Джордж Капоши - КГБ в ООН Страница 54

Так что Егеровым и Балчам пришлось томиться в тюрьме, пока неторопливо разворачивался механизм американского юридического процесса. Решения федерального суда Нью-Йорка и Вашингтона были одинаковы: им придется предстать перед судом.

Однако развитие событий пошло по накатанному пути. Вашингтон и Москва заключили сделку: США передает Советскому Союзу Ивана Дмитриевича Егерова и его жену Александру в обмен на двух американцев, которые задержаны в России по сходному обвинению.

12 октября 1963 года в аэропорту Айдлуайлд Егеровы поднялись на борт самолета, который должен был доставить их в Москву. И когда их лайнер пересекал Атлантику, над ней в противоположном направлении летел самолет, которым возвращались домой преподобный Уолтер М. Цизек из Шенандоа-Валли (Пенсильвания), пятидесятивосьмилетний миссионер иезуитского ордена, и двадцатичетырехлетний Марвин В. Макинен, который во время визита в Советский Союз был арестован по обвинению в шпионаже и отбыл в тюрьме два года из восьмилетнего срока. Преподобный Цизек, изможденный и усталый, но не сломленный, возвращался на родину после двадцати трех невообразимо жестоких лет в сибирских лагерях, куда был заключен еще в сталинские времена по обвинению в антигосударственной деятельности.

С точки зрения Соединенных Штатов обмен был более чем выгоден. Егеровы никогда больше не смогут заниматься шпионажем против Соединенных Штатов, а освобождение отца Цизека и Макинена куда более ценно, чем возможность осудить Егеровых.

Относительно Балчей аналогичной договоренности достичь не удалось. Подробности таких обменов держатся в секрете до последней минуты, пока не обговорены все детали и обвиняемые в шпионаже не оказываются на свободе. Но о каком договоре могла идти речь в случае с Балчами? Кто сказал, что они были русскими? Откровенно говоря, никто так и не понял, кем они были на самом деле. Пара решительно отказывалась отвечать на расспросы ФБР и помощника генерального прокурора, которые старались узнать, кто они и откуда родом. Пока с успехом можно было утверждать, что они попали в Соединенные Штаты с Марса. Русские же делали вид, что понятия не имели об их существовании.

По расписанию федерального суда округа Колумбия Балчи должны были предстать перед судом 6 января 1964 года. Но слушание все откладывалось.

Наблюдатели, знакомые с такого рода шпионскими процессами, склонялись к мнению, что в конце концов супругов освободят и депортируют, поскольку в случаях, когда основные ответчики по делу получали свободу, приговор выносился очень редко. Классическим примером было дело Вилли Хирша. После депортации Игоря Яковлевича Мелеха федеральный прокурор не мог дольше поддерживать обвинения против художника немецкого происхождения, и дело было закрыто. Впоследствии Хирш был депортирован.

Но в истории, о которой идет речь, правительство внезапно объявило, что оно наконец готово к судебному процессу, и 29 сентября он заведенным порядком начался в федеральном суде Бруклина. К тому времени правительство представило дополнительную информацию о Балчах, хотя она имела сравнительно небольшую ценность. Важно было то, что Балч был наконец опознан как Александр Соколов, уроженец Тбилиси. Но Советский Союз по-прежнему не проявлял к делу никакого интереса.

В обвинении, по которому Соколовы должны были предстать перед судом, упоминались Егеров и его жена, Масленников и Галкин и «различные другие представители советской военной разведки».

Защитник Соколовых Эдвард Бродски выразил желание узнать, кто же это – «различные другие представители». Правительство представило их список: Дмитрий Федорович Поляков, Дмитрий Борисович Сенькин и Лев Сосновский. Но увы, юристам, выступавшим от имени правительства, пришлось сокрушенно качать головами – все они тоже успели вернуться домой. Поступило лишь объяснение, что все эти люди занимали различные должности в ООН. Они же исполняли обязанности курьеров, доставлявших секретные сведения в Москву.

Явился только один свидетель. Он находился в боковом крыле здания, ожидая, когда сможет показать пальцем на Соколовых-Балчей. Это был сорокапятилетний финский офицер Каарло Рудольф Туоми, доверенный военной разведки Советского Союза. Неясно, какую конкретную роль он играл в этом деле, но многое можно было почерпнуть из его прошлого: Туоми был завербован Главным управлением государственной безопасности после того, как в ходе жестокой зимней кампании 1939–1940 года русские сломили сопротивление его страны. Несколько лет назад, когда русские забросили его в США для шпионажа, он стал сотрудничать с контрразведкой ЦРУ.

Бродски, блестящий тридцатичетырехлетний юрист, в 1961–1962 годах возглавлявший специальную правительственную группу прокуратуры в Южном районе Нью-Йорка, с самого начала точным продуманным ходом поставил обвинение в дурацкое положение. Он сообщил судье Джону Ф. Дулингу, что обвинение должно представить адреса всех восьмидесяти свидетелей со стороны государства, которых предполагается вызвать в суд, включая данные тех семидесяти пяти агентов ФБР, которые принимали участие в уничтожении советской шпионской сети. Защита объявила, что свидетели, «чье постоянное местопребывание не будет установлено, должны быть исключены из процесса». Это имело отношение и к Туоми, звезде обвинения.

Судья Дулинг принял сторону защиты, сказав, что домашние адреса свидетелей, включая и агентов ФБР вместе с Туоми, будут представлены Бродски и супругам Соколовым, если они изъявят желание ознакомиться с ними.

– Противники ФБР дорого бы дали за то, чтобы получить все эти данные, – заметил Пол Ц. Винсент из министерства юстиции, который прибыл из Вашингтона, чтобы помогать Джозефу П. Хьюи из Бруклина представлять обвинение.

Затем судья Дулинг обратился к Винсенту:

– Если вы уверите меня в том, что эти материалы могут угрожать жизни людей или безопасности Соединенных Штатов, я не дам согласия на оглашение адресов.

– Я не могу выступить с таким заявлением, – ответил Винсент, – это всего лишь предположение.

– Ответчики, – объявил судья, – в соответствии с законом 1795 года имеют право ознакомиться со списком постоянного местожительства свидетелей.

Защита попыталась дискредитировать обвинительное заключение, составленное год и три месяца назад, но суд не принял во внимание соображения защиты. Процесс пошел своим чередом. Дожидались очереди быть вызванными в зал триста потенциальных присяжных. Через три дня их состав, включая и запасной, был сформирован. Утром 2 октября им предстояло принести присягу и выслушать предварительные выступления защиты и обвинения.

Присяжные были приведены к присяге, но выступления сторон не последовало. Вместо них, ко всеобщему удивлению, был объявлен перерыв. Когда суд снова собрался в три десять дня, поднялся Хьюи и с предельно обескураженным видом обратился к председательствующему:

– Ваша честь, я получил указание от генерального прокурора (в отсутствие Роберта Ф. Кеннеди, который ушел с поста, чтобы успешно провести кампанию по выборам в сенат Нью-Йорка, обязанности генерального прокурора выполнял Николас де Б. Катценбах), что в интересах национальной безопасности он не будет представлять никаких доказательств, касающихся шестого и седьмого пунктов обвинения. Правительство тоже не считает нужным выступать с какими-либо заявлениями, дабы не дать повода к отставке…

Соколов, изменив своей подчеркнутой сдержанности, вскочил, не в силах скрыть радости, и сжал руку жены. Джой Энн беззвучно заплакала.

– Остается лишь один пункт, который устанавливает связь ответчиков с заговором, – продолжил Хьюи. – Правительство считает возможным снять с ответчиков и это обвинение.

Изменение хода процесса было столь неожиданно, что и зрители, и присяжные испытали потрясение.

В обращении к присяжным перед тем, как распустить суд, судья Дулинг не смог скрыть своих эмоций.

– Первыми чувствами, которые все мы испытали при этом известии, были удивление и недоумение, ощущение мистификации и тщетности наших усилий во время недели совместной работы, – торжественно сказал он, при этом на лице его не было и тени улыбки, которая так часто мелькала на его губах в первые дни процесса. – Однако ни мне, ни вам не дано знать, с какими сложностями пришлось столкнуться нашему правительству и с какой мерой ответственности оно к ним подошло.

Судья Дулинг объяснил, что дело не может рассматриваться, потому что ответчики имеют право на открытое публичное слушание – открытое во всех смыслах.

– Приходится сделать вывод, что интересы нашей национальной безопасности предполагают такой исход. Лучше не проводить никакого процесса, чем устраивать секретное судилище с неопределенными обвинениями, без свидетелей. Мы должны испытывать гордость перед духовным величием, которое отказывается хоть на йоту отступить от принципов справедливости. Мы можем испытывать гордость, что нам довелось стать свидетелями столь достойного поступка конституционно избранного правительства. Именно такое правительство и достойны иметь свободные люди.