Е Эткинд - Поэзия Эвариста Парни

Эткинд Е Г

Поэзия Эвариста Парни

Е.Г.Эткинд

Поэзия Эвариста Парни

Друзья, найду ли в наши дни

Перо, достойное Парни?

А. Пушкин

1

Эварист Парни не принадлежит к числу тех великих поэтов, которых называют "вечными спутниками" человечества: имени его никто не произнесет в одном ряду с именами Данте, Гете, Гейне, Шекспира, Байрона, Гюго, Пушкина, Мицкевича; читателем, не изучавшим специально историю литературы, оно в сущности почти забыто. В этом забвении сказывается столь часто встречающаяся историческая несправедливость. Тем более, что забыто имя Парни, а не его поэзия - в особенности в России. Кто же не помнит прекрасных стихов юноши Пушкина "Добрый совет" (около 1818), проникнутых радостным приятием жизни, легким изяществом и светлой печалью:

Давайте пить и веселиться,

Давайте жизнию играть.

Пусть чернь слепая суетится,

Не нам безумной подражать.

Пусть наша ветреная младость

Потонет в неге и вине,

Пусть изменяющая радость

Нам улыбнется хоть во сне.

Когда же юность легким дымом

Умчит веселья юных дней,

Тогда у старости отымем

Все, что отымется у ней.

Многие ли знают, что это перевод из Парни? Заключительное афористическое двустишие передано Пушкиным с редкой точностью, воспроизводящей даже столь важный здесь повтор глагола. У Парни:

Et derobons a la vieillesse

Tout ce qu'on peut lui derober.

("И отнимем у старости | Все, что можно у нее отнять"). Конечно, Пушкин вложил в эти стихи и свое, пушкинское. Парни, сочинивший свою элегию в семидесятых годах XVIII века, пожалуй, не мог бы и помыслить написать что-нибудь вроде: "Когда же юность легким дымом | Умчит веселья юных дней...". Его строки рациональнее, условнее, традиционнее: "Un jour il faudra nous courber | Sous la main du temps qui nous presse" ("Когда-нибудь придется нам согнуться под гнетущей десницей времени"). И все же "Добрый совет" - перевод, и даже перевод, близкий к оригиналу. {Анализ этого перевода Пушкина см. в статье А. В. Федорова "Приемы и задачи художественного перевода" (в кн.: К. Чуковский. А. Федоров. Искусство перевода. "Academia", Л., 1930, стр. 167-168).}

Можно ли забыть, что Парни был в течение нескольких лет первым иностранным поэтом для нашего первого поэта? Позже его обаяние для Пушкина померкло - вернее, Пушкин, не отказавшись от своего пристрастия к Парни, увлекся Вольтером, Андре Шенье, Байроном, Данте. Но Парни по-прежнему жил в пушкинском сознании, ему мы обязаны и "Платонизмом" (1819), и - в известной степени - "Гавриилиадой" (1822), некоторые строки которой представляют собой перевод из "Войны богов", и "Прозерпиной" (1824). Парни оставался для Пушкина своеобразным мерилом элегической поэзии. "Каков Баратынский? - писал Пушкин П. Вяземскому 2 января 1822 года. - Признаюсь, он превзойдет и Парни и Батюшкова". Самого же Батюшкова Пушкин перифрастически именовал "Парни российский". В поэме "Тень Фонвизина" ее герой, вернувшийся "с того света" на землю и разочаровавшийся в столь знаменитых прежде поэтах, как Державин и Ломоносов, видит в шалаше поэта, который "с венчанной розами главой" и "подрумяненный фиалом" возлежит на ложе "с прелестной Лилою". Фонвизин

... смотрит изумленный.

"Знакомый вид; но кто же он?

Уж не Парни ли несравненный,

Иль Клейст? иль сам Анакреон?"

"Он стоит их, - сказал Меркурий.

Эрата, грации, амуры

Венчали миртами его,

И Феб цевницею златою

Почтил любимца своего..."

Это - Батюшков, предающийся блаженной лени. Парни, как видим, для Фонвизина, а значит и для Пушкина - "несравненный" и поставлен в один ряд с Анакреоном. Характеристика, данная Меркурием русскому поэту Батюшкову, относится и к французу Парни, чье имя стало для Пушкина устойчивым символом "легкой поэзии". {О многочисленных цитатах из Парни в "Евгении Онегине" см. содержательную статью: R.-D. Keil. Parny-Anklange im "Evgenij Onegin". Festschrift fur Margarete Woltner, herausgegeben von Peter Brang, Universitatsverlag, Heidelberg, 1967. - По мнению автора, отклики из Парни содержатся в следующих главах (римская цифра) и строфах (арабская): I 2, 5, 11, 12, 16, 25, 31, 34, 35, 38, 44, 45, 55, 58; II 1, 2, 9, 15, 18, 20, 21, 22, 29, 34, 35, 40; III 9, 10, 11, 12, 13, 25, 27, 28, 29; VII 55; в Посвящении.}

Впрочем, дело сложнее. Во-первых, творчество Парни не сводится к понятию "легкая поэзия". Во-вторых, само это понятие не так уже просто - оно весьма далеко от бездумного изящества. Термин "легкая поэзия" введен у нас К. Батюшковым в его "Речи о влиянии легкой поэзии на язык", {К. Н. Батюшков, Соч. в трех томах под ред. Л. Н. Майкова, т II. СПб., 1885, стр. 239 сл.} произнесенной в 1816 году при избрании Батюшкова членом Общества любителей российской словесности. "Легкую поэзию" Батюшков - вслед за французами (ср. "Альманах муз" Клода Лора), - противопоставляет поэзии "важной", к которой относятся произведения высокого стиля - эпопея и трагедия; однако наряду с Гомером, Эсхилом, Софоклом и Еврипидом древние греки высоко чтили Мосха, Феокрита, Анакреона и Сафо, а римляне рядом с Вергилием и Горацием ставили Катулла, Тибулла, Проперция. К "легкой поэзии" Батюшков относит, пользуясь словом Эвариста Парни, поэзию "эротическую", любовную, говорящую "языком страсти и любви, любимейшим языком муз", {Там же, стр. 240.} - это и ода, и послание, и элегия, и басня, и сказка в стихах. "Поэзия и в малых родах есть искусство трудное и требующее всей жизни и всех усилий душевных..." {Там же, стр. 241.} То, что в начале XIX века называли "легкой поэзией", мы называем теперь лирикой и сатирой. Парни для Батюшкова и Пушкина был образцом лирической и сатирической поэзии.

2

Творчество Эвариста Парни составляет гордость литературы его родины, острова Реюньон (до 1793 г. - о. Бурбон), и в то же время Франции. Он жил в самую бурную пору французской истории: на его глазах выходили тома Энциклопедии Дидро-Даламбера, разыгрывался драматический поединок Вольтера с католической церковью, ставились - вопреки сопротивлению уже обреченного короля - смертоносные для монархического режима комедии Бомарше, появлялись романы и трактаты Руссо; на его глазах пала Бастилия, а потом и скатилась с эшафота голова Людовика XVI, родилась французская Республика, сменившаяся режимом Консульства, а затем наполеоновской Империи; на его глазах шли многочисленные войны - сперва против наступавших на революционную Францию союзных войск, позднее - против всех государств Европы, сопротивлявшихся императору, - от Испании до России; он был свидетелем того, как Франция одерживала одну за другой баснословные победы над Австрией, Пруссией, Англией, а потом потерпела сокрушительное поражение. Парни пережил расцвет Империи и ее падение, - он умер в Париже 5 декабря 1814 года, в дни вступления во французскую столицу войск антинаполеоновской коалиции; в то время Наполеон был сослан на Эльбу и готовился к возвращению - Парни нескольких месяцев не дожил до Ста дней.

Парни не был эпическим поэтом, он не писал стихов о революции или империи; по его творчеству восстановить историю эпохи нельзя. Все же он был сыном своего времени, и поэзия Парни раскрывает внимательному читателю характер человека, каким он сложился в конце XVIII и начале XIX века. Написано о Парни мало, его творческий путь почти не изучен. Между тем жизнь и деятельность этого соратника и последователя Вольтера заслуживает серьезного внимания. Он был первым лирическим поэтом Франции после классицизма, принципиально чуждого лирике. Он был истинным поэтом-просветителем, соединившим в многочисленных стихах и поэмах высокую элегию своих римских учителей, Тибулла и Проперция, с революционным рационализмом своих старших современников, прежде всего таких, как Вольтер и Руссо. Именно он поднял до уровня подлинного искусства "легкую поэзию", измельчавшую в стихах поэтов "взбитых сливок" - Эмбера, Гюдена, Дора, Колардо и выродившуюся в эпикурейские миниатюры рококо. "Французская обмелевшая словесность" - писал Пушкин в плане статьи "О ничтожестве литературы русской" (1834), называя бесчисленных мелких поэтов французского рококо - "бездарные пигмеи, грибы, выросшие у корней дубов". {А. С. Пушкин, Полн. собр. соч. в десяти томах, т. VII. Изд. АН СССР, М., 1958, стр. 701.} Однако зрелый Пушкин скептически высказывался не только об этих "грибах", но и о поэтическом наследии XVIII столетия в целом: "Ничто не могло быть противуположнее поэзии, как та философия, которой XVIII век дал свое имя. Она была направлена противу господствующей религии, вечного источника поэзии у всех народов, а любимым орудием ее была ирония холодная и осторожная и насмешка бешеная и площадная...". И дальше: "Следы великого века (как называли французы век Людовика XIV) исчезают. Истощенная поэзия превращается в мелочные игрушки остроумия; роман делается скучною проповедью или галереей соблазнительных картин". {Там же, стр. 312-313.} Эта характеристика точна, но именно Парни был тем стихотворцем своего времени, кто с философией XVIII века соединил поэзию, кто успешно противостоял превращению поэтического искусства "в мелочные игрушки остроумия". Известно, что в истории литературы идет постоянное взаимодействие между тем, что Ю. Н. Тынянов называл "старшей" и "младшей" линиями: {Ю. Тынянов. Архаисты и новаторы. Л., 1929, стр. 23 сл. - Ср. также статью "Поэтика" В. В. Иванова в Краткой литературной энциклопедии (т. 5, М., 1968, стлб. 940).} так, в творчестве Блока возвысился до настоящей поэзии жанр цыганского романса, а, скажем, у Бальзака или Достоевского приобрели черты высокого искусства жанры готического или уголовного романов. В творчестве Парни "младшая линия" поэзии XVIII века - линия мадригалов и героид, фривольных стихотворных сказок и повестей - оказалась возведенной в ранг "старшей" лирической поэзии. "Вместо рассудочного объективизма и прозаического скептицизма, торжествовавших в поэзии XVIII века, - писал один из лучших советских знатоков литературы того времени Б. В. Томашевский, - элегия Парни раскрывала душу любящего и страдающего человека; она внесла в лирику субъективные переживания поэта, показала путь к тому индивидуализму, который в основном определил развитие литературы XIX века и в первую очередь ознаменовал творчество Байрона". {Б. В. Томашевский. Пушкин и французская литература. "Литературное наследство", 31-32, М., 1937. Цит. по кн.: Б. В. Томашевский. Пушкин и Франция. Изд. "Советский писатель", Л., 1960, стр. 146.}