Николай Мельников - О Набокове и прочем. Статьи, рецензии, публикации Страница 75

Во всяком случае, именно так воспринимается Бёрджесс в постсоветской России. Выходившие с начала девяностых переводы некоторых его романов, увы, ситуации не изменили. Мрачноватая антиутопия «Вожделеющее семя» (1962), пророчащая воцарение тоталитаризма и узаконенный каннибализм, несмотря на всплески великолепного юмора, оказалась откровенно вторичной по отношению к произведениям Хаксли и Оруэлла; «Трепет намерения» (1966) – тускловатой вариацией на тему суперагента 007 с тщетными потугами на пародийное преодоление заскорузлых канонов шпионского боевика; «Человек из Назарета» (1979) – чей перевод вышел в прошлом году, – старательным и совершенно никчемным пересказом Евангелия, изрядно разбавленным диалогами. Последний роман (в свое время расцененный английскими критиками как откровенная халтура) является переделкой сценария к фильму именитого Франко Дзеффирелли, что, вероятно, и способствовало появлению его русского перевода.

В случае со свежепереведенным «шекспировским» романом365 дело явно не обошлось без кинематографической стратегии. Нет, с недавней голливудской поделкой книга не имеет ничего общего. Просто предприимчивые издатели приладили к роману зазывно-киношное название в надежде вызвать у пресловутого «массового читателя» соответствующие кинорефлексы.

Сам Бёрджесс озаглавил книгу цитатой из сто тридцатого сонета Уильяма Шекспира: «Nothing like the Sun. A Story of Shakespeare’s Love-life» (1964). Пользуясь не таким известным, как маршаковский, но более точным переводом, заглавие-цитату можно передать так: «На солнце не похоже. История любовной жизни Шекспира».

Переиначив название, издатели избавили роман от эпиграфа (первое четверостишие уже упомянутого сонета) и посвящения – английскому прозаику Ч.П. Сноу и его супруге, писательнице Памеле Хэнсфорд Джонсон. Заодно убрали и предисловие, принципиально важное для адекватного восприятия авторского замысла, поскольку в нем задавалась общая – насмешливо-ироничная – тональность, окрашивающая все повествование. В ампутированном предисловии роман объявлялся прощальной лекцией мистера Бёрджесса (некоторое время он работал преподавателем в Малайзии), а также сообщалось о подарке студентов: трех бутылках самсу (рисовой водки), которым суждено было поддерживать лекторское красноречие. Благодаря своевольному хирургическому вмешательству оказались обессмысленными многие фрагменты романа: например, эпизоды, где повествователь, отстраняясь от персонажей, вмешивается в сюжетное действие со своими оценками и комментариями, или же эпилог, в котором он окончательно перевоплощается в Шекспира и говорит от его лица.

Трудно сказать, почему решили кастрировать бёрджессовский текст. Может быть, это привычная «расейская» безалаберность, а может быть, и своеобразная месть автору за тот сниженный, травестийный образ «Великого барда», который он сотворил на страницах романа.

Неоднократно обращаясь к жизнеописанию великих исторических деятелей и художников (будь то Наполеон, Шелли или Хемингуэй), Энтони Бёрджесс зарекомендовал себя заядлым ниспровергателем авторитетов, с азартом сокрушающим устоявшиеся мифы и традиционные верования. Не стала исключением и «история любовной жизни Шекспира». Оставаясь в рамках стратфордианской доктрины (Бёрджесс явно не был знаком с выкладками Ильи Гилилова!), автор сделал все возможное, чтобы деканонизировать «Короля сонетов», обозначенного в романе запанибратской аббревиатурой W. S. (в соответствии с возрастом героя бедняга переводчик вынужден передавать ее то как «юный Уилл», то как «Уильям»).

Воссоздавая образ Шекспира, Бёрджесс редко поднимается выше пояса и основное внимание сосредоточивает на физиологических, постельно-сексуальных аспектах его жизни. Вот в стельку упившийся Уилл просыпается в объятиях незнакомой девушки (его будущей супруги Энн Хетеуэй). Далее со вкусом живописуется их совокупление: «…Уилл вскрикнул, орошая своим семенем ее горячее лоно, по-щенячьи дрожа всем телом и храпя, словно жеребец…» А вот молодой Шекспир, взятый учителем в дом богатого чиновника, грешит с одним из своих малолетних учеников… А вот его со скандалом выгоняют из публичного дома… А вот он резвится с юным Генри Ризли, графом Саутгемптоном… А вот по-мужицки грубо берет прекрасную негритянку – да-да, ту самую «смуглую леди сонетов». В конце романа она награждает любвеобильного Шекспира «французской болезнью» (сифилисом), и тот начинает буквально разлагаться на наших глазах… Бедный Уилли!

Трудно заподозрить Бёрджесса в завистливом сорокинстве: неотвязном, изнурительном желании обгадить непререкаемого классика. По-своему автор симпатизирует герою, хотя порой так увлекается ощипыванием «Лебедя Эйвона» и превращением его в гадкого утенка, что волей-неволей вспоминаются похабные пиры нашего доморощенного постмодерниста, заплывшего голубым салом.

А ведь роман не лишен достоинств, как то: превосходно переданный (или сочиненный – что одно и то же) исторический колорит елизаветинской Англии; изящной выделки словесная ткань, расшитая реминисценциями и цитатами из шекспировских произведений; умелое использование богатых возможностей несобственно-прямой речи; бегло, но выразительно очерченные фигуры второстепенных персонажей.

Жаль только, что главный герой оказался автору не по силам. Низводя «потрясателя сцены» до уровня умелого ремесленника, озабоченного исключительно финансовыми и сексуальными проблемами, Бёрджесс явно мерил его на свой аршин и потому не смог убедительно показать, как тому удавалось «лепить прекрасные образы из груды обломков, из дерьма, греха и хаоса», откуда, почему явились на свет «Гамлет», «Ричард III», «Макбет», «Юлий Цезарь». Неужели же «плоть решает все» и «литература является лишь эпифеноменом плоти»? Бедный Энтони!

Вполне допускаю: в наши глумливые деструктивно-деконструктивистские времена приземленный бёрджессовский Шекспир многим придется по душе. «Он мал, как мы, он низок, как мы…» Что тут сказать? «Мне не смешно, когда фигляр презренный…»

Или вот вам еще цитатка – на десерт: «Пусть помышляющие о низком любуются низкопробным. Меня же прекрасный Аполлон ведет к источнику муз…»

Литературная газета. 2001. 20–26 июня. № 24–25 (5837). С. 10.

ЗАВОДНОЙ ЭНТОНИ БЁРДЖЕСС

Позвольте мне для начала предположить или хотя бы сделать вид, что вы ничего не знаете об Энтони Бёрджессе (1917–1993), никогда не читали его книг и даже слыхом не слыхивали о романе «Заводной апельсин» и его скандальной экранизации, снятой Стэнли Кубриком. Равно как и о том, что Бёрджесс родился в Манчестере, в семье джазового пианиста и эстрадной певицы, получил филологическое образование в Манчестерском университете, в 1940-м был призван в армию и мирно пересидел Вторую мировую войну на Гибралтаре (где был прикомандирован к концертной бригаде, а позже – к шифровальному отделу армейской разведки), женился на родственнице писателя Кристофера Ишервуда, после войны пошел работать в школу, зарабатывал меньше тамошнего садовника, а посему завербовался в британскую колониальную администрацию и переехал из Туманного Альбиона в солнечную Малайзию. Там он преподавал туземцам английский язык и литературу, сочинял музыку и написал три романа, которые составили «Малайскую трилогию» (поначалу не снискавшую большого успеха у читателей).

Жизнь в экзотических странах Юго-Восточной Азии (Малайзия и Бруней), месте пересечения великого множества рас, культур и религий, пришлась Бёрджессу по душе: он сблизился с местным населением, выучил малайский (настолько хорошо, что перевел на него «Бесплодную землю» Т.С. Элиота) и наверняка остался бы там навсегда, если бы не два пренеприятных происшествия, которые нарушили его колониальную идиллию. На приеме в честь инспектировавшего заморские территории принца Филипа бёрджессовская жена (весьма эксцентричная особа, склонная к выпивке и истеричным выходкам) устроила пьяный скандал – в результате у Бёрджесса окончательно испортились отношения с местным начальством. Некоторое время спустя прямо во время лекции он упал в обморок. Врачи вынесли неутешительный вердикт – неоперабельная опухоль головного мозга – и сообщили, что жить ему осталось около года. С этим диагнозом Бёрджесса освободили от преподавания и, от греха подальше, отправили умирать в Англию.

Приговоренный врачами к смерти, он не впал в грех уныния и решил провести отпущенный ему срок как можно более плодотворно. Чтобы заработать на жизнь и хоть как-то обеспечить будущее непутевой жены, он заделался профессиональным писателем и, отбросив романтический миф о вдохновении, выработал твердое правило: работать без выходных, выдавая на менее двух тысяч слов в день. 1960 год – «последний год» в жизни Бёрджесса – стал самым насыщенным и плодотворным годом его писательской карьеры. За это время им было изготовлено пять романов: «Однорукий аплодисмент», «Доктор болен», «Вожделеющее семя», «Червь и кольцо», «Мистер Эндерби изнутри». Сверхъестественная производительность просто-напросто напугала издателей Бёрджесса, потребовавших, чтобы некоторые его вещи были опубликованы под псевдонимом (в итоге «Однорукий аплодисмент» и «Эндерби» вышли под псевдонимом Джозеф Келл). И хотя вскоре выяснилось, что мрачные прогнозы врачей были ошибочны, пущенную в ход писательскую машину, в которую превратил себя Энтони Бёрджесс, уже ничто не могло остановить.