Роман Подольный - Человечество открывает себя Страница 7

Не будем забывать: потоки знаний текут в обе стороны, не только в Европу, но и из нее. Индейцы седлают завезенных из Европы коней. Индийцы отливают по европейскому образцу пушки, из которых палят по завоевателям. Новозеландские маори (это, правда, позже) заменяют свои традиционные полевые культуры привозными, принимают к себе беглых английских моряков, идут к ним на выучку, чтобы с оружием в руках сопротивляться верноподданным британским морякам и солдатам. Любознательные японцы усваивали разом и содержание голландских учебников анатомии, и теорию Коперника, и правила живописи, позволявшие добиться детального сходства портрета и оригинала.

Мы живем в век научно-технической революции. На наших глазах и глазах наших старших современников преобразилась древняя Земля, взлетели самолеты, для нас расширилась Вселенная, человек вышел в космос. Но в космосе пока побывала в общей сложности сотня с небольшим людей. И столь приблизившиеся к нам планеты «потеряли» зато предполагаемых разумных обитателей. На самых же совершенных самолетах, скоростных поездах, комфортабельнейших теплоходах люди могут побывать только в тех местах, которые их предки открыли сотни и тысячи лет назад.

А в эпоху Великих географических открытий глазам искателей представали обитаемые миры, из океана, считавшегося перед тем такой же непреодолимой границей мира, как в недавние для нас дни — космическая бездна, из этого океана древних встали большой Новый Свет и бесчисленные столь же новые «светы» поменьше.

Открытие пространства было и новым открытием времени. Европейцы увидели на островах Тихого океана, в сельве Южной Америки и саваннах Африки собственное прошлое, хоть потребовалась масса времени, чтобы это понять. А сначала они просто увидели, что возможны другие обычаи. Иные нравы. Непохожие порядки.

Новые земли посещали, а нередко в них и поселялись десятки и сотни тысяч испанцев, португальцев, англичан, французов… И всюду там жили новые для них люди, интересные уже потому, что новые, незнакомые, странные. Не просто новые люди — новые народы! Сотни, тысячи зеркал, в которые смотрелись европейцы, в свою очередь служа новым зеркалом для народов Америки, большей части Африки, Азии, а затем и Австралии.

Зеркала отражают, как известно, тех, кто в них смотрится. Это в весьма значительной мере верно и для данной аналогии. Одни путешественники описывали индейцев как людей простых, наивных, честных до абсурда, этаких детей природы. Другие видели в них мрачных людоедов, свирепых дикарей, кровожадных уродов. Бессмертный Пятница Даниэля Дефо, беззаветно преданный Робинзону, — с одной стороны. И с другой — столь же бессмертный чудовищный Калибан из шекспировской «Бури», в описании которого великий поэт использовал, в частности, книгу своего современника Уолтера Рэли, руководителя военно-грабительски-исследовательских походов в Южную Америку.

Одни путешественники обращали главное внимание на черты сходства между знакомыми по Европе народами и вновь открытыми племенами. Испанец Эрнандо де Сото восклицает не только с удивлением, но и с определенным удовлетворением: «Весь мир одинаков!», наблюдая, как свита расчихавшегося индейского кацика рассыпается в пожеланиях этому кацику здоровья и счастья, — ведь такой обычай существовал и в его стране, и во всей Европе (да и мы до сих пор говорим в подобных случаях «будь здоров»). Другие землепроходцы подчеркивали различия, особенности, непохожесть, странность «чужих», чаще всего черпая в этой непохожести «доказательства» своего права на угнетение таких особенных и странных существ. Ведь океан переплывали представители феодальных, а затем буржуазных государств, и даже для выходцев из социальных низов Европы путь в другие концы мира казался обычно прежде всего путем наверх, к богатству и власти.

В XVI веке долго и напряженно обсуждался церковью вопрос, происходят ли американские индейцы от Адама, как жители Старого Света, а если и происходят, то можно ли считать, что Христос был послан на Землю и ради них тоже. Богословский спор имел сугубо земную подоплеку. Коли индейцы не родня даже Адаму или хотя бы не «спасены» пришествием Христа, то с ними можно делать что угодно, как с существами, не имеющими души. Спор был разрешен компромиссом: признали индейцев людьми, имеющими душу, а значит, и право на крещение, но при этом продолжали без зазрения совести угнетать их, обращать в рабство и попросту уничтожать. Внешнее несходство оставалось для этого убедительным доводом.

Между тем для европейского искусства новые открытия стали неисчерпаемым источником вдохновения. Великий немецкий художник Альбрехт Дюрер познакомился с произведениями мексиканского искусства и записал в свой дневник: «Никогда в жизни я не видел ничего, что так радовало бы мое сердце, как эти предметы. Глядя на столь поразительные творения, я был изумлен утонченным гением людей чужих стран».

Но когда, уже в XIX веке, были открыты для европейцев замечательные скульптуры африканской культуры Ифе, то человек, сделавший это открытие, Фробениус, соотечественник Дюрера, решил, будто он обнаружил наследие Атлантиды — легендарной матери всех цивилизаций. Ведь не могли, думал, видимо, исследователь, создать такое чудо искусства «невежественные и дикие» негры. Но чудо было все-таки делом рук самих африканцев, драгоценным плодом их мыслей и чувств. А в зеркале их культуры Фробениус, увы, в данном случае увидел отражение собственных предрассудков. Да, люди-зеркало, народы-зеркало, культура-зеркало иногда дают кривое изображение, но в подобных случаях надо пенять не на само такое зеркало: в нем отражается лицо, искаженное страхом и недоверием, пренебрежением, ненавистью — вариантов много. И встречаемся мы с последствиями такого отношения к другим даже сегодня.

Помню, как удивился я в детстве, когда узнал, что Гренландия, занявшая такой огромный кусок на карте мира, на самом деле всего лишь остров… Пусть она и самый большой в мире остров, но все-таки раз в пятнадцать меньше Африканского континента. Карта давала явно другое соотношение размеров, потому что была начерчена по правилам меркаторовой проекции, а при этом, чем дальше от экватора к югу и северу, тем больше места на карте занимают моря и земли. Известный географ XVI века Меркатор [7] тут ни в чем, как говорится, не виноват. Он придумал чрезвычайно удобный и весьма распространенный до наших дней способ изображать на плоскости сферическую поверхность Земли. Однако способов решения этой задачи немало, и при каждом из них приходится при передаче на плоской карте так или иначе искажать реальные соотношения размеров, характерные для шарообразной планеты. Но искажения в меркаторовой проекции особенно дают себя знать, когда доходит до изображения именно Европы. Она на карте мира, сделанной в меркаторовой проекции, оказывается в привилегированном положении и кажется сравнительно крупной, как наиболее в среднем удаленная от экватора из всех населенных частей света. Этим-то нередко и объясняют этнографы и психологи привязанность европейцев к наследию Меркатора. Не случайно исторически и положение нулевого меридиана. Европа оказалась при таком его положении посредине карты, посредине мира. Китайцы, например, ревниво отнеслись к этой ситуации уже при первом знакомстве с картой в XVII веке. И пришлось доставившему эту карту миссионеру перечертить ее — так, чтобы посредине мира оказался Китай. А на индийских картах в центре изображали тогда Индию.

Выглядят все эти географические казусы достаточно безобидно, но отражают порой отнюдь не безобидные вещи. Привычка ставить собственную страну в центр мира, считать свой народ не просто единственным в своем роде, но стоящим выше всех остальных народов, предназначенным управлять ими — вот что, пусть не всегда, находит свое выражение на географической карте.

Внешне такой этноцентризм напоминает обыкновение некоторых племен, живущих родовым строем, считать себя находящимися в центре мира. Но причины тут разные. В первобытном обществе это прежде всего следствие слабого общения с окружающим миром. В классовых обществах этноцентризм отражает и защищает интересы господствующих слоев, подкрепляет их «право» на эксплуатацию не только «своих», но и «чужих», обосновывает политическую экспансию, иногда же служит средством против экспансии чужеземцев.

Образчик трактовки собственной страны как находящейся под особым покровительством богов и почти ничего общего не имеющей с другими странами дают труды японского ученого Хираты Ацутанэ (конец XVIII — начало XIX века). Хирата был знаком уже с немалым числом пришедших из Европы научных книг, читал Библию и многое в ней принимал на веру… Но как поразительно преломлялись в его голове новые сведения! Он знал, что Япония — страна сравнительно маленькая, но заявлял: «Как бы мала ни была совершенная страна, она все равно будет совершенной, и как бы велика ни была страна, лишенная достоинств, она таковой и останется».