Иосиф Сталин, его маршалы и генералы - Леонид Михайлович Млечин Страница 5

В январе 1925 года Ворошилов стал заместителем наркома по военным и морским делам. Возможно, он бы долго оставался замом у талантливого военачальника Фрунзе, но Михаил Васильевич скоропостижно скончался после неудачной операции.

6 ноября 1925 года (через пять дней после смерти Фрунзе) Ворошилов был утвержден наркомом по военным и морским делам и председателем Реввоенсовета СССР. Это было чисто политическое назначение. Триумф Ворошилова вызвал удивление в армейской среде, где были невысокого мнения относительно военных талантов Климента Ефремовича.

Для Сталина это не имело значения. Ворошилов был надежнейшим союзником.

На XIV съезде партии в один из последних декабрьских дней 1925 года Ворошилов, споря с оппозицией, говорил:

— Политику, товарищи, определяет политбюро. И в этом политбюро, как ни странно будет вам слышать после делавшихся здесь заявлений, после смерти нашего вождя Ленина председательствует всегда, постоянно товарищ Каменев. Все формулировки вопросов, все решения проходят через его уста, он формулирует, а секретарь, товарищ Гляссер, записывает. Почему же товарищу Каменеву, который не только является членом политического бюро нашего центрального комитета, но является одним из его главных членов — председателем этого политического бюро, почему ему все-таки кажется, что он не управляет? Почему? (В зале смех и аплодисменты.) Товарищи, все это происходит по весьма простой причине. Товарищу Сталину, очевидно, уже природой или роком суждено формулировать вопросы несколько более удачно, чем какому-либо другому члену политбюро (смех). Товарищ Сталин является — я это утверждаю — главным членом политбюро, однако не претендующим на первенство. В разрешении вопросов он принимает наиболее активное участие, и его предложения чаще проходят, чем чьи-либо другие...

Ворошилов лукавил. Дело было в другом: в тот момент Сталин сделал политбюро безвластным. На это Каменев с Зиновьевым и жаловались. Все практические решения принимал секретариат, в котором тон задавал Сталин.

Ворошилов со всем своим пылом поддерживал генсека:

— Бельмом на глазу новой оппозиции является секретариат нашего ЦК. Товарищ Каменев никак не может согласиться с тем, чтобы политика и практика нашей партии скрещивались в наше техническом секретариате. Они хотят иметь такой секретариат, который будет послушен политбюро, а политбюро будет сидеть, распоряжаться и управлять нашей миллионной партией и всем государством. Вы меня извините, но здесь хотят кого-то ввести в заблуждение...

Смешно теперь читать выступление Ворошилова, потому что Сталин, устранив оппозицию, именно так и сделал! Просто во время борьбы с оппозицией Сталин на время вывел секретариат из-под политбюро — пока не получил там твердое большинство.

В благодарность за поддержку на XIV съезде партии Сталин сделал Ворошилова членом политбюро. Он занимал пост в высшем партийном руководстве до 1960 года.

Климента Ефремовича Сталин командировал в Северную столицу на помощь Сергею Мироновичу Кирову, назначенному первым секретарем в Ленинград вместо Зиновьева. Киров очищал город от зиновьевских кадров.

Ворошилову эта драка понравилась. 6 февраля 1926 года он с удовольствием писал Серго Орджоникидзе:

«Много было замечательных эпизодов. За шестнадцать дней, проведенных в Ленинграде, я буквально помолодел, так много пришлось пережить моментов, напоминавших события 1904-го, 1905—1907 годов.

Сейчас у нас все спокойно, и только изредка, как после большой бури, пронесется свежий шумок ветра, но тут же стихнет».

Ворошилов сражался с товарищами по партии с тем ожесточением, с каким в годы первой русской революции боролся против царизма, а в Гражданскую войну — с Белой армией. Может быть, поэтому Ворошилов так легко воспринял переход к физическому уничтожению оппонентов из собственной партии?

Пропагандистский аппарат неустанно воспевал подвиги наркома, и он стал очень популярен в стране. А так как сам Сталин был еще не очень хорошо известен в народе, ему было выгодно держать рядом Ворошилова.

Через много лет Никита Сергеевич Хрущев подтвердит популярность Ворошилова того времени, вспоминая, как в 1926—1927 годах он, заведующий орготделом Юзовского окружного комитета партии, принимал Климента Ефремовича:

— Приехал товарищ Ворошилов в Донбасс. Мы собрали митинг в Макеевке. Пришли шахтеры. После Ворошилова парка не стало — люди лезли на заборы, повалили их, деревья поломали...

Осенью 1928 года Ворошилов писал старому другу Серго Орджоникидзе из Киева, где побывал на учениях:

«Прохождение войск после маневров через Киев превратилось в грандиозное триумфальное шествие Красной армии. Весь буквально город был на улице. Я не преувеличу, если скажу, что у семидесяти процентов народа, запрудившего улицы и тротуары, были цветы.

Цветов было столько, что не только красноармейцы несли огромные букеты, но даже лошади, тачанки, автомобили, повозки — все тонуло в цветах, которыми засыпало население проходившие войска. Части двигались по ковру живых цветов...

За всю мою долгую и довольно бурную жизнь я ничего подобного нигде никогда не видел и даже не мог вообразить чего-либо подобного. Я себя чувствовал во время этих великих чествований довольно плоховато.

За цветы нужно будет платить кровью. Но ведь не кровь нужна киевскому пролетарию, обывателю, а гарантия от повторения 1918— 1919 годов, вот за что мы получили столь щедрые задатки. Да, «тяжела ты, шапка Мономаха».

Купаясь в лучах славы, нарком понимал, что от него ждут создания надежных вооруженных сил. Но к сожалению, он плохо представлял себе, что ему следует делать.

Рабочие и крестьяне в рабоче-крестьянской армии

Ворошилов получил под командование очень слабую армию. Три четверти стрелковых дивизий формировались по территориальномилиционной системе. В таких дивизиях кадровым был только командный состав, а красноармейцев призывали на несколько месяцев в году на учебные сборы, чтобы они постепенно овладевали военным делом. Обучение растягивалось на пять лет, и в общей сложности каждый военнобязанный находился на сборах от восьми до двенадцати месяцев.

В 1926 году в школах была введена военная подготовка, но большой пользы она не приносила. Призывников все равно приходилось всему учить уже в войсках.

Армия называлась рабоче-крестьянской. В соответствии с законом 1925 года на воинскую службу призывались только трудящиеся в возрасте от девятнадцати до сорока лет. Так называемые «нетрудовые элементы» несли службу в тыловых частях и платили военный налог.

С тех пор и утвердилась практика использовать призывников на хозяйственных работах. Красноармейцы вместо боевой подготовки занимались заготовкой дров и фуража, строили аэродромы и казармы. Летом сорок первого это аукнется. Когда началась война и призвали из запаса рядовых и младших командиров, выяснилось, что военному делу они не обучались.

Младший командный состав