Ольга Кучкина - Мальчики + девочки = Страница 69

Прочла десять лекций. Осталось пять. Тебе нравится эта арифметика?

Наташа прислала мне Латынину из интернета, я использовала ее, отвечая вчера на вопросы.

Забыла, что сегодня 1 апрель – никому не верь.

Верь мне.

Целую.

1 апреля

Веранды старомодные,

ступени деревянные,

какие дни холодные,

какие ночи странные…

В плетеных креслах без людей

играет ветер солнечный,

то вдруг становится лютей,

то утихает к полночи.

Качели детские пусты,

но изредка качаются,

и чей-то мяч летит в кусты,

и игры не кончаются,

зеленый шелковый лужок

цветами брызнет скоро…

Внезапной памяти ожог

пронизывает поры.

Зеленый дым в другом краю

и в то же время года,

кручусь, свечусь, верчу кудрю,

лечу, не зная брода,

и песенку пою тому,

кто песенки не слышал,

и слезы капали во тьму,

и дождь стучал по крыше.

Веранды старомодные,

ступени деревянные…

А после полная луна

над местностью всходила,

как почка, лопалась струна,

кровь, как вино, бродила.

И первый робкий соловей

рассыпав тонко трели,

нырял в другую параллель,

где детские качели…

…Сижу пишу тебе e-mail,

а соловей защелкал.

Дом с креслом выставлен for sail,

и жмет седая челка.

Веранды старомодные,

ступени деревянные…

Как замечательно точно пишет Набоков в «Даре» процесс возникновения и написания стиха. Я думала, это мой личный процесс, а у других, особенно великих, иначе. Улыбалась, а иногда теряла дыхание, читая и узнавая свое. Я совсем его забыла (Набокова) и теперь достаю из забытья.

Все переменилось и пылает первоцветом. Яркие желтые кусты называются форзиция. Есть деревья, где ни единого зеленого листка, а голые серые ветви усыпаны мелкими розовыми или белыми крупными, как яблоки, цветами, похожими на розы. Это калифорнийская розовая и мексиканская белая магнолии. Есть более крупные деревья, все в розовом дыму, они называются dogwood по-английски, то есть собачье дерево, а по-русски – кизил. Палисадники усыпаны мелкими голубыми остролепестковыми цветочками – их здесь называют blue-eyes , что значит голубоглазки . В США каждый штат имеет три символа: дерево, птицу и цветок. Символы Иллинойса: дуб, красный кардинал и эти blue-eyes , как ни странно, особая разновидность флокса.

Сведениями снабдила неисчерпаемая Галя Бобышева, которую специально расспрашивала по телефону.

Такой пышной, торжественной, праздничной и красивой весны я нигде и никогда не видела. Студенты немедля разделись догола и усыпали quad (огромный четырехугольник луга, обставленный университетскими зданиями), перебрасываясь тарелками, пинг-понгом или просто лежа на траве. Университетские здания тут никто так не называет, говорят: на кампусе. Кампус – что-то от kamp , что означает лагерь, кажется, даже военный.

А между тем, в Gregory Hall , где у нас проходят занятия, днем была объявлена тревога: нашли бомбу, всех, кто был в здании, эвакуировали на улицу и вызвали полицию. Даша зашла туда в это время и оказалась свидетелем событий. Мне пришло на ум, что это учебная тревога. Но Даша сказала, что все серьезно.

Вчера на всех новостных каналах долго висела картинка под названием «Насилие в Фалудже». Ты, верно, видел это глумление иракцев над убитыми ими американцами. Я видела по нашим двум программам, «Вести» и «Время», как толпа тащила по улицам куски тел. Комментатор сказал, что эти кадры обошли весь мир, но американцы их не показали. Полагаю, дело не в цензуре или в желании скрыть, что происходит в Ираке, а в правилах американского телевидения не шокировать публику запредельными зрелищами (что, хлебом не корми, дай посмаковать нашему телевидению).

Про наших. «Время » , засранцы, рассказывая про принятие закона о митингах и собраниях, ничего не сказали по существу, а дали только фразу Грызлова, упоенного большой победой демократии, что вместо разрешительного права будет уведомительное. Ну и хорошо, подумала я. Что нехорошо (что нельзя, оказывается, выражать протеста вблизи расположения чиновничьей задницы любого ранга, а только на ее периферии) – разъяснили Бетти и Маришка.

Сегодня ко мне в офис приходил Ричард Темпест, сын Питера Темпеста, корреспондента английской коммунистической Daily Worker в Москве, если помнишь. Питер женился на болгарской журналистке, та уехала рожать в Лондон, а родив, вернулась в Москву, и они жили в высотке на Котельниках, Ричард учился в советской школе, и однажды к ним в дом приезжал зачем-то Хрущев. Потом Ричард улетел в Англию, окончил Оксфорд и получил работу на кафедре славистики в Иллинойсе. Говорит по-русски, как мы с тобой (и с английским акцентом по-английски), бывает в Москве и в курсе всех наших событий. Я знаю его с времен первых моих приездов сюда. Проговорили час. Он нашел в интернете, что Дума решила-таки поправить сама себя после того, как позорный закон вызвал шум в мире и, в частности, в Америке (один сенатор предложил исключить Россию из Большой восьмерки). Ну не мудаки, скажи!

Я вывела формулу: если нет внутренней оппозиции (в стране), эту роль берет на себя оппозиция внешняя (мир). Хорошо, что Россия пока не утратила слуха, но ведь так можно доиграться до случая Саддама, Ясира или Ким Чен Ира.

Все время, что я здесь, три темы первенствуют на американском экране: иракские события, предвыборные баталии между Бушем и Керри и гейские браки. Когда мы навещали Наташу, она познакомила нас со своим студентом-геем. Брюнет, с правильными чертами лица, белозубый, неглупый, смотреть на него даже приятно, если бы не излишнее кокетство, впрочем милое. Но едва вообразишь, как он ласкается с другим мужчиной, трудно удержаться от тошноты. Я не продвинутая. Меня тошнит. Даша продвинутая и говорит, что брак в Америке дает социальные преимущества, каких люди вне брака не имеют, и лишать геев и лесбиянок возможности брачной жизни – значит ущемлять их права. Я слышала это по телевидению, но не могу отделаться от мысли: ну нет у них других проблем! А также от старой привычки любить (в самом прямом и простом смысле слова) мужчину, а не женщину.

Этот мужчина часто снится мне. И всегда в ревнивых снах. Сегодня проснулась в три ночи и стала вспоминать неприятный сон, какой разбудил. Будто мы семьей (с детьми) приходим в гости к моей подруге, с внешностью актрисы Полищук, ее нет дома, и надо бы уйти, но я предлагаю остаться, мы начинаем хозяйничать, что-то вынимаем из холодильника, жуем, и когда она появляется, то с недоумением смотрит на эту картину, пока не натыкается взглядом на меня, узнает, радостно улыбается, начинает метать на стол, мы садимся, ты садишься рядом с ней и дружески обнимаешь за плечи. И вдруг я вижу, что чересчур дружески. Кто-то из моих детей видит это тоже. В результате мы (с Дашей или с Наташей) уходим и оказываемся у себя дома, а тебя нет, и мы понимаем, что ты остался у Полищук, а меня оставил. И я думаю: вот не надо было у нее хозяйничать, жадность фраера сгубила.

Почему такие сны? Почему не другие? Наяву, коркой, ничего подобного не чувствую, а подкорка выдает одно и то же. Объясни, в чем дело. Я природно ревнива или что?

Целую.

2 апреля

Мой милый, прочла в Newsweek про политшоумена на радио (звать Al Franken ), что он изучал науку поведения в Гарварде. Интересные у них науки, правда? Не марксизм-ленинизм, а что на самом деле может пригодиться в жизни.

И порядки интересные. Вчера поехали поесть в Biaggi’s , итальянский ресторанчик, где были с Роном. А воскресенье. Приезжаем – очередь, надо полчаса ждать. Записались, получили приборчик, по которому вызывают, когда подходит очередь. Даша увидела, что есть места у стойки бара, мы сдали приборчик, уселись на высокие стулья, сделали заказ и стали ждать. Это был театр! Молодой бармен с бритой головой, в черной жилетке и белом фартуке, похожий на шоумена Фоменко, только меньшего физического калибра, носился вдоль стойки, как молния, беря один бокал, два, три, пуская струю из бутылки, длинную, как змея, бросая лед в шейкер и встряхивая его красивым движением, добавляя из другой бутылки и из третьей, и все как на сцене или арене, с наклоном головы, с проездом на ногах, словно на коньках, с быстрым проблеском глаз и стремительно-четким обменом репликами с официантами, ждущими своих заказов. Официанты время от времени хватали бумажные стаканчики, сходящие на конус, вставляли в них шланг, похожий на бензозаправочный, включали, в стаканчики лилась вода или кока-кола, выпивали, стаканчик сминали, бросали в урну, утирали пот и возвращались к клиентам. Все так увлекательно, что мы не заметили, как долго нам не подавали еду. Мне подали, Даше нет. Подошел официант, они с барменом и Дашей обменялись репликами, я не слушала, поглощенная крабьим и лангусточьим мясом, в мелкую порубленным, с сыром и шпинатом. Выяснилось: Дашина пицца сгорела, ей делают другую, которую предоставят бесплатно – поскольку клиент испытал неудобства. Бармен сказал, что и за кока-колу не надо платить. Который раз сталкиваюсь с порядками, какие советского человека, хоть и бывшего, поражают. Мы получили удовольствие, не сравнимое с тем, как если бы сидели за банальным столиком в зале. И нам еще за это приплатили. Мы заказали тирамису (тоже долго делали), кажется, только затем, чтобы подольше не уходить отсюда.