Анатолий Ромов - След обрывается у моря... Страница 6

Я спускаюсь вниз, в теплую штурманскую рубку. Уютно светит лампа в углу. Баландин сидит, прильнув к экрану локатора. Нагибаюсь над столом – надо нанести на карту пройденный отрезок пути, проложить курс.

– Товарищ лейтенант, – вдруг негромко говорит Баландин, – вижу цель.

Я резко поворачиваюсь к нему.

– Вижу цель, – упрямо повторяет Баландин. – Цель малая, слева тридцать, дистанция – сорок кабельтовых.

– Товарищ капитан третьего ранга! – Я в два шага оказываюсь на мостике. – Цель! Слева тридцать, дистанция – сорок... Идет в наших водах.

– Курс? – не оборачиваясь, быстро спрашивает командир.

– Триста пятнадцать.

– Пишите в журнал: приняли решение идти к цели. Срочно определите нашу скорость и скорость цели.

Спешу вниз. Приказываю Баландину дать пеленг и дистанцию до цели. Он быстро вращает ручку развертки.

Теперь я должен определить скорость цели. Как быстро она идет? Наношу на карту свое место, пеленг цели, жду три минуты и снова наношу свое место, новый пеленг цели... Быстро высчитываю. Есть! Цель движется со скоростью около семи узлов.

Выбегаю на мостик, докладываю. Что это с командиром? Проклятие!

На море наваливается густой туман. Он обкладывает все вокруг. Он закрывает даже темноту.

Мы медленно, нехотя спускаемся в штурманскую рубку. Теперь стоять на мостике бесполезно.

По очереди прикладываемся к глазку локатора. Идут томительные минуты.

– Остановилась! Цель остановилась! – вдруг быстро говорит Баландин.

Остановилась? Почему? Что это? Маневр? Хитрость? Или какая-то неизвестная причина?

Теперь вся надежда на локатор. Баландин, припав к резиновой прорези экрана, напряженно следит за целью. Внезапно он начинает нервно крутить ручку развертки. Что случилось?

– Цель пропала!

– Малый ход! – говорит командир.

Наверху, на мостике, ничего не видно уже в нескольких метрах. Серая мгла закрыла корму, нос...

– Придется идти на одной машине... – говорит Алексей Дмитриевич.

Мы осторожно пробираемся в тумане. Наши огни погашены. Тишина. Слышен только ровный плеск волн.

Проходит час, второй. Мы продолжаем кружить в тумане. По-прежнему локатор не может поймать цель. Неужели ушла?

Встают самые различные предположения. А вдруг это подводная лодка? Может быть, она погрузилась и ушла под водой?

– Силуэт! – вдруг тихо говорит один из сигнальщиков, стоящий рядом со мной.

Но сколько я ни вглядываюсь, я не могу различить ничего, кроме серой стены тумана. Может быть, сигнальщику показалось?

– Вижу силуэт! – подтверждает второй сигнальщик.

Теперь и я вижу еле различимый, почти слившийся с туманом силуэт небольшой шхуны.

– Говорить шепотом! – быстро бросает командир. – Штурман, определите место, быстро! Приготовьтесь к высадке – пойдете с осмотровой группой!

– Есть!

Осторожно, стараясь не шуметь, спускаюсь вниз. Пытаюсь привести в порядок мысли. Мне – первый раз в жизни – быть командиром осмотровой группы!

Но сначала я должен определить точное местонахождение шхуны и нанести его на особую карту. Я должен предъявить эту карту экипажу судна-нарушителя как счет, и нарушитель должен поставить на карте свою подпись, признать, что он нарушил нашу границу, забрался в чужой дом.

Готово. Место отмечено. И тут же по внутренним громкоговорителям прозвучала команда: «Осмотровой группе приготовиться к построению!»

Я моментально ныряю в свою каюту. Пытаюсь представить себе, что происходит наверху. Наверное, мы уже подплываем к шхуне!

Один за другим подходят матросы осмотровой группы: рулевой Тарасов, сигнальщик Шестериков, главстаршина Холод, матрос Тоцкий. Торопясь, выдаю им пистолеты, ножи, карманные фонари, индивидуальные пакеты. Шестериков берет ракетницу, сигнальные флажки. Все четверо смотрят на меня.

И вдруг я вспоминаю – инструктаж. Я обязан проинструктировать группу. Стараюсь говорить спокойней, попутно припоминая все те бесчисленные тренировки, которые проводил со мной командир.

– Туман, будьте осторожней... – Я поочередно смотрю в глаза каждому. Это трудно, и только сейчас я понимаю, что такое быть командиром осмотровой группы.

Что же еще сказать? И вдруг проносится: а ты? Сам себя ты проинструктировал? А, какая ерунда лезет в голову!.. Неужели ты растерялся, лейтенант Минкевич? Вдруг из шелухи каких-то посторонних мыслей выплывают слова командира: «Главное при высадке – психологически ошеломить нарушителя, не дать ему опомниться...»

– Наверх!

Мы выбегаем на палубу, строимся у борта. Вот она, шхуна, совсем близко. Мы подходим к ней совершенно бесшумно. Молодец, ох, какой молодец командир, подвел нас к самому борту! Так и есть: на шхуне даже не заметили нашего приближения, не услышали ни звука!

– Пошел! – быстро говорю я, и мы разом прыгаем на палубу шхуны. Бросаюсь к ходовой рубке. Человек за штурвалом показывает мне ладони: мол, оружия нет.

– Капитан? Кэптэн? Маетэ? – говорю я.

– Я, я! – Человек кивает головой.

Я оборачиваюсь. Два человека у люка в кубрик растерянно смотрят на меня.

– Команду – в кубрик! – приказываю я. Тоцкий и Шестериков делают шаг вперед, и двое исчезают в люке. Тем временем Холод и Тарасов спускаются в машинное отделение.

Я снова поворачиваюсь к капитану. Отдаю под козырек – этого требуют международные нормы – и говорю:

– Я офицер пограничных войск СССР! Национальность судна, цель плавания?

Тот, кто назвал себя капитаном, пожимает плечами:

– Найн, найн... Нэ поньмай...

Прикидывается? Или действительно не понимает? Пытаюсь объяснить по-английски.

– Наин, найн... – потерянно опустив глаза, твердит капитан.

Меня берет зло. Я расстегиваю сумку, достаю карту, передаю капитану.

– Подписывай! А ну, подписывай!

Видимо, что-то в моем голосе испугало капитана. Он вздрагивает. Послушно берет протянутую ручку. Я незаметно оглядываю его. Молодой парень лет двадцати семи. Щетина на щеках. Поношенный свитер. Серые, спрятанные куда-то вовнутрь глаза.

– Найн! – внезапно поняв, что я от него требую, говорит он, вглядываясь в карту. – Найн, найн! Хир... – Его палец показывает место в нейтральных водах. Я быстро оглядываю рубку. Есть! Вот она, раскрытая прокладочная карта. Поймав мой взгляд, капитан растерянно отворачивается: проморгал... Я беру карту. Прокладка курса здесь обрывается точно на линии нашей госграницы.

– А ну, гляди! Гляди! – кричу я.

Капитан поднимает голову вверх. Что это с ним? Машет рукой: ветер, ветер! Его сдуло ветром...

– Наверх смотришь? Нет, сюда смотри!

Поняв, что дальше отпираться бессмысленно, он подписывает свое «место».

И только спустившись в капитанскую каюту, я узнаю истинное лицо «сдутых ветром». Вдоль стен сверкает никелем самая совершенная аппаратура, среди которой и новейшая навигационная система «Декка», позволяющая определять место судна с точностью до девяноста метров!

...Медленно и аккуратно вздымается вверх на волне нос шхуны. Угрюмый, притихший капитан стоит за рулем, медленно жуя жвачку. Рядом с ним я и Тарасов. Чуть впереди, прикрытая завесой тумана, маячит корма корабля. Мы ведем нарушителя в порт.

Вот и ворота в гавань, причал. Нас уже ждут. На пирсе стоит группа пограничников и капитан Свиридов. Неужели есть связь между задержкой шхуны и делом, которым занимается Свиридов?

Подан трап. Нарушители сходят по нему, опустив головы.

Мы здороваемся с офицерами, стоящими на берегу, обмениваемся несколькими словами.

– Вы слышали о водолазе? – говорит кто-то.

– О водолазе? Нет... Ничего не знаем, – говорит командир.

Ищите в квадрате X

Прошло несколько дней, прежде чем я снова встретился с подполковником Марьянчиком. И вот – это было в один из заходов в X. после очередного патрулирования у границы – я сижу у него в кабинете. Михаил Борисович расспрашивает меня о жизни, о службе в части, интересуется моими успехами. Уже в конце нашего разговора внезапно звонит телефон.

– Слушаю. Да. Так, – коротко бросает в трубку подполковник. Потом, окончив разговор, некоторое время смотрит на меня.

– Ну, что ж, Володя, – вдруг улыбнувшись, говорит он. – Могу тебя поздравить. Помнишь того гада, что хотел перейти границу?

Враг? Еще бы я не помнил!

– Конечно!.. – вырывается у меня.

– Так вот, мне сейчас сообщили, что он задержан.

– Задержан?

– Да. Пытался он уйти и морем и под морем, но ничего у него не вышло. Как ни петлял он, как ни хитрил, а пройти границу не смог...

Михаил Борисович ободряюще кивает мне и встает.