Людмила Шапошникова - Австралоиды живут в Индии Страница 5

Боги и духи были везде: в священном дереве «маргоса» и в акации. Поэтому вокруг этих деревьев янади сооружали каменные платформы. Они были в камнях, в глиняных горшках, в деревянном идоле на острове Срихарикхота, в куске глины, они прятались в фигурках, нарисованных на скалах. Поэтому все это было достойно поклонения. Даже горшок с водой.

И боги не оставались в долгу. Они защищали янади от напастей и болезней, приносили удачу в охоте, вступали в единоборство со злыми духами, гнали косяки рыб в сети, обсыпали кусты сладкими ягодами, вели в места, где были дикий мед и съедобные коренья. Короче говоря, боги старались вовсю, и особенно богини. Могущество последних удачно сочеталось с их трудолюбием. И поэтому матери-богини занимали самое почетное место в своеобразном пантеоне янади.

Самое популярное божество Ченчудевуду. Но единого мнения в отношении пола Ченчудевуду не существовало. Старики утверждали, что это богиня. Молодые считали, что это бог. Но так или иначе, Ченчудевуду всегда заботился (или заботилась) о благосостоянии янади, о росте их семейств и о мире под их пальмовыми крышами. Божеству приносили желтые цветы «могили» и клали в его честь камень на крыши хижин. Камень был на каждой хижине, и живущие в ней считали Ченчудевуду своим домашним покровителем. Ченчудевуду помогали богини местного родового значения. Их звали по-разному, но к имени каждой из них добавлялось слово «амма» — «мать». Полерамма, Анкамма, Кункаламма, Элламма. У богинь-матерей были самые разнообразные функции. Они спасали янади от оспы и холеры, сторожили границы их деревень, заботились о прибавлении семейства, охраняли их в трудном и длинном пути кочевий. И даже удачей в охоте ведала богиня. Звали ее Гарала Майсамма. Это она незримо присутствовала на воинственных охотничьих танцах, шла вместе с янади по запутанным тропинкам джунглей, придавала силу и твердость их рукам, пускающим стрелы и бросающим бумеранги. Каждая богиня удостаивалась своего камня — его украшали цветами, и перед ним клали могущественным незримым матерям жертвы.

Богини не были вегетарианками, они с удовольствием потребляли мясо, и поэтому в честь их у камней резали петухов, коз, а иногда и буйволов. Человеческая кровь у этих камней не проливалась. Ибо богини были молоды и наивны. Они не подозревали, что земля, если ее полить человеческой кровью, может дать урожай риса или ячменя. Богини янади знали, как охотиться, как собирать то, что растет в джунглях. Среди них не было Великой матери, которая учила другие племена обрабатывать землю, сеять на ней и которую надо было задабривать человеческими жертвоприношениями. Племя и его богини так и не дошли до ступени земледелия.

Янади почитали не только богинь и богов, духов и демонов. Многие их роды непостижимым образом оказались связанными с животными и носили их названия. У янади были роды Козы, Медведя, Водяной ящерицы, Мухи, Попугая, Тигра и, наконец, Змеи. Со змеями у них возникли сложные отношения. Змею чтил не только род Змеи. Ей поклонялись и представители других родов. Змеи особых чудес не совершали, они только шипели и кусались. Янади знали траву, которая излечивала от змеиных укусов, но трава не всегда помогала. Молитвы и заклинания, по мнению янади, были эффективнее. И поэтому женщины племени раз в год на четвертый день после новой луны приносили молоко к норам кобр. Кобры были самыми главными змеями. Женщины просили их не трогать янади. Кобры пили молоко, но время от времени тем не менее нарушали договор. И янади стали ловить змей.

Они шли в джунгли с палками, расщепленными на конце, выслеживали змею и прижимали ее ядовитую голову рогаткой. Затем ловко подхватывали ее за хвост и сажали в корзинку. Боги-змеи недовольно шуршали в корзинках. А потом стали плясать под звуки флейт. Проданные в рабство своими почитателями змеи продолжили сохранять для последних свой божественный статус. Во время охотничьего танца, изображавшего ловлю змей, янади пели:

Иди ловить змею,О, заклинатель змей.Держи стоящую змею.Надейся на звук своей флейты,Приходи, приходи с большой змеей в корзинеИ с маленькой змеей в своих кудрях.

Янади почитали и обезьян. Они их не трогали — не убивали и не ели, как другие племена. Они оставляли обезьянам еду в джунглях и считали священными места их сборищ.

Многие века складывались у янади представления о себе, о земле, о богах, о мире, который их окружал. Но время шло, и многое менялось. Незаметно для себя янади стали поклоняться чужим богам: Субрамания, Нарасимхе, Венкатесваре. Сарасвати, Парвати и Лакшми — богини индусского пантеона заменили родовых богинь с приставкой «амма» — «мать». Женщины-янади, собираясь по вечерам вокруг лампы-светильника, хором стали петь:

Мать, наша мать Махалакшми,Ты всем нам мать.

Родовые богини обиделись и одна за другой стали отворачиваться от янади. Они не могли простить такого предательства. Они не знали, что янади вкладывали в молитву новой богине тот же смысл, который присутствовал в молитвах родовым «амма».

Большие богини были вегетарианками и вполне довольствовались цветами и кокосовыми орехами. Эти чужие богини стояли в больших каменных храмах. На них были одежды и украшения, сверкающие драгоценными камнями. В честь их устраивались многолюдные и пышные праздничные процессии. Им прислуживали жрецы, которые произносили заклинания и молитвы на непонятном янади языке. И оттого, что в больших храмах, где обитали большие боги, все было непонятно, росло ощущение могущества и неизбежности этих богов. Свои боги казались бедными и слабыми, а свои жрецы — несведущими и жалкими. Так постепенно рушился традиционный мир собственных представлений янади.

Внешний мир тоже менялся и разрушался. Джунгли были вырублены, горы отодвинулись вдаль, потоки пересохли. А янади оказались в пыльных придорожных деревнях и в колониях хариджан-париев. Там они забыли сказания о своих богах, легенды о своих предках, потеряли своих жрецов. Их слабеющая память удержала только смутные воспоминания и образы прошлого. Большие боги и жрецы-брамины обманули янади блеском драгоценных украшений и толстыми книгами священных гимнов. Индусские боги не снизошли к молитвам и просьбам париев. И теперь как знак надежды отчаявшихся еще можно увидеть камень Ченчудевуду на пальмовой хижине или глиняный конус Полерамма под навесом. Но что теперь они могут сделать? Чем могут помочь? И боги и люди не в силах остановить неотвратимость свершающегося…

6

Христианин

Он остановился передо мной и стал потирать одну ступню о другую. По этому характерному жесту я поняла, что человек находится в состоянии смущения и робости. Я сидела на поваленном дереве у самой крайней хижины неллурской колонии хариджан. А человек стоял передо мной молча, и только сопение выдавало усиленную работу его мысли. Я тоже молчала и разглядывала пришедшего. Ему было лет двадцать пять, не больше. Его набедренная повязка была грязна и носила следы неумелой штопки. На плечах каким-то чудом держалось нечто когда-то бывшее, очевидно, рубашкой, от которой теперь осталось несколько причудливо соединенных между собой лоскутов. Густые вьющиеся волосы падали ему на лоб и почти скрывали глаза. А за ухом неожиданно и кокетливо, смягчая весь «разбойный» облик его владельца, торчал желтый цветок «могили». Время от времени парень безгласно шевелил толстыми губами, как будто хотел что-то сказать, но не решался. Первой потеряла терпение я и кашлянула.

― Кхм, ― повторил парень и снова замолчал.

Конечно, так могло продолжаться до бесконечности, ибо передо мной стоял янади, который не заговорит первым.

― Как тебя зовут? — спросила я.

Стоявший вздрогнул от неожиданности и как-то сразу вышел из задумчивости.

― Голакондаполайя, — чуть хрипловато сказал он. Затем набрал воздуха и выпалил: — А я из твоего племени!

От удивления я чуть было не сказала «здравствуйте» по-русски. Но вовремя удержалась и правильно сделала. А Голакондаполайя, не переводя дыхания, путаясь и сбиваясь, продолжал:

― Да, да! Из твоего племени. Потому что я христианин, а все белые ― христиане, и я теперь принадлежу к твоему племени, хоть я и не белый.

― Подожди, подожди, ― перебила я его. — Я не возражаю, чтобы ты принадлежал к моему племени. Мне даже приятно, что в моем племени будет хоть один янади. Но кто тебе сказал, что все белые ― христиане?

― Отец.

― Какой отец? Твой что ли?

― Не мой. Отец, который живет в каменном доме вместе с богом и носит длинное белое платье. А на доме вот такой крест. И Голакондаполайя извлек из-под лохмотьев бывшей рубашки засаленный шнурок, на котором болтался простой железный крестик.