Роберт Фулгам - Все самое важное для жизни я узнал в детском саду Страница 9

Да, есть такие люди. У которых все, всегда и всюду в порядке. На них не распространяется власть хаоса и действие законов энтропии. Я с такими людьми сталкиваюсь каждый день. Они спокойны и уверены в себе; они — столпы общеетва. Это их портреты красуются на страницах школьных учебников; это они служат примером обществу — те, кто чего-то добился в жизни.

Ну а я не из их числа. Сначала «из огня да в полымя», а потом «слезами горю не поможешь» — вот это, пожалуй, обо мне. Будни большей частью похожи на бесконечную и беспорядочную ловлю цыплят в гигантском курятнике. Не жизнь, а занятие по гражданской обороне во время «воздушного налета». Тут уж не до мелочей.

Только мне постоянно приходит в голову одна фантазия, благодаря которой на душе становится легче. Я выдумал историю про отшлифованную палку: явится однажды в мой дом совет старейшин, и скажут старцы, что пришла пора исполнить обряд шлифования палки — испытание для рассеянных и несобранных, но добрых сердцем.

А обряд этот вот каков. Для испытания отбирают тех, у кого душа полна самых благих намерений и кого надо освободить от всевозможных житейских пут. Прежде всего избраннику дается целая неделя свободы — никаких обязанностей, Все дела отменяются: никаких комиссий, никаких заседаний, никаких задолженностей — будь то счета, письма или телефонные звонки. Избранника отвозят в прелестное местечко: кругом тишина и покой, и все располагает к созерцанию в духе «дзэн». Избранника окружают заботой, вкусно кормят и всячески поддерживают морально. От него же требуется всего-навсего целую неделю шлифовать палку, для чего дадут и наждачную бумагу, и цитрусовое масло, и ветошь. Ну и конечно палку — аккуратную, ничем не примечательцую деревяшку, Требуется только одно — отшлифовать ее, но уж чтобы на совесть. А заниматься этим можно когда захочется. Надо лишь отшлифовать палку — и все!

Через неделю снова явятся старейшины. Серьезно и внимательно оценят работу. Похвалят за мастерство, тонкий вкус и глубину творческой мысли. «Отлично отшлифовано! Второй такой не сыскать!» — восхитятся они.

Избранника покажут по телевидению, его фотографии замелькают в газетах, А комментарий будет гласить: «У этого человека доброе сердце и самые благие намерения, и он прекрасно, изысканно, полностью отшлифовал палку!» И прославленного избранника с почетом доставят домой. Родственники и соседи будут смотреть на него с уважением. А прохожие, узнавая его на улице, будут улыбаться, приветственно махать рукой и поднимать большой палец: молодчина! И начнется у него совсем другая жизнь.

Но это еще не все. Отныне ему можно забыть о водосточных трубах и канавах, как и о чековой книжке, документах, бланках, платяных шкафах, ящиках, налогах и даже о багажнике — обо всем за него позаботятся другие. Отныне он освобожден ото всех забот. Он получает вольную — насовсем, — и нет больше рабской зависимости от листочка «Что надо сделать». Еще бы! Ведь он отшлифовал палку! Вот она, полюбуйтесь: висит над камином. Ему есть чем гордиться, нашему шлифовальщику. Ведь он многого достиг! Всего, чего хотел.

Эх, вот было б здорово…

Мы с соседом поглядываем друг на друга с опаской. Мне он, например, напоминает мусоро- и снегоуборочную машину. Возмутитель естественного спокойствия природы. Потомок покорителей Дикого Запада. Он на мой счет выражается проще: «Лодырь!».

Понимаете, осенью, в пору листопада, сосед каждую неделю собирает листики в кучки. А когда выпадает снег, тревожит своей лопатой белое царство. Как-то раз — то ли переусердствовав, то ли обозлившись — умудрился даже иней соскрести. «Мать-природа не должна брать верх над человеком», — поясняет он.

Тогда я говорю ему, что в пень Бог и то больше разума вложил. Но говорю деликатно. Вот смотри: листья падали и падали тысячелетиями, так ведь? Куда матери-природе хотелось, туда листья и падали, там перегнивали, и земли становилось больше. А нам и надо, чтобы было больше, так ведь? Потому что почва истощается, так ведь? Ну а снег — разве он мне враг? Снег — это знак людям от Бога: мол, угомонитесь, отдохните, полежите денек в постели. К тому же снег и без нас растает. Перемешается с опавшей листвой, и земли будет еще больше, так ведь?

Двор у соседа, надо признать, чище некуда. Если, конечно, именно это важно. Недавно, после снегопада, сосед не навернулся, когда шел к машине, чего не скажешь обо мне. И человек он все-таки неплохой — ничего, что он сродни уборочной машине. Я на это смотрю без предвзятости.

Зато мой двор покрыт восточным ковром — красно-желто-зелено-коричневым. А его двор — нет. Пока сосед расчищал дорожки, я набрал снега в бутылки — летом, в июле, смешаю с апельсиновым соком; и еще записал на магнитофон звук падающего снега, а потом обвязал этой пленкой рождественские подарки (снегу можно найти много разных применений).

На Рождество я преподнес соседу бутылочку марочного снега, обвязав ее пленкой, а он подарил мне грабли. Теперь учим друг друга, как пользоваться этими подарками. Сосед, по-моему, не придерживается никакой религии, и я стараюсь обратить его в свою веру. Он же считает, что я чересчур набожен, и старается отторгнуть меня от церкви.

Но в конце концов, в са́́мом конце всех концов — победа за мной. Ибо и он, и я — да и вы тоже — все станем тем, чем становятся опавшие листья и снег, и уйдем туда, куда уходят листья и снег, — те, кто скребет и кто не скребет, те, кто гребет и кто не гребет.

Спросите моего соседа, чем он зарабатывает на жизнь, и в ответ услышите, что он «профессиональный игрок, вовлеченный в организованную преступность». На самом деле он — страховой агент. К работе своей питает вполне понятное пренебрежение, и этот скепсис охватывает его взгляды на жизнь вообще. «Все мы — игроки. Все до одного! А жить — это без конца играть: в покер, в кости или на скачках, — говорит он и добавляет: — Лично я обожаю играть!»

Однако сосед неизменно предпочитает беспроигрышные двойные сделки: если шансы почти равны, то он для подстраховки ставит на обе стороны. Свои принципы он изложил в виде правил и этот список повесил на стену у себя в кабинете.

Вот эти правила:

Всегда и всем доверяй. Но не забывай подснять карты.

Всегда надейся на Бога. Но дом строй где повыше.

Всегда люби соседа своего. Но хорошее соседство подбирай сам.

В скачках не всегда побеждает быстрейший, а в поединке — сильнейший.

Но ставить лучше на него.

Делай ставку на среднее между «подставь другую щеку» и «хорошего понемножку».

Делай ставку на среднее между «тише едешь — дальше будешь» и «промедление смерти подобно».

О выигрыше: не это главное. Главное — как играешь.

О проигрыше: не это главное. Главное — как играешь.

О том, как играть: стремись выиграть!

Всерьез ли сосед относится к этим правилам? Следует ли им? Как знать… Но в покер я с ним играю. И застраховался у него же. Меня его правила устраивают.

Волосы вырастают за месяц на сантиметр с лишним. Уж не знаю, откуда мистер Вашингтон черпает свои познания, но про волосы он мне рассказал, когда мы обсуждали парикмахеров. Выходит, за последние шестнадцать лет с моей головы и лица было сбрито почти два с половиной метра волос.

Я над этим особо не задумывался, пока однажды не зашел, как обычно, постричься к своему парикмахеру и вдруг узнал, что он уволился: устроился здания какие-то ремонтировать. Не может быть! Как же он мог?! Мой парикмахер! Да это все равно что получить весть о смерти кого-то из родных. Ведь нас связывало нечто большее, чем просто стрижка и бритье.

Вначале мы друг для друга были безликими: он — «мастер», я — «клиент». Потом появились и прочие определения: он — «невежа», «грубиян», «цирюльник», а я — «умник», «либерал», «церковник». Раз в месяц мы делали обзор мировых событий и собственной жизни, при этом каждый выяснял точку зрения другого. Мы спорили о гражданских правах, о войне во Вьетнаме и о всевозможных предвыборных кампаниях. Мы превратились в своеобразные зеркала, в наперсников, исповедников, психотерапевтов и приятелей. Вместе разменяли четвертый, а потом и пятый десяток. Мы беседовали, спорили, шутили, но никогда не переступали известных границ. Он всегда помнил, что я не кто-нибудь, а клиент. А я всегда помнил, что у него в руках не что-нибудь, а бритва.

Из этих разговоров я узнал, что он сын сельского полицейского, рос в бедности, в глухой провинции и в детстве не слишком жаловал индейцев. Он в свою очередь узнал, что и я родом из маленького городка и раньше не слишком жаловал негров. Дети наши были одногодки, так что трудные этапы отцовства мы с ним выстрадали вместе. Мы обменивались новостями о женах и детях, сетовали на неисправные автомобили и неухоженные газоны. Оказалось, что по выходным он бесплатно обслуживает престарелых из интернатов. А он, я так думаю, и обо мне узнал кое-что хорошее.