Кармен Майкл - Танго в стране карнавала Страница 49

Карина играла по правилам, но это одинокий бастион в мире, где даже владельцы дешевых молодежных гостиниц клевещут на других, чтобы обойти их и быть упомянутыми в путеводителях, и постоянно вставляют друг другу палки в колеса. Все средства хороши, кроме одного: честной работы и улучшения качества своих услуг — такое считается просто глупостью.

Все это мне поведал торговец пиратской продукцией на Руа Уругвайна, у которого я искала последний диск Сеу Хорхе.[70] Крупный высокий дядька по имени Дуду, он рассказал, что зарабатывает продажей пиратских копий не меньше тысячи реалов в месяц (для сравнения: средний уровень зарплаты в Рио 350 реалов) и в общем-то занимается этим в одиночку. Если захочет свернуть дело, никто, кроме него, от этого не пострадает.

— Почему же тогда все так не поступают? Что нужно, чтобы добиться успеха в пиратском бизнесе? — заинтересовалась я, но нас прервал звук свистка.

Обернувшись, я увидела пробивающихся к нам сквозь толпу гражданских полицейских в форме цвета хаки. Они проворно оцепляли и захватывали стойки с выставленными компакт-дисками и орали на неудачливых продавцов, не успевших улизнуть. Когда я снова повернулась к Дуду, он уже исчез — я только издали разглядела его мускулистую фигуру на булыжной мостовой, возле церкви Богоматери Росарио и Святого Бенедикта. Он стоял у входа, занавешенного красными бархатными портьерами, прислонясь к фризу в стиле барокко. Поймав на себе мой взгляд, он прокричал ответ на мой вопрос:

— Нужно уметь быстро бегать, девочка, вот и всё! — Он весело рассмеялся, откинув голову, так что крупные белоснежные зубы блеснули на солнце, а потом растворился в воздухе.

Система, возможно, срабатывает для сильных, брутальных или богатых, но если у вас всё наоборот, то ваш сын хорошую должность не получит, ее перехватит более слабый, но блатной кандидат, продажный политик никогда не попадет под суд, а случаи полицейского произвола не попадают в новости — и тем более в суды.

Как-то, участвуя в одной из самых драматичных революционных акций Кьяры, я познакомилась с инициативной группой матерей, чьи дети были убиты полицейскими. Большинство всё еще дожидались суда, но мало кто питал надежду на то, что правосудие свершится. Изначально встреча планировалась как открытая дискуссия между жителями фавел и полицией на тему о применении caverião, или «черепа», — черного, танкоподобного автомобиля, на которых силы ВОРЕ пытались в последнее время прорываться в фавелы. Марселу Фрейжу бразильский политик, а тогда активист-правозащитник из НГО «Жюстиса Глобал», хотел поднять на форуме разговор о том, что «черепа» — не что иное, как наступательное боевое средство, которое может применяться во время военных действий, но которому не место там, где живет гражданское население.

Секретарь Комитета безопасности Рио-де-Жанейро — глава политического крыла, ответственного за военную полицию города, — вообще не явился. Зато он прислал вместо себя двадцать пять, или даже больше, вооруженных молодчиков. На некоторых красовались черные береты ВОРЕ с эмблемой в виде черепа и скрещенных костей. Один из них «как бы невзначай» уронил у нас перед носом патронташ. Пули рассыпались по полу аудитории Государственного университета Рио-де-Жанейро, как бы напоминая матерям, если вдруг забыли, по какой изначальной причине они здесь собрались.

Марселу, изо всех сил старавшийся не позволить дебатам отклониться от темы «черепов» и удержать эмоции разволновавшихся по вполне понятным причинам матерей, предложил в знак протеста удалиться со встречи, мирно, но твердо выразив таким образом возмущение неявкой секретаря Комитета безопасности.

В последний момент, когда группа матерей с самодельными плакатиками (газетные вырезки и фотографии их детей) вереницей проходила мимо полицейских, одна женщина не выдержала и бросилась на них. Другие матери пытались ее удержать, а она рвалась из их рук с искаженным яростью лицом:

— Моего сына ограбили. Он пришел к вам, чтобы сообщить об этом, он искал помощи, а вы убили его! — Она изо всех сил пыталась не расплакаться, но бесполезно. Слезы лились по щекам, зрачки были расширены от ужаса.

Женщины столпились вокруг нее.

— Я ищу… я ищу правосудия… — Она в отчаянии осматривалась, словно не в силах поверить, что все это правда происходит. — Как же вы можете… как они могли прийти и сидеть здесь?..

Марселу с тяжелым вздохом покачал головой со смешанным выражением сочувствия и безысходности. Полицейские, неловко топчась, посматривали на главнокомандующего военной полиции, а тот, в свою очередь, взирал на женщину с покровительственной ласковой улыбкой.

— Вот что… месяцев через шесть состоится bate-papo («вопросы и ответы» — интернет-конференция)… Почему бы вам не обратиться туда, не задать свои вопросы…

Оказалось, в bate-papo она уже один раз участвовала. Три года назад. Ее сын был студентом. Его ограбили, и он отправился в участок сообщить о преступлении, не подозревая, что сами полицейские, к которым он обратился, состоят в сговоре с грабителями. Когда мы с ней познакомились, она все еще дожидалась суда.

Все задавались вопросом: где же все это время были активисты студенческого общества госуниверситетов? — должно быть, напивались в барах Леблона да жаловались на высокую плату за обучение. И то сказать, борцам за права студентов было чем заняться: как раз приближался сезон, когда они, разодевшись в карнавальные костюмы, клянчат на улицах деньги на проведение ежегодной недели студенческих празднеств. В это время они отбивают хлеб у беспризорных нищих детей, но не будьте же вы занудами, кого волнуют такие мелочи, черт побери!

В связи с этим напрашивается вопрос — обращенный скорее к специалистам по экономике развития, чем к рядовым бразильцам. Возможна ли вообще Бразилия без коррупции? Ведь Бразилия — демократическая страна, не так ли? Разумеется, она нуждается в определенных преобразованиях и модернизации — для начала хорошо бы подумать о повышении размера минимальной заработной платы и кое-каких земельных реформах, — но в общем и целом законодательная база-то ведь разработана. По меньшей мере половина проблемы состоит в том, что никто в стране не обращает на законы ни малейшего внимания, и неважно, в чем причина — в некомпетентности политиков, в бессилии властей или в том, что все бразильцы анархисты «по своей природной сути». Как бы то ни было, коррупция заполняет вакуум. Мздоимство, подкуп и вымогательство, кумовство и протекционизм, хищения, ценовые сговоры, искусственное вздувание цен… Читаешь местную газету, и кажется, будто попал в комикс про Дика Трейси.[71]

Существует точка зрения, пропагандируемая некоторыми комментаторами, как, например, Роберта да Матта, согласно которой модель западной буржуазной демократии не годится для Бразилии и никогда не будет здесь работать. В первую очередь потому, что она требует искренней веры в принципы равенства и права личности. По словам экс-президента Фернанду Энрике Кардозу: «Рассуждать о концентрации доходов просто не имеет смысла. Дело обстоит так в течение пятисот лет».

Феодальный подход к распределению земель в Бразилии восходит к 1500-м годам, когда король Португалии Жуан III разделил страну на двенадцать равных частей и роздал своим придворным фаворитам. Несправедливая и неравноправная система землевладения только усложнилась с возникновением массового рабства — неотъемлемой части португальского влияния в Латинской Америке. Ни для кого не секрет, что к 1850 году в городе Рио-де-Жанейро жило около 80 тысяч невольников — примерно 40 процентов населения. Это почти втрое больше, чем количество рабов в североамериканских городах сравнимого размера, например в Новом Орлеане. (При том, что в работорговле принято обвинять Соединенные Штаты, приток африканских невольников в Бразилию был самым большим. За все время сюда было вывезено более четырех миллионов африканцев, а в Северную Америку — около 700 тысяч.) Приблизительно две трети всех пахотных земель Бразилии сейчас сосредоточены в руках трех процентов населения, но громадные земельные массивы представляют собой необработанную целину, а по обочинам дорог выстраиваются армии безработных сельскохозяйственных рабочих. Капиталистическая демократия в применении к этой иерархической, почти феодальной системе выглядела бы так же нелепо, как страстное танго в исполнении жирного американского туриста. Или как выглядит сари на расплывшейся белокожей англичанке. Или… хм, как самба, когда ее танцую я.

На самом деле попытки внедрения демократии в Бразилии за последние двадцать лет позволили-таки кое-чего достичь в направлении переадресации социальных неравенств. Власти обеспечили беднейшим семьям самый минимальный уровень достатка (и отправили детей бедняков учиться в школе); провели по дешевке поверхностную, на уровне косметического ремонта, модернизацию отдельных фавел в Рио; упорно закрывают глаза на массовое вторжение в города безземельных крестьян (которое, в свою очередь, привело к возникновению в стране 300 тысяч семей, не имеющих крова над головой); проводя политику равных возможностей, ввели в университетах соответствующие квоты — все это, безусловно, гигантские шаги в правильном направлении, с ощутимым эффектом. Индекс социального неравенства (соотношение доходов десяти процентов беднейших и десяти процентов самых богатых) опустился с 65 в 1998 году до 57 в 2006-м — правда, после этого еще большее число бразильцев оказалось за чертой бедности. И невзирая на создаваемый средствами массовой информации образ страны, уровень преступности в ней тоже снизился — по штату Рио-де-Жанейро он упал почти на 30 процентов — неважно, что число мелких преступлений и правонарушений типа угона автомобилей за тот же период выросло на 60 процентов, а число уличных ограблений почти удвоилось.