Николай Мельников - О Набокове и прочем. Статьи, рецензии, публикации Страница 66

Зато критики, в том числе и влиятельный литератор Арнольд Беннет, с энтузиазмом приветствовали появление на литературном небосклоне писателя, своей «бескомпромиссной и восхитительно злой сатирой» достойно продолжившего традиции английского комического романа, традиции Свифта, Смоллета, Диккенса и Теккерея.

Следующий роман, «Мерзкая плоть» (1930), в полной мере оправдал те авансы, которые начинающий автор получил от критиков. В новом сатирическом шедевре Ивлина Во зло высмеивались знакомые ему не понаслышке «яркие молодые штучки», ведущие вызывающе паразитический образ жизни и растрачивающие себя в бесконечных вечеринках и попойках. Досталось от автора и желтой прессе, которая взахлеб живописует сладкую жизнь богатых бездельников, оболванивая читателей высосанными из пальца сплетнями и сенсациями.

Как и в предыдущем романе (откуда перекочевали некоторые персонажи), в «Мерзкой плоти» перед нами разворачивается гротескная вселенная, живущая по законам парадокса, игры случая и веселого абсурда; в ней господствует буффонада, комическая эксцентрика. Если в «Упадке и разрушении» послевоенная европейская жизнь представала в образе бешено вертящейся карусели, то здесь она изображалась в виде суматошной толчеи аляповатых марионеток и идиотских автомобильных гонок по заколдованному кругу, из которого невозможно вырваться даже при большом желании.

Персонажи, населяющие роман, – в большинстве своем откровенно фарсовые и карикатурные; они не отягощены дотошным психологическим анализом и избавлены от нудных потоков сознания и подсознания (наподобие тех, которыми мучают читателей писатели-модернисты Джеймс Джойс и Вирджиния Вулф). Многие из них, как в комедии классицизма, наделены говорящими именами и фамилиями, например мисс Рансибл (Runcible, англ. – летящая сломя голову); их портреты эскизны, намечены несколькими выразительными мазками; характеры раскрываются в многочисленных диалогах, которые являются главным структурообразующим элементом повествования.

Представляя собой пестрый калейдоскоп курьезных ситуаций и алогичных поступков, роман построен по закону кинофарса. Вообще повествовательная манера «раннего Во», окончательно сложившаяся в «Мерзкой плоти», насквозь кинематографична. И этот, и последующие романы тридцатых годов построены по принципу монтажа небольших сценических эпизодов и комичных, живых диалогов, чередующихся с головокружительной лихостью и быстротой. Скупые пейзажные зарисовки и описания интерьеров напоминают сценарные ремарки. Авторская перспектива подвижна, вместе с ней мы то и дело переносимся из одного места действия в другое, не имея фиксированного центра восприятия и оценки, не замыкаясь в рамках сознания кого-либо из действующих лиц.

С некоторой натяжкой главным героем романа можно назвать начинающего писателя Адама Фенвик-Саймза, которому автор подарил кое-что из своей биографии. Как и самому Во, Адаму катастрофически не хватает денег на женитьбу. После того как туповатые британские таможенники конфискуют рукопись его романа – «чистейшая порнография, мы ее незамедлительно сожжем», – он вынужден вести светскую колонку в газете, причем, насыщая аппетиты «глотателей пустот» все более и более фантастическими сообщениями о жизни вымышленных им же знаменитостей, вскоре с удивлением обнаруживает, что выдуманные персонажи обретают призрачное бытие и начинают влиять на моду и образ жизни читателей. В конце повествования аморальный и абсурдный мир, в котором традиционная мораль не имеет ни малейшей цены и значимы лишь модные мнимости, наносит ему жестокий удар: его легкомысленная невеста Нина выходит замуж за другого.

Похожая история случилась и с автором «Мерзкой плоти»: в то время как он, уединившись, дописывал роман, его жена Ивлин Гарднер изменила ему с их общим знакомым. Попытка примирения не удалась, и скоротечный брак распался. По мнению биографов и наиболее близких друзей Ивлина Во, измена жены нанесла ему психологическую травму, изжить которую он не смог до конца своих дней. Отныне сюжетный мотив супружеской неверности звучит едва ли не в каждом втором его произведении (наиболее явственно – в трагикомическом рассказе «Любовь на излете», а также в романах «Пригоршня праха», «Не жалейте флагов», «Меч почета»).

Оказавшись в эмоциональном вакууме, писатель предпринял отчаянную попытку найти точку опоры. В год выхода «Мерзкой плоти» и разрыва с женой Ивлин Во, этот циничный насмешник, со студенческих лет склонявшийся к атеизму, неожиданно для всех обратился в католичество, сделав, как он выразился в одной из статей, «выбор между христианством и хаосом», в который, по его мнению, все безнадежнее погружался послевоенный мир. Не случайно в финале «Мерзкой плоти» разражается очередная военная катастрофа, а в последующих романах Во все большую роль играет мотив бессмысленно-жестокого варварства, носителями которого зачастую выступают представители духовно вырождающейся западной цивилизации.

Этот мотив доминирует в двух лучших довоенных романах Во, «Черная напасть» (1932) и «Пригоршня праха» (1934).

В «Черной напасти», произведении, отразившем впечатления Во от путешествия в Эфиопию, в убийственно комическом свете представлены поборники скоропалительных реформ, противоречащих исконному жизненному укладу страны и национальному менталитету. Главной движущей силой сюжетного действия является император вымышленной африканской страны Азания. Наивный поклонник прогресса, свято уверовавший, что введение утренней гимнастики, противозачаточных средств, вакцинации, женской эмансипации и других благ западной цивилизации в мгновение ока превратит его отсталую державу в преуспевающее государство, император Сет тщетно пытается обратить своих невежественных подданных в законопослушных граждан, строителей светлого капиталистического будущего. На роль главного реформатора он выбирает своего однокашника по Оксфорду, обаятельного лондонского повесу Бэзила Сила, олицетворяющего для него аристократический шик и утонченность европейской культуры. Став «министром модернизации» и активно внедряя «прогрессивные веяния» в жизнь злополучной Азании (то есть разворовывая всё, что еще можно было урвать), Бэзил Сил, этот литературный кузен нашего Великого комбинатора и потомок неунывающих героев плутовских романов, в самое короткое время доводит страну до полного краха.

Парадокс, но к концу романа мы приходим к выводу, что истинным воплощением варварства и анархии выступает не доктринер Сет и диковатые азанийцы, делающие из телеграфных проводов женские украшения и наконечники для стрел из рельсов единственной в стране железной дороги, а Бэзил Сил и ему подобные «цивилизаторы», нерадивые потомки строителей Британской империи, которых некогда воспевал Киплинг.

Имперская идея «бремени белого человека» развенчивается писателем столь же беспощадно, сколь и реформаторские амбиции Сета. Наиболее ярко тип измельчавшего колонизатора-бюрократа воплощен в гротескном образе придурковатого сэра Самсона Кортни, британского посла в Азании. «Неполномочный», как его ехидно величают сослуживцы, не способен не то что разобраться в хитросплетениях внутренней политики этой страны, но и запомнить имена азанийских государственных деятелей и своих коллег по дипломатическому корпусу. Своим прямым обязанностям он предпочитает вязание и младенческие забавы в ванной с резиновым змеем: «Неполномочный сел в ванну, бросил змея в воду, поймал его ногами. Схватил за хвост и, вспенив воду, стал возить его взад-вперед, изображая корабль в бурном море. Потом сел змею на голову, и тот, хвостом вперед, выпрыгнул у него между ног на поверхность воды; после этого сэр Самсон выпустил из змея немного воздуха, и по воде пошли пузырьки. С таких развлечений обычно начинался день посла, и его настроение во многом зависело от того, хорошо ли он наигрался утром…»

В романе «Пригоршня праха», который считается высшим достижением писателя, Во продолжает исследовать всевозможные «разновидности варварства у себя на родине и того беспомощного положения, в котором находится там цивилизованный человек»327. Главная тема произведения, как схематично сформулировал ее сам автор в письме одному из приятелей, – «готический человек в руках варваров»328. Для консерватора и традиционалиста, каким был Ивлин Во, готика являла собой квинтэссенцию европейской культуры и незыблемых христианских ценностей (недаром в одном из поздних интервью он заявил, что «был бы счастлив… в тринадцатом веке»329 – времени расцвета готического стиля).

Отчасти роман продолжал линию, начатую в «Упадке и разрушении». Узнаваем главный сюжетный конфликт. Подобно Полю Пеннифезеру, главный герой романа – мечтатель и романтик Тони Ласт (Last – еще одна говорящая фамилия!), спрятавшийся от городской суеты в идиллическом поместье Хеттон, становится жертвой порочного и бездуховного мира, в котором романтические идеалы и христианские добродетели – супружеская верность, умеренность, порядочность – считаются нелепым анахронизмом (вроде монументального псевдоготического особняка, на чье содержание Тони, к негодованию жены, тратит едва ли не все свои средства). Олицетворением алчного варварства, вторгающегося в пасторальный мирок Тони Ласта, является не только зловещая фигура мамаши Бивер (циничной сводни и перекупщицы), но и Бренда, изменница-жена, от скуки затеявшая любовную интрижку с откровенным ничтожеством, светским бездельником Джоном Бивером, а затем, когда дело дошло до развода, попытавшаяся лишить Тони его поместья. Столкнувшись с предательством любимого человека, наивный идеалист Тони, воображавший себя средневековым лендлордом, центром гармонично упорядоченной вселенной, с ужасом осознает, что его убежище обратилось в «пригоршню праха», что он живет в мире, лишившемся порядка, что «разумное и достойное положение вещей, весь накопленный им жизненный опыт был всего-навсего безделицей, по ошибке засунутой в дальний угол туалетного столика». Из-за преступного легкомыслия и эгоизма Бренды он теряет всё: любовь, душевное равновесие, а затем и свободу; в стремлении забыть семейные неурядицы он отправляется вместе с научной экспедицией в джунгли Амазонии и там попадает в плен к безумцу, который каждый день заставляет его читать вслух книги Диккенса.