Борис Зенкович - Послесловие к роману «Моби Дик, или Белый Кит»

Б.А Зенкович

Послесловие к роману «Моби Дик, или Белый Кит»

1961

В кн.: Моби Дик, или Белый Кит. Роман. Пер. с англ. и прим. И. Бернштейн. Предисл. А.И. Старцева, послесл. Б.А Зенковича. (Художник Р. Кент.). М: Гос. изд-во геогр. лит., 1961. — 839 с. [конкретно послесловие: с. 834–839.]

Тираж 7000.

Аутентичное издание:

Моби Дик, или Белый Кит. Роман. 2-е издание. Пер. с англ. и прим. И. Бернштейн. Предисл. А.И. Старцева, послесл. Б.А Зенковича. (Художник Р. Кент.). М: Гос. изд-во геогр. лит., 1962. — 839 с.

Тираж 50.000.

OCRи корректура: Готье Неимущий (Gautier Sans Avoir). [email protected]

Март 2006 г.

Текст считан два раза. Единственная версия — DOC.

Подстрочное примечание-ссылка оригинала вставлено прямо в текст.

В версии имеются «кавычки-ёлочки» и „кавычки-лапки“.

Упомянутый в статье «арматор», согласно Толковому словарю В.И. Даля, соответствует «судохозяину, снаряжающему на свой счет торговое или промысловое судно».

Б.А Зенкович — специалист по китобойному промыслу: см., например (Зенкович Б.А. Киты и китобойный промысел, М., 1952). Тем не менее, сомнительны следующие его утверждения: что улицы городов освещались газом, полученным из китового жира, и что из этого жира могли готовить политуру.

Упоминание Огненной Земли как родины гарпунщика Квикега — ошибка А.И. Старцева (написавшего предисловие к этому же изданию) и, затем, Б.А. Зенковича.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Во времена Германа Мелвилла профессия китобоев была окружена романтическим ореолом; китобои посещали дальние, мало знакомые страны, часто открывали новые земли, плавали во всех самых отдаленных уголках океана и, главное, охотились за огромнейшими в мире животными — китами. В случае удачного промысла они возвращались с богатой добычей.

В ту пору, когда Мелвилл впервые столкнулся с морем, его земляки успешно вели промысел китов почти столетие. Охота на китов развертывалась на обширных пространствах Атлантического, Индийского и Тихого океанов. Этот промысел играл очень важную роль в экономике всех цивилизованных стран. Без китового уса нельзя было сшить модное женское платье, из китового жира делалось мыло, жилища освещались свечами из того же материала или же лампами, наполненными китовым жиром или спермацетовым маслом. Этим же жиром пользовались для приготовления политуры и красок, при отделке кожи и шерстяных тканей; улицы городов — особенно портовых — освещались газом, полученным из китового жира. В наиболее богатых домах для свечей и ламп употреблялся жир кашалота — спермацет, который горит ярко и без копоти.

Промысел китов был опасной профессией, и на китобойные корабли вербовались лишь наиболее смелые и сильные моряки, умевшие бороться со стихией и не боявшиеся нападать на морских гигантов, имея в качестве оружия лишь ручные гарпуны и пики. Недаром же военные флоты почти всех стран так усиленно вербовали китобоев, считая их храбрецами и выдающимися моряками.

На китобойных судах имелось четыре-шесть вельботов — гребных шлюпок специального устройства, с воздушными ящиками, которые не давали им затонуть даже при аварии. На этих вельботах велось преследование китов, и от гребцов требовались большая выносливость, смелость и сообразительность. Нелегкой была служба на парусных судах, но особо трудной она была на китобойных парусниках, которые месяцами рыскали по океану в поисках добычи и редко заходили в порты.

Многие американские и английские литературоведы в настоящее время считают Мелвилла одним из величайших писателей Соединенных Штатов XIX века. На «Моби Дике» воспитывалось не одно поколение американских читателей и любителей литературы.

Наш современник, известный писатель Эрнест Хемингуэй, говоря о писателях США прошлого века, выражает свое отношение к Мелвиллу и его «Моби Дику» в следующих словах: «У нас в Америке были блестящие мастера. Эдгар По — блестящий мастер. Его рассказы блестящи, великолепно построены — и мертвы. Были у нас и риторические авторы, которым посчастливилось найти в биографиях других людей или во время путешествий кое-какие сведения о вещах, о настоящих вещах, о китах например, но все это вязнет в риторике, точно изюм в плум-пудинге. Бывает, что их находки существуют сами по себе, без пудинга, тогда получается хорошая книга. Таков Мелвилл. Но те, кто восхваляют Мелвилла, любят в нем риторику, а она у него играет второстепенную роль. Такие почитатели приписывают его книге мистичность, которой там совсем нет»*.

[* Эрнест Хемингуэй. Избранные произведения, т. 2, стр. 246. Гослитиздат, М., 1959.]

И действительно, в «Моби Дике», как, впрочем, почти во всех своих других произведениях, которые нам известны, писатель не отрывается от реальности, даже когда говорит о самых странных вещах — они всегда у него объясняются неожиданно и просто, начиная со сцены в спальной комнате матросской гостиницы. Идет ли речь о таинственных призраках, проскользнувших на заре по нантакетским причалам, о загадочных звуках, доносящихся из трюма «Пекода», — все на поверку оказывается очень просто и прозаично: капитан Ахав спрятал у себя на борту по секрету от судовладельцев команду гребцов для четвертого вельбота, на котором он намерен сам принять участие в погоне за китами. Всплывает ли из пучины жуткое сторукое видение — и Мелвилл своим чередом объясняет, что это — вполне реальное существо, гигантский кальмар, какие и в самом деле служат пищей кашалотам. Заходит ли речь об огнеземельце, торгующем головами, — и тут все получает реалистическое толкование, такое же трезвое и правдивое, как в книгах современных путешественников, вроде Бломберга или Ганзелки и Зикмунда, и это несмотря на сто лет разницы! С самого же начала, описывая Нантакет — эту столицу американских китобоев, — точнее его портовую часть, — Мелвилл не отходит от истины, точно живописуя (иначе не скажешь!) все, что увидели его глаза. От входа в матросский дом-таверну до блюд и мебели в столовой и спальне, все — и церковная служба одной из бесчисленных сект, и типы жителей — все описано с величайшей художественной точностью. Читатель всегда ясно представляет себе обстановку, в которой протекает действие повествования. Вместе с ним мы дивимся убранству корабля, рубка и борта которого украшены зубами кашалотов, мы постепенно входим в детали будней китобойного судна, размеренная жизнь которого во время долгого плавания всегда готова буквально взорваться, как только замечаются фонтаны китов на горизонте. Погоня за китами изображена так, что читатели как бы участвуют в ней минута за минутой, час за часом, испытывая постоянное невольное напряжение, и вставные главы, в которых попутно описываются инвентарь и орудия, отнюдь не снижают это напряжение.

Как подробно и точно описана работа по разделке туши кашалота за бортом корабля в окружении полчища акул! Так это обычно и бывает в тропических водах, когда возбужденные запахом крови акулы теряют свойственную им осторожность и могут быть опасными и для людей. Кажущаяся медлительность повествования несет в себе заряд внутренней динамики и лишь усугубляет драматическое воздействие.

Даже при лирических отступлениях, когда писатель-моряк показывает нам постоянно меняющуюся неповторимую красоту океана, восходов и закатов солнца, причудливость туч и облаков, волны, то ровные и плавно катящиеся, то бурные и клокочущие во время шквала или шторма, — мы ждем чего-то возможного только в океане. В его описаниях океан всегда живет своей особой грозной жизнью, и человек ни на одну минуту не может оторвать от него взгляда, боясь что-то пропустить, чего-то недосмотреть. И больше того, у каждого из океанов в описаниях Мелвилла свой особый колорит, и Атлантический океан совсем не так звучит и воспринимается человеком, как Индийский или Тихий. Они разные, и Мелвилл в ходе повествования показывает эту неодинаковость и в оттенках воды, и в характере волнения, и даже в шквалах, неожиданно налетающих в самый драматический момент борьбы с раненым китом. Мало кто смог так художественно описать изменчивость океана на разных географических широтах, как Мелвилл.

Реалистически рисуя бесстрашных и простодушных «морских волков», Мелвилл рассказывает об огромной власти суеверий над этими смельчаками — суеверий, идущих еще от седой старины и бытующих среди моряков всех стран по сей день. Гибель «Пекода», окутанная в повествовании атмосферой таинственных пророчеств и примет, в сущности сводится к причинам сугубо реальным и объясняется как состоянием корабля, так и поведением его одержимого капитана.

Герман Мелвилл — художник-мыслитель. Философские размышления щедро вплетены в повествовательную ткань его романа. В этих рассуждениях широко используются исторические, географические, литературные ассоциации и, что вполне естественно для американского буржуазного писателя середины XIX века, библейские образы. Но даже когда он пишет о боге, его рассуждения носят философский, а не религиозный характер. В его глазах и современное христианство, и примитивные культы язычества — это явления одного порядка, оба они весьма далеки от истины, как ее понимает автор. Достаточно вспомнить, какие мысли высказывает по этому поводу Измаил — образ нарочито расплывчатый, часто сливающийся с рассказчиком, — когда у него завязывается дружба с «дикарем» Квикегом.