Анатолий Беляков - Россия и Китай. Две твердыни. Прошлое, настоящее, перспективы.

Олег Матвейчев, Анатолий Беляков

Россия и Китай. Две твердыни. Прошлое, настоящее, перспективы

Рецензенты:

Кондрашин Виктор Викторович, д. ист. н.

Перцев Александр Владимирович, д. филос. наук

© А.В. Беляков, 2017

© О.А. Матвейчев, 2017

© Книжный мир, 2017

Предисловие

18 марта 2014 г. произошло великое событие: по итогам волеизъявления жителей Крыма республика была принята в состав России. «Крым и Севастополь возвращаются в родную гавань!» – взволнованные слова российского президента открыли новую эпоху в современной российской истории.

Через девять дней, 27 марта, на Генеральной ассамблее ООН по инициативе США состоялось голосование за осуждение России и в поддержку территориальной целостности Украины. Вопреки ожиданиям, за проект резолюции высказалась лишь половина стран-членов ООН – при всем давлении, которое оказывали на них Соединенные Штаты. Отказался осудить Россию и представитель КНР.

В бессильной злобе западные страны ввели против нашей страны целый ряд экономических и политических санкций, надеясь принести ей хоть какой-нибудь вред. В прессе началась кампания по очернению России и ее руководства. Китай же тем временем усиленными темпами развивал с Россией сотрудничество. Только на майском саммите 2014 г. в Шанхае стороны подписали 47 соглашений, в т. ч. крупнейший в истории газовый контракт сроком на 30 лет и сумму 400 млрд долларов!

Тогда наши клеветники завели новую песню: Россия, коль скоро ей отказано в цивилизованном обществе, лишь от безысходности ринулась в объятия к азиатам. И укрепление стратегического союза с Китаем – мера вынужденная, а союз этот – неравноправный, по причине превосходящей экономической мощи Китая, и временный – в силу коренного различия наших национальных интересов и «исторических обид», о которых у китайцев, якобы, еще свежа память.

В пропагандистской кампании против России задействован весь арсенал ксенофобских предрассудков и вредных полунаучных мифов. Разоблачить их – наша задача.

Мы, авторы книги, бывали в разных городах Китая – и достаточно давно, и совсем недавно, видели жизнь его народа изнутри, знаем настроения в китайском обществе не по журнальным статьям и можем свидетельствовать об исключительной доброжелательности китайцев к России.

Да и сама многовековая история наших взаимоотношений доказывает, что союз между нашими странами – не сиюминутный, не тактический, но основанный на богатых традициях. Именно об этом – наша книга.

Глава 1

Гигант за великой стеной

«В Китае все жители китайцы, и сам император – китаец».

В этой шутливой фразе великий сказочник Андерсен, сам того не предполагая, выразил общее отношение европейцев к Китаю. Об этой стране даже самые тривиальные истины надо проговаривать особо. Потому что это – Китай, страна, настолько отличающаяся от всех прочих, что в ней решительно все может обстоять не как у людей.

Отношение европейцев к Китаю – причудливая смесь из изумления, страха и высокомерия. Это со всей очевидностью демонстрируют голливудские фильмы, где китаец – это обязательно хитрый, склонный к предательству узкоглазый человечек с тарелкой лапши в руках и со склянкой яда в кармане. Он живет если не в Китае, то уж точно не среди людей – в городской резервации чайна-таун, в живописных трущобах среди бесчисленных бумажных фонариков. Он непременно член Триады, либо же платит ей дань.

Подобное отношение к великой китайской нации обнаруживается не только на уровне потребителя киножвачки, оно бытует даже среди серьезных ученых. Долгое время Китаю отказывалось даже в праве изучаться наравне с «настоящими» цивилизациями.

По словам академика Василия Струве, западные историки «замыкались в кругу средиземноморских стран, оказавших непосредственное влияние на культуру европейских народов» (т. е. Египта, Вавилонии, Персии); история же Индии и Китая «не включалась в историю других народов древности»[1]. Один из крупнейших французских востоковедов Гастон Масперо закрепил это разграничение и в терминологии, отделив от стран дальней Азии так называемый «Классический Восток», историю которого он рассматривал не иначе как введение к истории европейских народов. Характерно, что в фундаментальном труде Масперо «Древняя история народов Востока» не нашлось ни строчки для Китая, равно, впрочем, как и для Индии[2].

Западным ученым Китай представлялся своего рода «вещью в себе», недоступной для понимания европейца и обретающейся в стороне от столбовой дороги развития цивилизации. Предельно четко эту точку зрения выразил Гегель, утверждавший, что «Китай и Индия находятся еще, так сказать, за пределами всемирной истории, как предпосылка тех моментов, лишь благодаря соединению которых начинается животворный исторический процесс»[3].

Западным ученым Китай представлялся своего рода «вещью в себе», недоступной для понимания европейца и обретающейся в стороне от столбовой дороги развития цивилизации.

И даже признаваемый европейцами приоритет Китая в важнейших изобретениях не являлся, по их мнению, аргументом в пользу цивилизованности и высокоразвитости Поднебесной. «Китай задолго до нас знал книгопечатание, артиллерию, воздухоплавание, хлороформ, – писал Виктор Гюго. – Но в то время как в Европе открытие сразу оживает, развивается и творит настоящие чудеса, в Китае оно остается в зачаточном состоянии и сохраняется в мертвом виде. Китай – это банка с заспиртованным в ней зародышем»[4].

Столь обидная для великой китайской культуры дискриминация коренится в пресловутом европоцентризме, согласно которому все народы, цивилизации, религии, великие изобретения появлялись на свет лишь тогда, когда попадали в поле зрения европейца. Европоцентризм – это своего рода исторический солипсизм; и если жители западной окраины гигантского евроазиатского континента не знали о Китае до времен падения Римской республики, то его просто и не существовало.

Поднебесной империи и впрямь не повезло: несмотря на свою древнюю и высокоразвитую культуру, она чрезвычайно долго была изолирована от цивилизаций Запада. Жители Древнего Египта, Вавилонии, Индии рано научились преодолевать естественные преграды, отделявшие их от других народов, и вступать с теми в экономические и культурные связи. Уже в III в. до н. э. египтяне совершали морские экспедиции в Пунт (нынешняя Сомали) и торговали с Сирией. Индийцы во II тыс. до н. э. имели контакты с Месопотамией, а в VT в до н. э. «открыли» для себя Древнюю Грецию. Сами греки приблизительно в XII в. до н. э. достигли берегов Колхиды, отстоявших от Эллады за три моря, а в VII–VT в. до н. э. добрались и до Западной Сибири[5].

Китай занимал положение куда менее благоприятное, будучи отделен от западных соседей огромной пустыней, почти непреодолимыми горами и «буферной зоной» из воинственных кочевых племен. Препятствием для налаживания контактов с другими странами являлся для Китая и Тихий океан – почти до 100 г. до н. э. китайцы не совершали по нему дальних походов, ограничиваясь каботажным судоходством. Кроме того, такие походы вряд ли могли познакомить жителей Поднебесной с культурами, хоть сколько-нибудь сопоставимыми по уровню с китайской – Япония же стала известна китайцам лишь в середине I в. н. э.[6]

Географические факторы, а также отсутствие вокруг Китая других очагов цивилизации предопределили формирование в китайской культуре такого феномена, как «синоцентризм». Представление о центральном положении в мире жизненного пространства китайского народа и верховенстве над соседними территориями сложилось еще в древнейшую эпоху Шан-Инь (ок. 1523 – ок. 1028 гг. до н. э.) Верховенство это обеспечивает верховный правитель древних китайцев. «Именно модель правителя, представление об его мироустроительных функциях легли в основу китаецентристской концепции мира задолго до появления этнической отчужденности, членения по схеме "мы – они"»[7].

Географические факторы, а также отсутствие вокруг Китая других очагов цивилизации предопределили формирование в китайской культуре представления о центральном положении в мире жизненного пространства китайского народа и его верховенстве над соседними территориями.

К эпохе Чуньцю-Чжаньго (VII–III вв. до н. э.) относится появление самоназвания Чжунго (中国, «Срединное государство»). Сам иероглиф 中 (чжун), происходящий от изображения стрелы, попавшей в цель, то есть в центр, и обозначающий средоточие силы, спокойствие, предельно наглядно выражает срединное положение Поднебесной. За пределом центра все находится в движении, чем дальше от центра, тем больше разброда и сумятицы. Центр – покоен. Как и полагается «пупу Земли». Иероглиф 国 (го), обозначающий государство, пишется как «князь, окруживший себя стеной», надо понимать, что, в том числе, от чужаков и варваров.