Гленн Гринвальд - Негде спрятаться. Эдвард Сноуден и зоркий глаз Дядюшки Сэма Страница 5

В какой-то момент у меня возникло подозрение, что вмешалась некая правительственная организация – американская, бразильская или другая, – которая что-то знала, но все-таки мне хотелось думать о более вероятной причине, что это просто случайная бюрократическая проволочка.

Лора отказывалась обсуждать что-либо по телефону или электронной почте, поэтому я не знал о содержимом бандероли.

Наконец, спустя десять дней после отправки я получил бандероль. Я открыл ее и обнаружил две флешки и распечатанную инструкцию по использованию различных компьютерных программ с максимальной защитой, а также множество кодовых фраз для доступа к закодированным аккаунтам электронной почты и другие программы, о которых я и понятия не имел.

Я не понимал, что все это значит. До настоящего момента я и не слышал о существовании этих специальных программ, хотя знал о кодовых фразах, главным образом о длинных паролях, содержащих произвольно организованные последовательности букв из разных регистров, с особой пунктуацией, которые трудно взломать. Поскольку Пойтрас отказывалась говорить по телефону или электронной почте, я был в растерянности: у меня имелось то, чего я ждал, но я не представлял, куда меня все это приведет.

Я решил все выяснить, и выяснить из лучших источников.

На следующий день после доставки бандероли, это было в двадцатых числах мая, Лора сказала, что нам нужно срочно поговорить, но только с помощью криптографического протокола OTR. Я им уже пользовался ранее, у меня была установлена эта программа, имелся личный аккаунт, поэтому мне оставалось только добавить имя Лоры к «списку друзей». Она тут же откликнулась.

Я спросил ее, предоставлен ли мне доступ к секретным документам. Она ответила, что их мне передаст сам источник, а не она. Затем Лора ошеломила меня известием, что нам, возможно, придется отправиться в Гонконг для встречи с источником. Я был в изумлении. Что может делать в Гонконге человек, имеющий доступ к самым секретным документам правительства США? Я предполагал, что наш аноним находится где-то в Мэриленде или северной Вирджинии. Какое отношение ко всему имеет Гонконг? Конечно, мне очень хотелось поехать туда, но мне нужно было узнать больше – зачем, собственно, я туда еду. Однако нежелание Лоры открыто это обсуждать вынудило нас отложить разговор.

Она спросила меня, готов ли я отправиться в Гонконг через несколько дней. Я хотел удостовериться, что поездка будет иметь смысл, поэтому задал вопрос: «Есть ли у тебя подтверждение, что источник – реальное лицо?» Лора ответила: «Конечно, иначе зачем бы я предложила тебе ехать в Гонконг». Я сделал вывод, что она получила какие-то серьезные документы от нашего информанта.

Пойтрас также сообщила о новой проблеме. Источник был обеспокоен тем, как далеко зашли дела, в частности в связи с новым поворотом событий из-за того, что в деле могла оказаться задействованной газета Washington Post. Лора сказала, что мне необходимо поговорить с источником напрямую и успокоить его.

В течение часа я получил письмо от него самого.

Сообщение было от [email protected] Verax по латыни означает «говорящий правду». Тема письма была такой: «Нужно поговорить». В нем сообщалось: «Я работаю над одним большим проектом вместе с нашим общим другом», – так он давал мне понять, что это был именно он, анонимный источник, имеющий контакты с Лорой.

«Недавно вам пришлось отклонить идею небольшой поездки для встречи со мной. Вам нужно включиться в это дело. Есть ли возможность встретиться и поговорить без предупреждения? Я понимаю, что средств обеспечения безопасности коммуникации у вас немного, но я обойдусь тем, что у вас есть». Он предложил переговорить через OTR и дал имя пользователя.

Я не совсем понимал, что он имеет в виду под фразой «отклонить небольшую поездку», – я просто выразил недоумение, почему он был в Гонконге, но ехать не отказывался. Я отнес это к недопониманию и тут же ответил: «Я сделаю все возможное, чтобы включиться в дело» – и предложил немедленно переговорить через OTR. Я внес его имя и стал ждать.

Через пятнадцать минут мой компьютер издал сигнал, похожий на звон колокола; это означало, что информант вышел на связь. Немного нервничая, я навел курсор на его имя и напечатал: «Привет!». Он ответил, и я начал разговаривать напрямую с тем, кто, как я в тот момент полагал, обнародовал ряд секретных документов о программах США в области наблюдения за гражданами и хотел предать гласности новые документы.

Взяв с места в карьер, я сразу же заявил, что полностью готов заняться его историей. «Я готов сделать все, что нужно, чтобы опубликовать ваши сведения». Источник, чье имя, место работы, возраст и прочее мне все еще были неизвестны, спросил, приеду ли я в Гонконг для встречи с ним. Я не стал интересоваться, почему он был в Гонконге; мне не хотелось, чтобы у него сложилось впечатление, что я выуживаю информацию.

Я решил с самого начала позволить ему взять бразды правления в свои руки. Если он захочет рассказать мне, почему он находится в Гонконге, то расскажет. И если он захочет рассказать, какие документы собирается передать мне, то тоже расскажет. Такая пассивная позиция была для меня непростым делом. Как бывший адвокат, а ныне журналист, я привык давить на человека, чтобы получить ответ, а мне хотелось спросить его о сотне вещей.

Но я подумал, что он находится в непростом положении. Так или иначе, было понятно, что этот человек решил совершить то, что правительство США считает очень серьезным преступлением. Из того, что его крайне волновал вопрос безопасности нашего общения, было ясно, что секретность имела чрезвычайное значение. Я убеждал себя, что поскольку об этом человеке, о его образе мыслей, о его мотивах и опасениях известно так мало, то сдержанность и осторожность с моей стороны необходимы. Мне не хотелось его вспугнуть, поэтому я мирился с тем, что в этом случае информацию давали мне, а не я ее вытягивал из собеседника.

«Конечно, я приеду в Гонконг», – сказал я, все еще не понимая, почему он находится там, а не в другом месте и почему он хочет, чтобы я приехал к нему туда.

В тот день мы проговорили с ним два часа. В первую очередь его беспокоило происходящее с некоторыми документами АНБ, которые с его согласия Пойтрас обсуждала с репортером Washington Post Бартоном Геллманом. Материалы касались одной особой истории о программе, называемой PRISM. Эта программа позволяла АНБ получать доступ к частным сообщениям, проходящим через крупнейшие интернет-ресурсы, включая Facebook, Google, Yahoo! и Skype.

Вместо того чтобы быстро напечатать информацию, газета собрала для ее обсуждения большую группу юристов, которые начали предъявлять свои требования и угрожать. Для источника это было сигналом: Washington Post вместо того, чтобы непосредственно воспользоваться подобной исключительной для журналистов возможностью, откровенно струсил. Информант также переживал из-за того, что эти дискуссии в прессе могут повредить его личной безопасности.

«Мне не нравится то, как это развивается, – сказал он мне. – Я хотел, чтобы кто-то другой напечатал эту историю о PRISM, а вы смогли бы заняться более крупными архивами, в особенности теми, которые имеют отношение к массовому шпионажу внутри страны, но теперь я хочу, чтобы именно вы написали об этом. Я читал многие ваши публикации, и я знаю, что вы будете действовать наступательно и бесстрашно».

«Я готов и горю желанием, – ответил я ему. – Давайте решим, что мне нужно сделать».

«Первое служебное задание – добраться до Гонконга», – сказал мой собеседник. Он возвращался к этому вопросу снова и снова: немедленно приезжайте в Гонконг.

Другой важной темой, которую мы обсудили во время той первой беседы, была его цель. Из его электронных писем, адресованных Лоре, я знал, что он счел себя обязанным рассказать всему миру о массовой слежке, которую тайно организовало американское правительство. Но чего он добивался?

«Я хочу организовать всемирное обсуждение таких вопросов, как личная свобода граждан, свобода пользования Интернетом и опасность массового шпионажа за гражданами со стороны государства, – сообщил он. – Я не боюсь того, что со мной может произойти. Я смирился с тем, что моя жизнь может закончиться после того, что я сделаю. Но я знаю, что поступаю правильно».

Затем он сказал нечто удивительное: «Я хочу быть тем человеком, который стоит за этими разоблачениями. Я полагаю, что обязан объяснить, почему я это делаю и чего надеюсь достичь». Он сказал, что написал документ, который хочет разместить в Интернете, когда раскроет себя и объявит о себе как об источнике информации. Это будет манифест против информационного пиратства, осуждающий слежку за гражданами, адресованный для подписи всем людям мира с целью показать, что весь мир выступает в защиту личной свободы граждан.

Несмотря на то что он явно подставлял себя под удар – за это ему могло грозить длительное тюремное заключение, если не большее, – мой собеседник снова и снова повторял, что он «смирился» с такими последствиями. «Я боюсь только одного, что люди увидят эти документы и отмахнутся от них: “Мы предполагали, что такое происходит, но нам нет до этого дела”. Единственное, что меня тревожит, – это то, что я рискую своей жизнью неизвестно ради чего».