Александр Терещенко - Быт русского народа. Часть 2. Свадьбы Страница 5

Древние писатели хвалят целомудрие южных славянок. Не одни жены, но и мужья строго соблюдали супружескую верность. Мужья, требуя доказательств девственной непорочности, оставались ей всегда верными. Славянки не переживали мужей, и добровольно сжигались с ними на костре. Вдова живая бесчестила семейство. Но при всем этом жены находились в рабстве: они не смели ни в чем противоречить мужу, ни жаловаться, и думали, что супруга должна служить мужу и на том свете.

Прелюбодеяние наказывалось жестоко. У польских славян отдавали виновному на выбор: сделаться евнухом или умереть[18]. По уставу о церковных судах, который несправедливо приписан в. к. Ярославу, половины XI века, но вероятно сочиненный в XIV веке, предоставлено епископам исключительное право судить: оскорбление невинности и уголовные дела, и за всякое преступление определена денежная плат[19].

Около того же самого времени вошли в обыкновение письменные свидетельства, которые давались духовными на совершение бракосочетания и назывались венечными памятями. Собираемые за них деньги обращались в епископский доход. Петр I повелел (указ. 1709 г. янв. 25.), обратить этот сбор на больницы.

Игры между селениями заменяли свадебные обряды. Откуда же произошло название свадьбы? Толкуют различно. Иные думают, что свадьба, сходствующая с латинским словом свода (Svada), богиня веселий у римлян, обратилась в значение нашей свадьбы[20]; другие производят от глагола сводить, соединять, основываясь на том, что брак есть 'соединение двух лиц; другие производят от святости, утверждаясь на том, что славяне свито чтили брак; другие от свата — свидетеля свадебного сговора; но свадьба произошла от древнего слова свататься, означавшего прежде сговариваться, соглашаться[21]. В подтверждение последнего мы видели примеры между некоторыми славянскими племенами в том, что жених уводил девицу и с нею совещашесь — следовательно, брак тогда означал сговаривание и согласие. Выражение же «играть свадьбу» произошло от употребления игр и забав во время свадебного веселия.

В одной нашей летописи употреблено слово каша вместе свадьбы. Когда Александр Невский женился (в 1239 г.) в городе Торопце, то он праздновал здесь кашу, потом по возвращении в Новгород другую — т. е. давал здесь свадебный стол[22]. В некоторых местах Малороссии хранился еще обычай, что молодой после первой ночи разбивал палкой на дворе горшок каши, а дружко добивал его. Это означало торжество супруга над невинностью молодой. Будучи в Германии, я видел, что свахи били горшки или склянки на дороге не только пред окнами молодых, но ходя по улицам — знаменуя сим, что завтра или через несколько дней будет свадьба и веселье молодого.

Радость также выражала у нас свадебное веселье и свадьбу — и это значение было самое древнее; оно встречается в XII веке. Как ныне, так и прежде, радость сопровождалась песнями.

Отшельник Иаков, современник Нестора, жаловался митрополиту Иоанну, что свадьбы между простым народом совершаются без благословения и что только венчаются одни бояре и князья. Митрополит Иоанн, наименованный современниками пророком Христа (жив. в конце XI века), осуждал тогдашнее обыкновение великих князей, выдававших дочерей за государей латинской веры; налагал эпитимию на тех, которые вступали в брак с правнучатами или женились без венчания; отлучал от Церкви священников, благословивших союз мужа с третьего женою, и установил духовное покаяние для преступников благонравия и целомудрия. Из послания в. к. Владимира Мономаха к князю Олегу (в XII в.) видно, что свадьбы сопровождались песнями.

Митрополит Фотий, живший в XV веке, наказывал трехлетнею эпитимьею мужа и жену, вступивших в брак без благословения церковного, и потом дозволял сочетаться им церковным обрядом; велел венчать после обедни, но не в полдень, а вечером и в полночь. Позволял третий брак молодым людям, не имевшим детей, и с условием не ходить в церковь пять лет и не давать в течение этого времени причастия; пившим до обеда воспрещал давать хлеба Св. Богородицы и преследовал лихих баб с узлами ворожбою, приговорами и зельем[23]. Из «Стоглава» видно (гл. 15), что в половине XVI века во время свадебного веселия играли глумотворцы, органники, смехотворцы, гусельники и пели бесовские песни. Когда ехали венчаться, тогда священник ожидал их со крестом, и пред ним скакали со всеми бесовскими играми. Не мудрено после этого, что свадебные забавы именовались духовенством бесовскими. Даже невинные увеселения: хороводы и рождественские забавы, сопровождаемые гаданием, переряживанием, колядованием и проч., именовались ими же сатанинскими и чревобеснованием.

Священникам и причетникам запрещалось по церковным правилам участвовать на брачных играх.

Многие обыкновения, употребляемые поныне в простонародии с некоторыми изменениями, принадлежат глубокой древности. По истории нашей известно, что княжеских невест привозили в великокняжеские палаты и потом совершали обручение в храме. Однако иногда женихи ездили для сговора к невестам и давали записи, по коим назначали день сочетанию и самому обряду; определяли платеж за неустойку, соразмерно с приданым невесты. Если за нею было 1000 руб., то за неустойку платилось столько же. Это обыкновение господствовало долгое время между боярами и князьями. Иногда женихи делали сговор, не видя невесты, отчего происходили несогласия с обеих сторон; потому что приводили к венцу не тех невест, за коих сватались. Сей обычай и записи продолжались до времен Петра I, который указом 1701 года постановил, что если бы жениху не понравилась невеста или она была бы не та, за которую он сватался, то, хотя бы она была в церкви, он может отказаться от нее. Родители же не должны принуждать ни детей, ни слуг своих к бракосочетанию без собственного их согласия.

Родители, опекуны и помещики обязаны были присягою или подтвердить письмом, под страхом суда Божьего, что они не принуждают ко вступлению в брак (указ. 1724 г. января 5). Но это постановление не ограничивало родительского влияния на участь детей, и детям не давалось права поступать без советов, согласия и благословения их. Дети всегда должны помнить: благословение бо отчее утверждает домы чад, клятва же материя искореняет до основания[24]. Проклят бесчестяй отца своего, или матерь свою; и рекут вси людие: буди![25].

Невеста в знак всегдашней покорности обязана была в первую ночь снять сапог с ноги мужа. Жених клал в правый сапог деньги, а в левый плеть. Когда невеста бралась прежде за левую ногу, тогда жених, вынув плеть, бил ее; когда за правую, тогда отдавал ей деньги. В. к. Владимир, плененный красотою Рогнеды, дочери полоцкого князя Рогвольда, которая была сговорена за в. к. Ярополка, требовал через послов ее руки (980 г.); но она отвечала ему: не хочу изути робичича (не хочу разуть сына рабыни), потому что мать Владимира была ключницею в. к. Ольги[26]. Дядя его, Добрыня, понося надменность Рогнеды, присоветовал ему взять ее силою и жениться.

Барон Герберштейн и Олеарий упоминают в своих путешественных записках, что в бытность их в Москве[27] совершался обычай разувания при княжеских и боярских браках. После брачного стола вводили невесту в почивальню, где она ожидала своего жениха, в спальном платье. Жених садился на кровать, держа в руке плеть. Невеста подходила к нему и снимала с ноги его сапог. Он бил ее три раза по плечам и спине для напоминания, что она, сделавшись его женою, должна повиноваться своему мужу. Повиновение жен продолжалось у нас до введения чужеземного воспитания. В. к. Владимир Мономах (скончав. в 1125 г.) в духовном завещании к своим детям говорит между прочим: жену свою любите, но не давайте ей над собою власти. Английский посланник Флетчер, бывший в Москве в конце XVI в., говорит, что в числе подарков, которые жених посылал невесте с ящиком и в коем находились иголки, нитки, шелковые и льняные материи, ножницы, винные ягоды, изюм и другие вещи, занимала первое место плетка.

Избрание жениха и невесты зависело от воли родителей. Это обыкновение заимствовано от татар. Однако ни жених, ни невеста не могли видеть друг друга до сговора, что соблюдалось не только между простым сословием, но и между государями. Когда посол римского императора Фридриха III, отправленный к в. к. Иоанну III (в 1498 г.) для испрошения в супружество одной из его дочерей за своего родственника, прибыл в Москву и объявил причину своего прибытия, тогда он просил, чтобы ему позволили видеть одну из каких-нибудь княжен. Ему отвечали, что великий князь не дозволит видеть своих дочерей прежде совершения сватовства; что это было бы противно издавна принятому обычаю, чего князь не намерен нарушать.