Роман Арбитман - Антипутеводитель по современной литературе. 99 книг, которые не надо читать Страница 54

Понятно, что при таких непростых условиях устрица гениальности могла раскрыться — и явить жемчужину — лишь чудом. Никакие, пусть и самые блестящие, математические способности не помогли бы нашему герою не только пробиться, но и выжить в обществе развитого социализма, где без сдачи норм ГТО даже отличнику не светила золотая медаль, где аутизм воспринимался как опасное упрямство, а замкнутость — как признак неблагонадежности и где на фоне прокламируемой дружбы народов существовала негласная, но четко прописанная «еврейская квота» в главных вузах страны (на математико-механическом факультете ЛГУ, например, «инвалидам пятого пункта» выделялось два человеко-места в год).

Сложись обстоятельства по-иному, Перельман мог бы и не закончить школу, не поступить в вуз, загреметь в армию и сгинуть в песках Кандагара (СССР как раз тогда увяз в Афганистане). Но повезло: на всех жизненных этапах находились понимающие взрослые, — учителя, наставники, старшие коллеги, — которые терпеливо помогали преодолевать идиотические преграды, чтобы на долю героя выпадали только препятствия интеллектуального свойства, а уж с ними-то гений справлялся сам. Таким образом Перельман, победив на международной математической олимпиаде (как его, с такой-то фамилией, туда пропихивали — отдельная песнь), получил право поступить без экзаменов в любой вуз. Он выбрал матмех ЛГУ и, одолев квоту, стал третьим «официальным» евреем на курсе. Далее были учеба, стажировка в США, возвращение в Россию и годы добровольного затворничества, в течение которых непрерывно шел мыслительный процесс, завершившийся протуберанцем триумфа…

Сама долгоиграющая история доказательства гипотезы Пуанкаре и утверждения перельмановского приоритета изложена Машей Гессен по-школярски дотошно, однако в рецензии нет нужды углубляться в топологические дебри: читатели, не сведущие в тонкостях вопроса (а таких — подавляющее большинство), готовы верить на слово, что задача соизмерима математическому дару Перельмана. Другое дело, что факт присуждения премии был почти сразу отодвинут на информационную обочину куда более интригующим обстоятельством.

Увы нам, грешным! Вовсе не гениальность Григория Яковлевича, не взятая им научная высота и даже не сама внушительная премия сделали нашего героя ньюсмейкером, а именно горделивый отказ от награды Института Клэя, активное нежелание забирать и тратить честно заработанные деньги. По иронии судьбы, именно этот факт и превратил у нас Перельмана в настоящую суперзвезду, в подлинно знаковую фигуру, в персонажа таблоидов и притчу во языцех. Даже Владимир Путин, беседуя с учеными, между делом помянул «Гришу», не в силах скрыть удивления пополам с раздражением: «Где деньги? Он даже от денег отказывается. Вот мы пытаемся ему хоть как-то… Но он и эти не берет…» Ну гений — одно слово.

Досадно, что от внимания Маши Гессен ускользнуло любопытное, почти мистическое совпадение: в 1976 году, когда юный Гриша Перельман впервые пришел в математический кружок Ленинградского дворца пионеров, Госпремия СССР была присуждена фильму «Премия» по сценарию Александра Гельмана. Едва ли создатели картины могли предвидеть, что уже в иные времена история бригадира П., который отказался от премии, обретет столь парадоксальное продолжение.

Ностальгический пигмалион

Александр Стефанович. Кураж: Документальный роман о шоу-бизнесе времен СССР. М.: РИПОЛ классик

В своей мемуарной книге режиссер Александр Стефанович не без гордости вспоминает, как запустил в обиход анекдот о «Брежневе — мелком политическом деятеле эпохи Аллы Пугачевой». Впрочем, если сегодня спросить у прохожего на улице, кто такой Александр Стефанович, то в лучшем случае нам ответят, что это, кажется, второй муж Аллы Пугачевой. Круг замыкается: муза истории Клио иронична. Хотя в прежние годы будущий мемуарист снял несколько игровых и уйму документальных фильмов — о Москве и Монте-Карло, Чкалове и Рифеншталь, бардах и «Песнярах», Козинцеве и Церетели, Бродском и Никасе Сафронове, — сам Александр Борисович рискует остаться в энциклопедии лишь строчкой в главе об Алле Борисовне. Автор книги может сколько угодно хорохориться («Алла была только одним из эпизодов моей бурной жизни»), жонглировать громкими именами собутыльников и уверять, будто главный персонаж — это именно он, но без Пугачевой его текст лишился бы коммерческой ценности. Кто купит книгу Стефановича о Стефановиче? Кто станет смотреть ее двенадцатисерийную экранизацию на ТВ? Через три с лишним десятилетия после развода со звездой режиссер, наконец, осознал очевидное: четыре года (с 1977 по 1981) брака с Примадонной — его единственный реальный капитал.

Стефанович очень боится продешевить. Он перекраивает минувшее с помощью ножниц и увеличительного стекла. Едва ли не всех, кто в описанные им годы был как-то связан с Пугачевой, автор превращает в полукомических статистов, а свою фигуру укрупняет изо всех сил. Нельзя упрятать за кадр певческое дарование героини, как нельзя превратить алмаз в бутылочное стекло, но можно представить себя единственным огранщиком необработанного драгоценного камня. Хотя к моменту знакомства героев из всех динамиков уже неслось «Арлекино», Стефанович старается изобразить Аллу неудачницей, неуклюжей чумичкой, в которой лишь зоркий глаз повествователя распознал потенциальную звезду. Отталкиваясь от «Пигмалиона» Бернарда Шоу, Стефанович назначает на роль профессора Хиггинса себя. Понятно, что поначалу героиня «не отличалась изысканным вкусом», наряды ее были «тихим ужасом», квартира — «гадючником», а сама она была настолько безграмотна музыкально, что, придумав мелодию, не могла записать ее на бумаге. И держаться-то на сцене она не умела, и умных слов не знала, и носик морщила, читая стихи Мандельштама: «Да кому это надо? Про евреев…»

Стефанович-Хиггинс, однако, не сдавался и «чем мог помогал любимой девушке». Он снимал ее в кино, формировал ее сценический имидж, старался «вылепить образ интеллектуальной певицы» и «подтянуть ее культурный уровень», «давал читать нужные книги, прививал любовь к высокой поэзии» и привел ее в «узкий круг избранных» (среди которых автор особо выделяет, во-первых, Сергея Михалкова, человека с «государственным мышлением», «покровителя и учителя», и, во-вторых, бывшего «каталу», а позже «известного мецената» Тайванчика, то есть Алимжана Тохтахунова). История Хиггинса и Элизы Дулитл, как мы помним, закончилась полным хеппи-эндом, а вот наша драгоценность, оказывается, отплатила шлифовщику неблагодарностью: чуть не рассорила его с «Мосфильмом», скандальными выходками угробила проект фильма «Рецитал», а после развода еще и неким образом (тут мемуарист уходит в мутную область догадок) сделала экс-мужа «невыездным» за рубеж — вплоть до самой перестройки…

История завершена, обиды выплеснуты, мемуарист может ставить точку, а вот рецензенту придется добавить несколько строк. Книга Стефановича любопытна еще и тем, что временами она — независимо от воли автора — перерастает жанровые рамки мемуаров. Ведь, помимо Аллы, в тексте присутствует еще одна дама, и зовут ее Ностальгия. Да, в СССР были проблемы (и «достать тогда ничего было невозможно», и за анекдоты могли посадить). Но зато! Зато наше кино «занимало ведущие позиции в мире», искусство «считалось государственным делом», народному артисту «полагалась достойная пенсия», а главное — мы жили «легко, весело, с озорством и куражом», на территории «самой большой и в самой сильной на нашей планете империи», и «от мановения мизинца кремлевских вождей зависели судьбы мира». Учитывая, с какой скоростью мы откатываемся в прошлое, книга Стефановича начинает выглядеть повествованием не только о былом, но еще и о будущем. Правда, то, что для автора — предмет ностальгии, для других — печальное дежавю: показательные процессы, гимн Михалкова, вождь в Кремле, враг за океаном. И уже маячат на горизонте «железный занавес», «глушилки» и новые очереди за дефицитом. Вместо Праги — Симферополь, вместо Бобкова — Сурков, а вместо Бондарчука С.Ф. — Бондарчук Ф.С.

Впрочем, грядущий застой кое-чем будет отличаться от прошлого: Алла Пугачева со сцены ушла. Ее песни в сериале-экранизации книги Стефановича исполняет другая певица — похоже, но хуже. Музыкальный конвейер исправно работает, штампуя звезд, а толку-то? Место Примадонны в стране вакантно. И с кем в новом анекдоте сравнивать Путина?

Ты пришел усталый из разведки

Нелли Гореславская. Неизвестный Путин: Тайны личной жизни. М.: Алгоритм

Хотите выяснить всю сокровенную правду о сегодняшних отношениях Владимира Путина с Людмилой Путиной? И о том, были или не были у президента России бурные романы с популярной гимнасткой, знаменитой телезвездой и бесстрашной укротительницей африканских хищников? И о том, почему глава государства внезапно поцеловал совершенно постороннего мальчика? И еще о том, где сейчас живут, чем занимаются и как выглядят две дочери Путина, Мария и Екатерина, — хотите знать, да? Правда, хотите? Без шуток?