«Рисовое поле не является идеальной экосистемой для журавля, – объявляет Кьюнг Вон, оторвавшись от подзорной трубы. – Им нужны корни, а не только рис. Когда большинство болот превратилось в поля, у них не осталось другого выбора, кроме риса, чтобы накопить достаточно сил для зимовки».

На заброшенных рисовых полях ДМЗ недостаточно тростника и птичьего канареечника, чтобы прокормить даже эти опасно сократившиеся популяции, потому что обе Кореи построили в верховьях рек плотины. «Даже зимой, когда водоносный горизонт должен был бы пополняться выпавшим снегом, они отводят воду для овощей в теплицах», – говорит Кьюнг Вон.

Если не будет сельского хозяйства, пытающегося прокормить 20 миллионов жителей Сеула, не говоря уже о Северной Корее, насосы, отрицающие времена года, остановятся. Вернется вода, а с ней и дикая природа. «Для растений и животных это будет таким облегчением, – говорит Кьюнг Вон. – Раем».

Подобно ДМЗ место убийства превратилось в пристанище для почти исчезнувших азиатских созданий. Поговаривают, что там скрывается даже практически исчезнувший амурский тигр, правда, это могут быть лишь мечты. Эти молодые натуралисты хотят ровно того же, что и их коллеги из Польши и Белоруссии: парка мира, образовавшегося из военной зоны. Международный союз ученых, называемый Форум ДМЗ, попытался показать политикам вариант мира, позволяющего сохранить лицо и даже получить прибыль, если корейские враги, объединившись, освятят то хорошее, что есть у обоих.

«Представьте себе корейские Геттисберг[34] и Йосемити[35] в одном месте», – говорит один из основателей Форума ДМЗ, гарвардский биолог И.О. Уилсон. Несмотря даже на предстоящую дорогостоящую очистку территории от пехотных мин, Уилсон полагает, что доходы от туризма побьют возможные прибыли от сельского хозяйства или строительства. «Через сто лет этот парк может оказаться самым важным из того, что произошло здесь за последнее столетие. Он станет наиболее ценным наследием всех корейцев и примером для подражания остальному миру».

Это прекрасная мечта, но ее грозит поглотить выделение участков, которое уже началось в ДМЗ. В воскресенье после возвращения в Сеул Ма Чен Юн посещает храм Хва Ге Са в горах к северу от города, один из древнейших буддийских монастырей Кореи. В павильоне, украшенном резными драконами и позолоченными бодхисатвами, он внимает тому, как послушники поют бриллиантовую сутру, в которой Будда учит, что все вокруг лишь сон, иллюзия, мыльный пузырь, тень. Как роса.