Сборник - Убийство императора Александра II. Подлинное судебное дело Страница 67

В австрийском уложении 1852 года в § 25 в тех же случаях несовершеннолетние до 20 лет подвергаются лишь заключению от 10 до 20 лет. Таким образом, очевидно, что, сопоставляя приведенную мной статью 139 Уложения о наказаниях изд. 1876 года со всеми европейскими кодексами, наш законодатель, не упоминая в ней о смертной казни, не мог иметь даже и мысли применения этого наказания к лицам от 14 до 20-летнего возраста, ибо в противном случае нужно предположить, что наш закон допускает эту кару для 14-летних, то есть для лиц, не достигших ни одного из возрастов, определенных для применения ее в других государствах, в которых человеческий организм развивается гораздо ранее. Вследствие всего этого я считаю долгом просить о применении к Рысакову высшего наказания, определенного 139-й статьей Уложения для несовершеннолетних.

Прис[яжный] пов[еренный] Хартулари: Я ничего не имею заявить.

Прис[яжный] пов[еренный] Герке 1-й: Если суд найдет возможным, я прошу принять во внимание то обстоятельство, что подсудимая играла второстепенную роль, и применить к ней статьи 134 п. 6 135 Уложения и смягчить наказание; а если это будет признано выходящим за пределы милости, которую суд может оказать, то я прошу: не будет ли признано возможным ходатайствовать об этом.

Остальные защитники и подсудимый Желябов никакого заявления не предъявили.

Тов[арищ] прокур[ора] Муравьев: В интересах закона и справедливости я считаю долгом возразить защитнику подсудимого Рысакова. Он ссылается на ст. 139 Уложения о наказаниях, но соображения защиты лишены, по моему мнению, законного основания. Защита прежде всего указывает на то, что, если по статье 139 должна быть применена к подсудимому 1 степ. 17-й статьи, то, следовательно, и предыдущая статья 138 определяет то же наказание и для малолетних, не достигших еще 14-летнего возраста. Я полагаю, что это заключение ошибочно потому, что в разъяснение 138-й статьи имеется известное Особому присутствию высочайше утвержденное мнение Государственного совета, в котором относительно случаев применения 1 степени 17-й статьи допускается смягчение наказания лишь для малолетних, то есть не достигших 14-летнего возраста.

Николай Ярошенко

Портрет М.А. Унковского. 1888 Музей М.Е. Салтыкова-Щедрина. Тверь

Что же касается до совершеннолетних в возрасте, упомянутом 139-й статьей, то, по сопоставлении этой статьи со статьей 140 и последующими, следует признать, что на основании точного смысла закона, исключающего всякие сомнения, признание несовершеннолетнего виновным в таком преступлении, которое влечет за собой лишение всех прав состояния, устраняет, за силой этого последнего карательного признака, всякое смягчение наказания вследствие несовершеннолетия. Следовательно, наказание должно быть назначено Рысакову на точном основании 139-й статьи как совершеннолетнему. Затем едва ли нужно упоминать о том, что ссылка защиты на иностранные кодексы, изданные до нашего Уложения и содержащие в себе правило о желаемом им смягчении наказания, не может иметь для Особого присутствия никакого юридического значения.

Прис[яжный] пов[еренный] Унковский: Едва ли можно согласиться с мнением прокурора. Я не приводил иностранных уложений для того, чтобы Правительствующий сенат мог на них основать свое решение. Я приводил их лишь в доказательство того, что составители Уложения 1876 года имели многие из этих кодексов в виду, и если бы они допускали применение смертной казни к лицам, не достигшим 21-летнего возраста, то они упомянули бы об этом. Между тем в 139-й статье, в которой говорится о несовершеннолетних, начиная с 14-летнего возраста, о смертной казни не сказано ни слова. Упомянутое г-ном прокурором мнение Государственного совета, не вошедшее в закон, мне вовсе не известно, и я вовсе не понимаю, почему по статье 139, относящейся ко всем случаям совершения лицами, не достигшими 21 года, преступлений, влекущих за собой наказание, сопряженное с лишением всех прав состояния, с 17-летнего возраста должны быть применяемы все виды наказаний, изложенные в статье 17 Уложения, а в том числе и первый вид, то есть лишение всех прав состояния и смертная казнь, которой для лиц, не достигших полного совершеннолетия, вовсе не установлено. Очевидно, что такое толкование не согласно с истинным смыслом этой статьи. На этом основании я ходатайствую о замене для несовершеннолетнего Рысакова смертной казни другим наказанием.

Затем Особое присутствие Правительствующего сената поставило на свое разрешение вопрос: какому подлежат наказанию за состоявшимся решением подсудимые Желябов, Перовская, Кибальчич, Рысаков, Михайлов и Гельфман, после чего удалилось для совещания по постановлению приговора.

29 марта 1881 года

В 6 часов 20 минут утра 29 марта Особое присутствие Правительствующего сената вышло в залу заседания и г-н первоприсутствующий провозгласил резолюцию, помещенную в № 70 «Правительственного вестника», объявив, что приговор в окончательной форме будет объявлен осужденным 30 марта в 4 часа пополудни. (Приговор этот напечатан в том же № 70 «Правительственного вестника»).

Приговор

1881 года, марта 23–24 дня

По указу Его Императорского Величества Правительствующий сенат в Особом присутствии для суждения дел о государственных преступлениях в следующем составе:

г-н первоприсутствующий Э.Я. Фукс; г-да сенаторы: Н.П. Биппен, Н.С. Писарев, И.Н. Орлов, А.И. Синицын, А.А. Бобринский, петергофский уездный предв[одитель] дворян барон М.Н. Корф, московский городской голова С.М. Третьяков и волостной старшина А.А. Гелекер; при обер-секретаре В.В. Попове; в присутствии исполняющего обязанности прокурора при Особом присутствии Правительствующего сената Н.В. Муравьева —

рассматривал дело о мещанине Николае Рысакове, крестьянах Андрее Желябове, Тимофее Михайлове, сыне священника Николае Кибальчиче, дворянке Софье Перовской и мещанке Гесе Гельфман, преданных суду Особого присутствия, на основ[ании] 1032 и 1052 статей Устава уголовного судопроизводства по прод. 1879 года по обвинению их в злодеянии, жертвой коего пал в Бозе почивший государь император Александр Николаевич, и в других преступлениях.

Первого марта 1881 года, в воскресенье, в начале третьего часа пополудни, в С.-Петербурге совершено было величайшее злодеяние, поразившее Россию роковым ударом, положившим безвременно предел драгоценной жизни возлюбленного монарха, благодетеля отечества, государя императора Александра Николаевича. В тот день его императорское величество изволил присутствовать на разводе в Михайловском манеже, а из Манежа посетить Михайловский дворец, откуда и возвращался по Инженерной улице и затем, направо из оной, по набережной Екатерининского канала. Когда карета государя в сопровождении обычного конвоя проезжала мимо сада Михайловского дворца на расстоянии около 50 саж[ен] из угла Инженерной улицы, под лошадей кареты был брошен разрывной снаряд. Взрывом этого снаряда были ранены некоторые лица и разрушена задняя стенка императорской кареты, но сам государь остался невредим. Человек, бросивший снаряд, хотя и побежал по набережной канала по направлению к Невскому проспекту, но в нескольких саженях был задержан и назвался первоначально мещанином Глазовым, а затем показал, что он мещанин Рысаков. Между тем государь, приказав кучеру остановить лошадей, изволил выйти из кареты и направиться к задержанному преступнику; когда же его величество возвращался назад к месту взрыва по панели канала, последовал второй взрыв, ужасным последствием которого было нанесение государю крайне тяжелых ран с раздроблением обеих ног ниже колен. Венценосный страдалец был доставлен в Зимний дворец почти уже в бессознательном состоянии, и в тот же день в 3 часа 35 минут пополудни в Бозе почил. По осмотре местности злодеяния и по данным, обнаруженным дознанием, эксперты пришли к заключению, что означенные взрывы были произведены двумя брошенными снарядами, заключенными в жестяные оболочки и состоявшими из ударного состава и взрывчатого вещества в количестве до пяти фунтов в каждом снаряде.

На лицо, бросившее к ногам почившего государя второй разрывной снаряд, прямых указаний сначала не было; только крестьянин Петр Павлов при первоначальном дознании показал, что когда государь, отойдя от задержанного Рысакова, направился по панели канала, то неизвестный человек, стоявший прислонившись к решетке набережной, выждал приближения государя на расстояние не более двух аршин и бросил что-то на панель, отчего и последовал второй взрыв. Показание это, повторенное Павловым и на судебном следствии, вполне подтвердилось следующими данными: указанный Павловым человек был поднят на месте преступления в бессознательном состоянии и по доставлении в Придворный госпиталь Конюшенного ведомства умер там через 8 часов; по судебно-медицинскому осмотру и вскрытию трупа этого лица, на нем оказалось множество поранений, причиненных взрывом, который, по мнению экспертов, должен был произойти в весьма близком расстоянии, не далее как на три шага от умершего. Этот человек, придя пред смертью несколько в себя и ответив на вопрос о своем имени – «не знаю», проживал, как обнаружено дознанием и судебным следствием, по подложному паспорту на имя виленского мещанина Николая Степанова Ельникова и между своими соумышленниками назывался «Михаилом Ивановичем» и «Котиком».