Джордж Капоши - КГБ в ООН Страница 49

Обвинение гласило, что Драммонд пытался получить информацию, касающуюся систем вооружения на кораблях, ремонтных работ на подводных лодках и электронного оборудования.

Далее в обвинении утверждалось, что Драммонд получил только от Сорокина вознаграждение в сумме 6 тысяч долларов, а всего ему было выплачено около 22 тысяч долларов.

Судья Дэвид Н. Эделынтейн, который зачитывал обвинение, назначил дату следующего слушания на очередной вторник. Доставленный в зал суда Драммонд не признал себя виновным. После чего судья Эделынтейн назвал день нового судебного заседания – 10 октября. Но юридические загвоздки и споры в сочетании с перегруженным судебным расписанием вынудили отложить начало процесса до весны.

Наконец 13 мая перед федеральным судьей Эдвардом Вайнфилдом и судом присяжных, в составе которого были только мужчины, предстал обвиняемый. Обвинение осуществлял прокурор США Генри Моргентау-младший, а защиту – Вильям Чэнси-младший. Процесс завершился 22 мая. Около трех часов дня присяжные удалились в совещательную комнату. После перерыва на обед обсуждение возобновилось и длилось вплоть до часа сорока ночи, после чего суд отправился отдохнуть.

Снова присяжные собрались в десять утра – но лишь для того, чтобы сообщить судье Вайнфилду: после восемнадцати часов обсуждение зашло в тупик. Один из членов суда решительно выступает против казни, и нет никаких надежд на то, что он изменит свое мнение.

Не скрывая раздражения, судья Вайнфилд распустил данный состав суда.

– Похоже, – сказал он, – придется начинать все сначала. У меня нет привычки благодарить присяжных за вердикт, а уж сейчас-то я точно не буду этого делать.

Затем он назначил дату нового слушания – 3 июня. Защитник Драммонда попытался уменьшить сумму стотысячного залога.

– Назначенный залог безусловно справедлив, – сказал Вайнфилд.

Драммонд вернулся в тюрьму ждать начала нового слушания.

После того как суд присяжных не смог добиться согласия и был распущен, выяснилось, что его участники проголосовали всего через двадцать минут после того, как удалились в совещательную комнату. Одиннадцать человек были за осуждение на казнь, один выступил против. Споры длились едва ли не сутки. Четырежды присяжные приступали к голосованию, но раскладка голосов оставалась неизменной.

Староста присяжных Гарри Шмидт, статистик из Бронкса, и шесть других членов жюри присяжных назвали несогласного присяжного заседателя. Им оказался Эдвард Л. Уоткинс, клерк из Гарлема, единственный чернокожий в составе суда. Судя по опросу других членов жюри, проблема расовой принадлежности осталась неразрешимой. Арманд Дж. Менрад, повар из Манхэттена, и Гордон Хини Прайс, рекламный менеджер из Оссининга, разделяли общую точку зрения.

Однако Уоткинс отрицал, что на его мнение повлиял цвет кожи ответчика.

– Какого бы цвета он ни был, я бы голосовал точно так же, – заявил он. – Я чувствовал, что он виновен. У меня был выбор: или отправить этого человека на электрический стул, или даровать ему жизнь. Я предпочел выбрать пожизненное заключение, а не смерть от электротока.

Уоткинс сказал, что, если бы суд отверг обвинение в шпионаже, он бы согласился признать Драммонда виновным по второму пункту: участие в заговоре. Обвинение по этому пункту не предполагает обязательной смертной казни, а по обвинению в шпионаже подсудимый может быть казнен. Поскольку суд отверг просьбу Уоткинса отказаться от пункта обвинения, за которым может последовать исключительная мера наказания, он тоже не пошел ему навстречу. По сути дела, если бы Уоткинс проголосовал за оправдание по пункту о шпионаже и отдал бы свой голос за обвинение в заговоре, то Драммонд предстал бы перед судом, который рассматривал бы только его заговорщицкую деятельность.

– Вы должны учесть, – сказал Уоткинс, – что я никогда не был членом суда присяжных. Мне поневоле пришлось участвовать в процессе, где на кон поставлена жизнь человека. Это было для меня потрясением.

Один из членов суда заявил, будто Уоткинс сказал: «На Юге мои соотечественники борются за право на жизнь. ФБР заманило цветного в ловушку». Присяжный сообщил, что Уоткинс не верил ни одному слову показаний тех агентов ФБР, которые были родом из Миссисипи. Уоткинс все отрицал. Другой присяжный предположил, что, будь Драммонд белым, приговор ему был бы вынесен через пять минут.

Как бы там ни было, правительство оказалось перед необходимостью еще одного долгого и дорогостоящего процесса.

Его начало было отложено. Суд состоялся лишь 8 июля в зале здания федерального суда на Фоли-сквер. На этот раз место судьи занимал грузный, усатый Майкл М. Мэрфи, который в свое время был комиссаром нью-йоркской полиции. Защитником Драммонда снова был Чэнси, а вместо Моргентау обвинение представлял его старший помощник Винсент Л. Бродерик.

На этот раз в суде присяжных было десять мужчин и две женщины. И снова, как и раньше, среди всех была одна чернокожая – миссис Паулина Бланчард, сотрудница Государственного агентства по страхованию безработных, которое размещалось в Бронксе на Вашингтон-авеню.

Слушание проходило в атмосфере, весьма далекой от той, что изображена в книгах Яна Флеминга о Джеймсе Бонде. Ни слова не было сказано об опасностях и подвигах, которые каждодневно совершают лихие офицеры разведки.

Старший помощник прокурора Брод ерик зачитал обвинительное заключение, которое скорее напоминало технический отчет, а не страницы из книги о шпионских приключениях, от которых по спине бегут мурашки. Так, был представлен поэтажный план здания администрации ньюпортской военно-морской базы, где Драммонд до ареста проводил рабочие часы. Уточнить схему помогли агенты ФБР Селлек, Доуд и Берендс, которые наблюдали за ответчиком.

Лейтенант Картер, начальник Драммонда, рассказал, в чем заключались рабочие обязанности ответчика: распределять поступающую почту, выполнять различную техническую работу, принимать и регистрировать входящие поступления. Словом, ничего существенного. Это не произвело впечатления на присутствующих в зале суда, которые слышали утверждение правительства, что Драммонд имел практически неограниченный доступ к жизненно важным секретам, имевшим отношение к обороне страны. Но дать окончательную оценку услышанному предстояло суду присяжных, а не зрителям в зале.

Наконец настал черед Драммонда занять свидетельское место и выступить в свою защиту. Адвокат скрупулезно проинструктировал его, как следует освещать свою шпионскую деятельность.

Драммонд рассказал о встрече в Лондоне с незнакомцем, который уплатил ему 700 долларов за пропуск на базу.

– И что же случилось потом? – был задан ему вопрос.

– Я не смог раздобыть пропуска. Тот человек разгневался. Он сказал, что хочет получить от меня обещанное. Затем он представился как полковник Советской Армии. Мы перестали говорить о пропуске. Он дал мне понять, что от меня ждут закрытой информации о делах на флоте, с которой я был знаком. Я ответил ему, что он идиот, что он рехнулся, на что он мне сказал: «Мы думаем, ты это сделаешь».

Драммонд рассказал, что он оказался «в какой-то старомодной английской усадьбе», где подвергался угрозам.

– Они держали меня там несколько часов. Вместе с русским офицером при мне находился мускулистый охранник.

Ответчик заявил, что среди документов, которые он передал в Лондоне Советам, был «список авиационных баз США в Англии и другие секреты НАТО, которые я подделал и отпечатал». Драммонд настаивал, что передал русским не подлинный список, а фальшивку.

– Просто я старался отделаться от них, – сказал он. – Но это не получилось.

Затем Драммонд сообщил, как после шестнадцати лет службы он собирался уйти из флота, надеясь, что в таком случае потеряет интерес для русских. Он также поведал, как русские старались не допустить его женитьбы на французской девушке из опасений, что брак помешает его шпионской деятельности.

Драммонд заверил, что прежде, чем передавать документы русским, он просматривал их, выбирая те, которые не имели реальной ценности.

– Порой я передавал им устаревшие документы, предназначенные к уничтожению, но они ничего не замечали.

Отчаянно пытаясь объяснить некоторые из признаний, которые он сделал ФБР сразу же после ареста, Драммонд рассказал под присягой, как ему неожиданно в голову пришла мысль, которая, если бы осуществилась, помогла бы ему отделаться от русских.

– Я попросил у них шесть тысяч долларов. Я решил, что они выставят меня за дверь, скажут, что я сошел с ума. Меня удивило, что они вообще меня выслушали.

Еще больше он удивился, получив деньги. На них, признался Драммонд, он и купил бар в Нью-порте.

Было и еще одно любопытное свидетельство, которое Драммонд привел в свою защиту:

– Перед последней встречей с русскими у забегаловки в Ларчмонте я купил оружие – револьвер 22-го калибра. Я решил убить моего контактера, Майка номер три (Прохорова).