Пол Фишер - Кинокомпания Ким Чен Ир представляет Страница 51

Всего десятью днями ранее, 9 октября 1983 года Ким Чен Ир отдал приказ о Рангунском теракте – покушении на южнокорейского президента Чон Ду Хвана в ходе его визита в Бирму. Чона задержала дорожная пробка, он выжил, но двадцать один человек погиб.

– [Но] даже если мы его привезем, – без паузы продолжал Ким, – как нам сделать, чтоб он был доволен и счастлив? Кроме того, у нас тут была неизбежная ситуация – я буду очень откровенен, не судите меня строго, пожалуйста, – мы ведь держали вас по отдельности. Я сначала так не хотел. Товарищи думали, если приедет госпожа Чхве, учитель Син неизбежно приедет за ней. Но, как вы знаете, наши чиновники на низшем уровне – субъективные бюрократы, они этот вопрос решали плохо… – Так Ким пытался попросить прощения, все свалить на подчиненных. Он заверил Сина с Чхве, что виновные понесли наказание. – Проблем было много… Наши товарищи внутри, а особенно товарищи, проводившие операцию, впали в субъективизм. В результате им пришлось очень активно заниматься самокритикой. И я тоже провел самокритику. Потому что я не разъяснил подчиненным, каковы мои планы и как именно мы вас используем… Я сказал: мне нужны эти двое, привезите, и все. И товарищи провели операцию. Селили вас в разные дома, обращались с вами как с заключенными, преступниками. В общем, получилось большое недопонимание.

Ким пояснил, что они гости, он полагает их равными себе, а неуважение к ним – не его вина. Его товарищи сомневались, не верили, что Син и Чхве взаправду хотят «способствовать росту северокорейской киноиндустрии», считали, что они здесь только ради его удовольствия.

– Мое мнение, что южнокорейцы – кинематографисты – переходят к нам и ощущают подлинную свободу, то есть – ну, снимают кино без проблем… мне представляется… в общем… для меня… – Судя по записи, тут Ким запутался и замялся. Наступило молчание. – Возьмем нашу страну, – наконец снова заговорил он. – Север и Юг соперничают… Люди из коммунистической страны могут ездить только туда, где разделяют нашу идеологию. Больше никуда не поедешь. Мы торгуем с Японией, но на деле, если мы захотим послать туда наших технарей учиться, приобретать навыки, Япония их не примет, потому что им надо изображать из себя наших врагов. И я вот думаю… ну да, про себя думаю… я-то хотел, короче, я об этом ни с кем не говорил… Я подумал, у кого есть западные навыки, которых нет у нас… кто может приехать и что-то производить, а я поддержу? И тогда мы перевернем ситуацию, и наша культура проникнет на Запад… Вы же видите, наш народ знает только нашу страну. Что видят, тем и довольны. Не могут сравнивать… Уровень у нас низкий, – прибавил он. – Если честно, южнокорейцы очень старательно работают – а у нас народ другой. Они все получают за так. Актеры не совершенствуются. Вообще никакого актерского мастерства. На Юге, когда появляется новый актер, он должен быть лучше от фильма к фильму. А здесь нельзя рассчитывать, что новый актер в следующем фильме будет лучше. Вот я понял две вещи. Надо вкладываться в режиссеров и в актеров. И они должны трудиться изо всех сил, иначе им в индустрии не выжить. Усердный труд – ключ к успеху.

– Мне тоже так кажется, – ответил Сии. – Ваши ресурсы мне бы пригодились. Я могу обучать мастерству – не просто копировать южнокорейское кино, а творить. По-моему, это возможно – я потому и хотел с вами встретиться, любимый руководитель, – закончил он.

Киму это, очевидно, понравилось.

– Я людям говорил: Син и Чхве приехали, потому что у нас система лучше. Вы приехали по доброй воле. Я не рассказывал, что на самом деле хочу. Кое-кто сомневался… А я хотел… ну, тут все непросто. Понимаете, я политик, и у меня есть желания и стремления. Эти желания и стремления требовали вас. И поэтому вы здесь… Трудно об этом… Надо признать, что мы отстаем. Надо осознать, что мы уже отстали. Я это сказать могу. А если скажет кто другой, у него проблемы, он критикует систему. Только я и могу. И я могу сказать только вам. Здесь, чтобы снять кино, напрягаться не нужно. Они [съемочные группы] не пробуют ничего нового и поэтому не совершенствуются. Снимают и снимают одни и те же сцены. Надо кино, которое не забывается, которое дает пищу для ума, идеологию… Почему мы снимаем сплошную дрянь?

Ким обещал прикрывать Сина и обеспечивать всем необходимым.

– Я буду вам щитом, – посулил он. – Вы покажете, как снимать кино, а наши сами за вами потянутся. Вы первопроходцы. – Он все сильнее волновался. – Давайте сделаем, а? А иностранцам скажете, что на Юге нет ни свободы, ни демократии. И в творческий процесс лезут. Антикоммунизм один. Юн И Сан [уважаемый южнокорейский композитор, которого изгнали из страны] ровно это, между прочим, и говорил.

– Ну, меня выперли из Соединенных Штатов, – вставил Сии.

– Точно. Вы сюда приехали в поисках настоящей свободы – вот как надо говорить. Свободы самовыражения. Мы хотим лидировать, чтобы наша киноиндустрия стала развитее, чем в развитых странах. По-моему, вполне естественно прозвучит. Ну, – усмехнулся он, – все лучше, чем говорить, что вас сюда силком приволокли.

Тут он сменил тему и рассказал историю о том, как много лет назад отправил одну северокорейскую ленту на Камбоджийский кинофестиваль, а король Камбоджи Нородом Сианук обиделся, решив, что фильм иносказательно поддерживает камбоджийских левых партизан.

– Несколько раз извинялись, что сами не сообразили, – сказал Ким. – Понимаете, до чего мы узколобые? У нас даже нет фильмов, которые можно за рубежом показать.

Что говорится дальше, на кассете не слышно, а затем Ким извиняется:

– Простите, что мы вас пока не радовали. Наши люди… они упрямые. Я боюсь, у нас окажется худшее в мире кино. Вот что будет, если не примем меры сейчас же.

– Любимый руководитель, вашим сотрудникам повезло работать под началом такого киномана, – заметил Син.

– Наверняка они довольны, – прибавила Чхве.

– Стараться надо лучше, – ответил Ким. – Они даже прикрываются мной, если стараются, но им не удается повысить уровень нашего кино.

– Надо же, – сказал Син.

Затем они заговорили о конкретных фильмах, и всплыла «Звезда Кореи». В этот восьмисерийный эпик Ким вложился без остатка, даже взял на главную роль безвестного актера и отправил его на серьезную пластическую операцию, чтобы тот стал похож на великого вождя в молодости (после съемок актера «отправили на производство», и больше он никогда нигде не снимался). И все равно кино выходило бессильное и безжизненное.

– Публично об этом не скажешь – неловко, – признался Ким Чен Ир. – «Звезда Кореи» – историческое кино. Для тех, кому трудно читать книги по истории, сойдет, но не искусство. Можно было лучше – художественнее, тоньше. – Син согласился, и Ким продолжил: – За все, что получает народ, платит государство. Людям не надо драться за еду. И для сценаристов их работа – все равно что хобби. Не нужно беспокоиться, как заработать на пропитание. Я нашим пропагандистам говорил, что это серьезная проблема социализма: нет стимулов добиваться успеха.

– Может, создать премию? Чтоб кинематографисты добивались ее? – предложил Сии.

– Творческим объединениям, наверное, подойдет. А со съемочными группами что делать? Им даже не приходит в голову экономить пленку. Тратят налево и направо – не они же за нее платят… Кинематографисты работают шаляй-валяй. Новых идей у них не водится. Одни и те же выразительные средства, вечно длинноты, сюжеты уже в зубах навязли. В каждом фильме все плачут и рыдают. Я им не велел такое изображать, – с жаром добавил Ким Чен Ир, снова уходя от ответственности. – Не знаю, почему они так снимают…

Повисла краткая пауза, а затем он заговорил увереннее:

– Это просто переходный период, мы нашу проблему с кино решим. Я преодолею все преграды. Люди должны открыть глаза и понять, что такое творческая натура. Я [могу] сказать правду только вам двоим. Буду благодарен, если она останется между нами.

Самонадеянный, властный, кичливый молодой руководитель обращался к старшим официально, называл их учителями, да еще просил помощи и совета – необычайно, нереально и однако происходило взаправду. Почти всю встречу Ким Чен Ир старался ублажить гостей и теперь перешел к делу.

– Чтобы развивать [наше] кино, – сказал он Сину, – вы должны стать образцом, и наши кинорежиссеры сами будут вам подражать. Вы сыграете первопроходца. За этим я вас сюда и привез, но этим ваша роль не ограничится. Само собой, вы скажете, что бежали на Север добровольно, а демократия Юга – враки. Туфта под маской антикоммунизма. Подлинной демократии там нет. Только антикоммунизм и вмешательство в творческий процесс. Вы скажете, что вашу творческую свободу ограничивали, и поэтому вы бежали на Север, где вам гарантирована настоящая свобода, свобода искусства.

Значит, Сину и Чхве предстояло не только снимать для Кима кино. Он хотел, чтоб они рекламировали Северную Корею, олицетворяли ее превосходство. В профессиональном смысле они останутся режиссером и актрисой, но еще им надлежит сыграть премьера и примадонну в бредовом северокорейском нарративе.