Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 2 - Балинт Мадьяр Страница 56

необычайно быстрая фаза роста. В результате дискреционной деятельности государства по предоставлению защиты предприятия приемной политической семьи становятся «национальными лидерами» почти сразу после того, как попадают к ней в собственность. Подставные компании способны выигрывать крупномасштабные государственные контракты без соответствующих компетенций или базового капитала, а при необходимости получать ссуды на довольно выгодных условиях без какого-либо покрытия капитала. Во-вторых, периоды расширения или сокращения их деятельности совпадают не с экономическими, а с политическими циклами. Поскольку успех этих компаний зависит от верховного патрона, они чрезвычайно уязвимы перед ним и его угрозами, которые он реализует, если те выказывают нелояльность. В-третьих, будучи победителями государственных тендеров, они, по сути, являются административными координаторами по извлечению ренты, а не по техническим вопросам. Эти компании обычно выполняют роль точек доступа к государственным контрактам и сотрудничают с такими крупными субподрядчиками или партнерами, которые в условиях нормальной конкуренции могли бы выполнять условия госконтракта самостоятельно. Координатор по извлечению ренты чаще всего создает систему с большим количеством уровней субподрядчиков, чем того требует техническая координация той же задачи. Уязвимость субподрядчиков, которые находятся у основания пирамиды, подтверждается тем фактом, что они работают как аутсорсинговые компании-изгои, практически не имея прибыли. Кроме того, невыплаты субподрядчикам и другие нарушения контракта не влекут за собой запрета на дальнейшее участие компании в госзакупках.

В-четвертых, размер налогооблагаемой прибыли в совокупном доходе таких компаний значительно превосходит показатели предприятий из той же сферы, которым государство не оказывает поддержки. Эта разница указывает на то, что компания высасывает средства из государства и занимается извлечением ренты. В-пятых, размер дивидендов, выплачиваемых из облагаемой налогом прибыли компании, намного превосходит дивиденды компаний, не получающих политической поддержки и действующих в условиях рынка. Подавляющую часть прибыли, если не всю ее целиком, компании, участвующие в честной рыночной конкуренции, особенно стартапы и развивающиеся компании, реинвестируют в бизнес, что абсолютно естественно при расширении сферы деятельности, которая требует инвестиций, и при вероятных рыночных колебаниях[399]. Однако в компаниях олигархов или подставных лиц бремя необходимых инвестиций в оборудование перекладывается на партнера по вынужденному консорциуму или субподрядчика. При этом любые риски, связанные с возможными колебаниями рынка, устраняются благодаря стабильным, политически мотивированным контрактам. Эти два фактора сами по себе косвенно указывают на то, что эти компании-победители в большинстве случаев существуют только для извлечения ренты, и если политическая обстановка изменится, их можно будет ликвидировать без каких бы то ни было потерь. Наконец, если в отношении успешного бизнеса, не связанного с приемной политической семьей, предпринимаются попытки хищничества, в отношении компаний, принадлежащих лояльным олигархам и подставным лицам, они не предпринимаются никогда. Так, наиболее заметным признаком подставной компании, принадлежащей полигархам или олигархам ближнего круга, является тот факт, что она еще ни разу не подвергалась атакам, и при этом очевидно имеет положительную стоимость в фазе выслеживания. Если положительная стоимость сторонней компании на этапе выслеживания является достаточным основанием для хищничества, то в контексте компаний приемной политической семьи за стоимость «в фазе выслеживания» мы приняли бы то, что на самом деле является трофейной стоимостью, ведь на компанию никогда не велась охота, потому что она никогда не выходила за пределы собственности приемной политической семьи. Очевидный разрыв между слабой политической позицией формальных владельцев и их неприкосновенностью также является ключевой характеристикой подставных компаний.

5.6. Сравнение экономических систем

То, что после распада Советского Союза наступит «конец истории», предсказывали не только политологи. Симеон Дянков и его соавторы в своей знаменитой статье[400] писали, что сравнительная экономика прошла тот же путь, что и политология. В эпоху холодной войны сравнительная экономика была занята сопоставлением капитализма в лице либеральных демократий на Западе и социализма в лице коммунистических диктатур на Востоке. В дальнейшем крушение последних, а также переход практически всех социалистических стран к капитализму рассматривались как историческая победа рыночной экономики над плановой. Дянков и его соавторы утверждали, что эта ситуация придает сравнительной экономике новый смысл: вместо сравнения двух крупнейших систем, капитализма и социализма, новая текущая повестка диктует необходимость сравнивать «разновидности капитализма»[401].

Такой подход, подразумевающий наличие «разновидностей капитализма», был впервые разработан для западных экономик, а затем ученые стали использовать его в качестве универсальной системы, которую можно применять и для стран, принадлежащих другим цивилизациям. Но все же мы не можем полностью согласиться с ним по двум причинам. Во-первых, поскольку режим коммунистической диктатуры составляет неотъемлемую часть нашей концептуальной структуры, являясь одним из полярных типов, мы не можем игнорировать и его экономическую систему, социализм, и фокусироваться исключительно на разновидностях капитализма. Во-вторых, существует проблема, о которой уже шла речь в Части 5.5.4.5, а именно, что преобладание власти-собственности является свидетельством экономической системы нового типа, которая в западном понимании не является ни социалистической, ни капиталистической. На формальном уровне в этой новой системе преобладает частная собственность, но на неформальном – де-факто частная собственность на деле тесно связана с политической властью. Таким образом, описание этой системы в парадигме «разновидностей капитализма» так же некорректно, как и описание патрональных автократий в парадигме «разновидностей демократии», то есть при помощи подтипов демократии (в гибридологии)[402]. С одной стороны, применение этих категорий кажется обоснованным, потому что на формальном уровне система состоит из тех же институтов, что и исходный концепт. С другой – их применение неоправданно, потому что на неформальном уровне система обладает совершенно иными, конструирующими ее характеристиками, которые оказываются важнее, чем ее формальное устройство. Следовательно, осмысление патрональных автократий как одной из модификаций демократии или системы власти-собственности как одного из вариантов капитализма несет в себе риск отождествления их и их отличительных черт с системами западного типа, что затрудняет понимание их истинной природы. Чтобы преодолеть эту трудность, для описания формального и фактического устройства различных систем собственности мы используем разные термины. С точки зрения формального устройства, мы определяем капитализм и социализм следующим образом:

♦ Капитализм – это экономическая система, для которой характерно преобладание формальной частной собственности на средства производства.

♦ Социализм – это экономическая система, для которой характерно преобладание формальной государственной собственности на средства производства.

Ранее мы уже объясняли, почему определение этих двух важнейших систем основывается на их формальных характеристиках, а именно потому что сравнительная экономика в целом и парадигма разновидностей капитализма в частности определяет их таким образом. И действительно, если сосредоточиться только на них, то в посткоммунистическом регионе можно найти множество типов капитализма[403]. Кроме того, различия между формальными отношениями собственности в социалистических экономиках указывают на «разновидности социализма» в странах до смены режима, от классической