Вячеслав Мазуренко - Атомная субмарина К-27. Жидкий металл Страница 5

Второй поход свершился уже под командованием капитана 2 ранга П. Ф. Леонова. Старшим на борту корабля был капитан 1 ранга Герой Советского Союза А. П. Михайловский. Чтобы читатель проникся тем духом, условиями в которых экипаж совершал свой второй поход, привожу выдержку из дневника А. П. Михайловского, опубликованного им в своей книге «Вертикальное всплытие». К сожалению, ныне адмирал в отставке, проявил крайнюю тенденциозность и отразил только негативные стороны похода, забыв в этих записях рассказать о том, что экипажем и лично его командиром были выполнены ряд задач на пределе человеческих возможностей. Ни одного теплого слова.

Наверное, события 24 мая на атомной лодке и роль командира, П. Ф. Леонова в этих событиях заставили уважаемого адмирала «забыть» об успехах экипажа во втором походе и отразить только негативные стороны.

В одном из разговоров с офицером-подводником, который был участником этого похода, ныне — заслуженного контр-адмирала, бывшего командира атомного ракетоносца, на эту тему прозвучала фраза, с которой согласились все, с кем я поделился этой информацией: «Если бы не было аварии на К-27 24 мая 1968 г., и атомоход под командованием П. Ф. Леонова успешно совершил планировавшийся свой третий автономный поход, думаю, не было бы и этих дневниковых записей А. П. Михайловского». У нас умели и умеют добивать и унижать проигравших. Сначала это делала «система» в лице высокопоставленных чиновников ВМФ, а потом те, кого они воспитали и «вскормили». Итак, воспоминания адмирала А. П. Михайловского о втором походе К-27 в Средиземное море:

«Через неделю возникла первая неисправность: поломался золотник-переключатель кормовых горизонтальных рулей. Но это невеликая беда. Перешли на резервное управление от судовой системы гидравлики, стали менять золотник. Работа муторная, но справились довольно уверенно.

Я лежал на узком диванчике своей каюты и читал. Мерно жужжал вентилятор системы кондиционирования воздуха. В отсеке тихо, спокойно.

Вдруг слышу странное шипение и бульканье. Такое впечатление, как будто где-то в отсеке открыли забортный клапан, и вода сильной струёй бьет в палубу. Слышу несколько возбужденных голосов за переборкой и беготню.

Встаю с диванчика, включаю верхний свет и вдруг вижу, что через все щели в двери и переборке в каюту лезет густой белый дым.

Бросаюсь к двери, распахиваю ее, и тут же отскакиваю назад. В глаза мне бьет яркое белое пламя. Весь отсек заполнен пламенем!

Инстинктивно захлопываю дверь, но каюта уже заполнилась дымом. Режет в груди, дышать все труднее.

Понимаю, что в отсеке пожар. „Стоп! — сам себе думаю. — Не хватало еще сгореть в собственной каюте!“ И снова распахиваю дверь и выскакиваю в отсек.

Все мною только что описанное занимает считанные доли секунды.

В этот же момент струя пены ВПЛ-52 хлещет меня по ногам и мимо меня, по косяку горящей уже двери моей каюты. Огонь быстро захлебывается. С трудом различаю в дыму еще два-три уже угасающих очага пожара вдоль коридора отсека.

Откуда-то из дыма вдруг появляется рука и сует мне в физиономию изолирующий противогаз.

Огонь сбили быстро, но в отсеке много дыма, ничего не видно. Надо немедленно выяснить причину пожара, осмотреть трюмы, закоулки, каюты. Не завалился ли кто-нибудь без противогаза и не задохнулся ли в дыму.

Постепенно обстановка проясняется. Пожар возник от самовозгорания регенеративной пластины, которую старшина отсека, главный старшина Гунченко в нарушение всех инструкций решил использовать для помывки палубы, извлек из гермоупаковки и случайно коснулся ею промасленной ветоши. Все это безобразие совершилось в коридоре отсека, в 30 сантиметрах от двери моей каюты.

Регенеративное вещество в контакте с промасленной ветошью горит лучше любого бензина. Естественно, что немедленно вспыхнула краска на переборке и деревянная облицовка двери моей каюты. Гунченко попытался было затоптать огонь ногами, но только разбил пластину на мелкие кусочки и создал еще три-четыре небольших очага огня вдоль отсечного коридора.

Подоспевшие командир БЧ-5 инженер-капитан 3 ранга А. Иванов и командир отсека инженер-лейтенант В. Резник включили систему пожаротушения ВПЛ-52 и сбили пламя».

Конечно, пожар под водой — вещь неприятная. Но это можно отнести к легким происшествиям, не связанным с техническим состоянием корабля.

Еще через две недели начали подтекать сальники забортной арматуры. То есть, в прочный корпус стала поступать морская вода. Но и это для подводников дело привычное, хотя хлопотное. Так сказать, рабочие неприятности. И все-таки таких «мелких» неприятностей на лодке хватало.

«19 августа 1965 г. После ужина мы с командиром, сидя у него в каюте, мирно перекидывались костяшками, играя в кошу, как вдруг спокойную тишину отсека прорезали отрывистые звонки аварийной тревоги: „Пожар в седьмом отсеке! Горит станция правого гребного электродвигателя!“

Разумеется, мы тут же пулей выскочили в центральный пост. Обычные команды, доклады, первичные мероприятия по борьбе с пожаром. Видим, как разряжаются баллоны системы пожаротушения. Поступают доклады: „Пламя сбито!“ „Задымленность небольшая“. „Пожар потушен. Пострадавших нет“.

Командир тигром ходит по центральному посту. Вижу, как ему хочется разразиться тирадой отборнейших военно-морских „терминов“. Однако при мне не решается.

Убежал в седьмой отсек командир БЧ-5 — разбираться.

Через пяток минут из седьмого последовал его доклад о том, что повреждения на станции правого гребного небольшие. Два сгоревших контакта могут быть восстановлены за 3–4 часа.

Три длинных звонка и команда „Отбой аварийной тревоги!“ снимают всеобщее напряжение.

Через полчаса командир БЧ-5 с понурой головой уже докладывает о причинах и последствиях пожара. Главная причина — плохая выучка, разгильдяйство и растерянность электриков, стоящих на станциях управления гребными электродвигателями.

У Гуляева такого быть просто не могло. Экипаж был отработан во всех отношениях безупречно.

А вот уже пошли более серьезные и специфические для этого корабля неприятности.

Сегодня утром подскочила газовая и аэрозольная активность в реакторном и смежных отсеках. Концентрация радиоактивных газов в воздухе в реакторном отсеке в пять раз превышает предельно допустимый уровень. Это не очень опасно, но вывести людей, запретить сообщение с кормовыми отсеками (проход через реакторный отсек) все же пришлось.

Самое неприятное это то, что причина появления активности не найдена и не устранена. Хорошо, если это случайный выброс газов в результате нарушения вакуумирования рабочих помещений реакторного отсека.

Если причиной является неплотность контура сплава — это гораздо хуже. Борьбу с активностью вели общим вакуумированием реакторного отсека с периодическим добавлением туда чистого воздуха из баллонов высокого давления.

К вечеру концентрацию активных газов удалось сбить до 1,5 предельно допустимых концентраций. Разрешили проход через реакторный отсек методом шлюзования. Поиск „дырки“ так и не дал результатов. Будем наблюдать дальше и держать ухо востро.

28 августа 1965 г. С утра последний раз произвели контрольные замеры и убедились, что радиационная обстановка в реакторном отсеке пришла в норму. Таким образом, происшедший позавчера выброс газов будем считать явлением случайным. Где-то кто-то прохлопал при вакуумировании или при выравнивании давления. Это хоть и неприятного, но не смертельно.

4 сентября 1965 года. Сегодня утром компенсирующие стержни пришлось окончательно и полностью вывести из активной зоны. Правда, реактор еще некоторое время может работать, поскольку сейчас он „отравлен“ ксеноном. Если снизить мощность, то наступит „разотравление“, за счет которого высвободится некоторый запас реактивности. Однако снизить мощность реактора — это значит уменьшить скорость лодки, а это в свою очередь приведет к увеличению времени, необходимого для возвращения в базу.

Так и пришлось поступить. Снизили мощность на левом борту, реактор вошел в режим „разотравления“, за счет которого все еще функционирует на 35 процентов.

Правый реактор пока не иссяк, однако его хватит суток на пять-шесть…

6 сентября 1965 г. Левый реактор продолжает работать в режиме „разотравления“, благодаря чему мы вес еще делаем до 14 узлов.

Когда иссякнет „подкожный“ запас реактивности, никто точно сказать не может, так как количество ксенона, отравившего активную зону, величина случайная. Следовательно, случайной величиной (безусловно, имеющей математическое ожидание, дисперсию, начальные и центральные моменты) является и период „разотравления“, и глубина отравления, и величина дополнительно высвободившейся реактивности.