Юрий Мухин - Главная антироссийская подлость Страница 50

Вот ведь ублюдки! Моя мать оставалась в оккупации и работала учительницей в сельской школе – сотрудничала с немцами. К ней приставал местный полицейский. Когда после освобождения Украины моего отца отпустили с фронта в отпуск повидать семью, он, узнав об этом полицейском, очень захотел с ним встретиться, но тот благоразумно спрятался, и отец его не нашел. (Слава богу для меня, а то отправили бы отца в штрафной батальон, поскольку он очень спокоен только до тех пор, пока его не разозлят.) Но обратите внимание – не только к моей маме, которая работала при немцах, как и все, – жить‑то надо было на что‑то, но даже к сельскому полицейскому у советской власти не было претензий. Да и как же иначе? Неужели освобождали для того, чтобы повесить? Какой же надо быть сволочью, чтобы написать, что девушкам, которых немцы заставили мыть посуду на кухне, грозила смертная казнь?

Однако геббельсовцы продолжают начатую мысль: «…Будучи вызвана в военную прокуратуру, она 31 января 1991 г. отказалась от своих показаний. Алексеева заявила, что не видела и не знала ни о каких расстрелах. (См. I. Jazborowska, A. Jablokow, J. Zoria. Katyn. Zbrodnia chroniona tajemnica panstwowa. W‑wa, 1998. S. 251 – 252».[187]

У меня вопрос. Алексеева и в 1943 г. не показывала, что она видела или знала о расстрелах. Она показывала, что видела немцев в крови, слышала выстрелы из леса, видела колонну пленных поляков, которых немцы вводили в лес. Зачем же вы, подонки, спрашивали ее об этом? Ведь иного ответа нет – затем, чтобы перед вступлением Польши в НАТО еще раз показать полякам кровожадность русских и необходимость спасаться от них у ног американцев. Как иначе это понять?

Тем более что прокуроры еще раз допросили Алексееву, и юстиции подполковник Яблоков сообщает: «Когда Алексееву 12 марта 1991 г. прокуроры допрашивали еще раз и ей были предъявлены показания, которые она давала в 1943–1946 гг., она испугалась и снова изменила свои показания, подтвердив то, что говорила в 40‑е годы».[188]

Ага! Значит, эта мужественная женщина все же плюнула вам в морду! Вопрос: а почему же вы об этом не написали в Польше? Потому, что поляки могли заколебаться со вступлением в НАТО?

Но еще раз подчеркнем, что и нынешние геббельсовцы даже не пытались опровергнуть первое объективное доказательство – то, что на месте расстрела и могил поляков еще в 1941 г. находился пионерский лагерь, а это начисто исключает геббельсовскую брехню.

Теперь об оружии, которым поляки были расстреляны. Это были немецкие пистолеты калибра 7,65; 6,35 и 9 мм. Марку пистолетов геббельсовцы упорно не хотят называть, хотя пули у них есть в наличии и по ним это сделать легко. Впрочем, я об этом достаточно написал в «Катынском детективе» и нет смысла повторяться.

Главное то, что оружие – это неопровержимое доказательство, и Советский Союз никак не мог это доказательство сфальсифицировать, поскольку его подтвердили сами немцы. Ну и как объясняют это нынешние геббельсовцы? Как видите, прокурорская часть бригады Геббельса об этом глухо молчит – типа, нет такого доказательства и ничего они об этом не знают! А академическая часть геббельсовцев вякнула, хотя лучше бы промолчала: «Объяснение может быть одно: сами палачи знали, что они связывали руки пленных веревками, закупленными в Германии, также и то, что расстреливали немецкими пулями калибра 7,65 из «валътеров». Заметьте, 60 лет болтают на эту тему, но начиная от доктора Геббельса ни единого факта в подтверждение этой болтовни: ни бумажки, ни марки «вальтеров», которых фирма «Вальтер» выпускала только номерных 9 моделей и еще ПП, ПИК и П‑38, ни даты, ни цифры.

Болтовня насчет закупки в Германии «вальтеров» и веревки адресована настолько тупой части обывателей, что я вынужден привести образное сравнение. Смотрите, вот подонку Горбачеву для фальсификации Катынского дела потребовались подонки‑прокуроры, подонки‑следователи, подонки‑историки, подонки‑журналисты. Вы слышали когда‑нибудь, чтобы кто‑либо из обладателей этих профессий объявлял себя гнусным подонком? Казалось бы, положение безвыходное и Горбачев должен был бы закупить хотя бы подонков‑прокуроров за границей, скажем, на Гаити. Но ведь не стал тратить валюту, обошелся – нашел необходимую мразь в необходимом количестве в Главной военной прокуратуре СССР.

А в СССР только в 1918–1922 гг. было изготовлено 1,7 млн наганов. Это хороший револьвер, надежный. Его и довоенная Польша выпускала в г. Радом до 1939 г..[189] А с начала 30‑х годов в СССР ежегодно производилось примерно по 100 тыс. наганов и пистолетов ТТ.[190] Пока не поставили на производство ТТ, в Германии закупались пистолеты, но не фирмы «Вальтер», а фирмы «Маузер», и калибра они были трехлинейного, т. е. 7,62 мм.[191] Простая прикидка показывает, что к 1940 г. у СССР должно было быть около 4 млн стволов наганов и ТТ только советского производства, не считая спортивных пистолетов калибра 5,6 мм и карманных ТК калибра 6,35 мм, не считая личного оружия, оставшегося от Российской империи. Но к этому году численность Красной Армии все еще была менее 4 млн человек,[192] и если даже ее командный состав принять в 400 тыс. человек, то и тогда на каждого офицера приходилось по 10 пистолетов и револьверов. Ну кто бы при таком изобилии личного оружия стал бы его еще и импортировать?

Еще круче обстоит дело с импортом веревки из Германии. Ведь испокон веков Россия была экспортером пеньки, льна и самой простой продукции из них – шпагата, бечевы, веревок и канатов. Причем Смоленская область была центром СССР по выращиванию конопли и льна, в самом Смоленске было несколько заводов по их переработке, а в Ярцево был построен современнейший по тем временам комбинат. Возить веревку в Смоленск – это все равно, что возить кофе в Бразилию. У меня для комментария нет слов. Цензурных.

Поэтому по поводу этакого экспорта дам высказаться поэту Станиславу Куняеву, человеку сдержанному. Он писал: «Польские офицеры в Катыни были расстреляны из немецких пистолетов немецкими пулями. Это факт, который не смогла скрыть или извратить даже германская сторона во время раскопок 1943 года.

Но для чего наши энкавэдэшники в марте 1940‑го года всадили в польские затылки именно немецкие пули? Ответ один: чтобы свалить это преступление на немцев. Но для этого наши «тупые палачи» должны были за 13 месяцев до начала войны предвидеть, что на ее первом этапе мы будем терпеть жестокое поражение, в панике сдадим Смоленск, немцы оккупируют район Катыни и долгое время будут хозяйничать там, появится прекрасная возможность списать расстрел на них, но для этого их надо будет разгромить под Москвой, Курском и Сталинградом, перейти в окончательное контрнаступление, создать перелом в ходе войны, вышвырнуть фашистов со Смоленской земли и, торжествуя, что наш гениальный план осуществился, вскрыть могилы расстрелянных нами поляков и объявить на весь мир, что в затылках у них немецкие пули!

Неужели этот безумный план советского руководства начал проводиться в действие уже в марте 1940 года? Неужели Сталин и Берия даже тогда, когда судьба войны в 1941–1943 годы колебалась на весах истории, словно греческие боги времен Троянской войны или великие шахматисты на мировой шахматной доске, хладнокровно рассчитывали и осуществляли продуманные на несколько лет вперед ходы истории?

Неужели растерянность Сталина в первые дни войны, приказ № 227, призывы «Велика Россия, а отступать некуда», «За Волгой для нас земли нет» – это всего лишь навсего хорошо написанный и разыгранный спектакль для того, чтобы скрыть катынские преступления и пустить мировую общественность по ложному германскому следу?

Большего абсурда придумать невозможно».[193]

Вот видите, какой С. Куняев человек деликатный: употребляет слово «абсурд» там, где я не могу подобрать ничего другого, кроме «идиотизм».

Итак, все три доказательства, которые невозможно сфальсифицировать, указывают на немцев – место расстрела, оружие и веревки. Причем каждое из них является абсолютным, даже если бы остальные были иными.

В пионерском лагере могли расстрелять только немцы, даже если бы они сделали это из трофейных наганов, а руки связывали пеньковой бечевой со складов смоленских фабрик.

Если бы место расстрела было действительно глухим и оружие было трофейным – советским, но шнур – немецким, то это тоже расстреляли безусловно немцы.

Если бы место было глухим, бечева пеньковая, но калибр боеприпасов 7,65 мм, то и в этом случае расстреляли немцы.

Каждое из этих доказательств таково, что оно самостоятельно указывает на убийцу, а уж такая совокупность их всех трех вместе делает ответ на этот вопрос безусловным – убили немцы.