Владимир Гаков - Виток истории (Зарубежная научная фантастика 60-70-х годов) Страница 10

Под стать сложности и многоплановости создаваемых миров и населяющие их герои Раньше в НФ построения редко вводились люди, живые и психологически достоверные, а внимание концентрировалось в основном на идеях и на сюжете В последнее время ситуация изменилась, и писатели уже не ограничиваются отдельными портретами «маленьких людей», волею случая поставленных перед лицом неизвестного (хотя и эта хорошо знакомая советскому читателю традиция, у истоков которой стояли Брэдбери, Старджон, Саймак и другие, не забыта). В романах и повестях Ле Гуин, Зелазни, Дилэни, в уже упомянутой «Дюне» авторы выводят на авансцену новый тип героя — героя, активно вторгающегося в жизнь, глубоко чувствующего и оригинально мыслящего. Это уже не стереотипные символы-носители авторской идеи, но обладатели самобытного и запоминающегося характера: они живут, а не выполняют какую-то функцию.

Изменения коснулись не только внешних черт научно-фантастического произведения. Вплоть до 60-х годов американская science fiction пребывала, пользуясь уместной здесь аналогией из мира физики, на «доквантовом» уровне строгого детерминизма. Вся научно-фантастическая конструкция была заранее предопределена. Развивался — часто бурно и захватывающе — сюжет, но сами миры и населяющие их герои оставались неизменными, застывшими. Лишь с приходом писателей уровня Ле Гуин или Дилэни традиционная метафизичность уступила место диалектическому методу; заданность всей ситуации в целом — вееру возможностей, вероятностному богатству, неоднозначности, в итоге — активному вовлечению самого читателя в суть проблемы.

Развитие, движение, постоянная смена устоявшихся представлений — все эти качества перестали быть лишь авторскими декларациями, чем-то привнесенным извне. Теперь это внутренне присущие произведению характерные черты пронизывающие его художественную ткань и задающие его философский настрой. От изначальной заданности замысла в целом осталась лишь заданность «начальных условий», сами же книги (как и образы героев) превратились в многосвязные «миры», развивающиеся по своим законам. Это, на наш взгляд, и есть главная, определяющая тенденция на современном этапе, отличающая этот этап от предыдущих.

ТЕМЫ СТАРЫЕ И НОВЫЕ

Тематический и проблемный спектр современной фантастики США по-прежнему поражает пестротой. И хотя сейчас читателя этой литературы уже трудно удивить новизной, о каком-то «кризисе», исчерпанности тематического арсенала говорить явно преждевременно. По крайней мере, в тех 10 %, о которых шла речь, мы отыщем и неожиданное прочтение старых истин, и постановку проблем, которые не мыслила себе фантастика 40–50-х годов.

Начнем с самой значительной для нас составляющей американской фантастики — с социально-критической, Как и раньше, ею активно пользуются для постановки неутешительного диагноза тяжело больному обществу.

Мы намеренно не заостряем внимания на десятках томов, в которых обрисованы безнадежные, леденящие душу кошмары автоматизированного, отравленного, перенаселенного и разрушенного мира будущего. Возможности традиционной антиутопии, выражавшей даже под пером талантливых писателей лишь иррациональный ужас и презрение к человеку, оказались в целом исчерпаны уже к 60-м годам. В настоящее время этот жанр не пользуется особой популярностью — кошмарами без всяких попыток объяснения (хотя бы!) уже трудно кого-либо взволновать.

Значительно более зрелым и перспективным является жанр романа-предупреждения, в котором авторы выносят приговор буржуазному обществу, сохраняя при этом минимальную надежду на будущее вне этого события. Увы, за редкими исключениями — о романах Ле Гуин речь впереди — эти надежды слабы и аморфны; картины же гибели и упадка не в пример колоритнее… И все же социально-критическая фантастика, имеющая в США богатые исторические традиции (книги Р. Брэдбери, Р. Шекли, Ф. Пола и С. М. Корнблата, У. Миллера и других), не только не «утихла», но и пополнилась рядом интересных, сильных произведений.

Так, Г. Гаррисон, хорошо известный у нас в стране, в романе «Подвиньтесь! Подвиньтесь!» (1966) рисует свой мрачный вариант «последнего дня Помпеи» — захлебывающегося в грязи, преступности, тесноте Нью-Йорка 1999 года. Впечатление от романа усилилось в связи с выходом в 1973 году его вольной экранизации — фильма «Зеленый „Сойлент“». Природа уничтожена, давно забыты овощи, мясо, хлеб, вместо них. — безвкусные брикеты; о чистом небе, животных, кислороде помнят лишь старики. Пропагандируется неизбежная для многих отчаявшихся эвтаназия (легкая смерть-засыпание): надо же как-то решать проблему перенаселенности… И все-таки Гаррисона не покидает надежда, что мир, описанный им, так и останется фантастикой.[6]

А талантливый памфлет Ф. Дика «„Лейтесь, слезы“, — сказал полицейский» (1974) не так уж и фантастичен. В книге описаны злоключения эстрадного певца, в буквальном и переносном смысле «выключенного» из окружающей его социальной действительности. Оказывается, он… просто не существует; не осталось ни одного документа, ни одного свидетеля, подтвердившего бы обратное. Как «незарегистрированный и, следовательно, реально не существующий», он подвергается травле и преследованиям со стороны полиции. Америка — полицейское государство: прозрачный кивок в сторону сегодняшнего дня.

Есть и другие яркие примеры социальной сатиры — например, роман Р. Шекли «Десятая жертва» (1966), о краткой версии которого, рассказе «Седьмая жертва», у нас уже неоднократно писали, а также сильный антимилитаристский роман «Вечная война» (1975) молодого писателя Д. Холдемана, названный критиками «„Уловкой-22“ научной фантастики».[7] К сожалению, подобные же яркие примеры, посвященные поиску позитивных вариантов будущего, единичны. Все, что приходит на ум, — это книги М. Рейнольдса. Начав еще в 50-х годах писать «сценарии будущего», он и в 70-х не прекратил попыток найти свою американскую утопию (романы «Взгляд назад из 2000 года» (1973) и «Коммуна в 2000 году», 1974). Но все эти книги либо слабы художественно, либо совершенно наивны в социальном плане, либо и то и другое вместе… Итак, по-прежнему сохраняется черно-белая разрисовка будущего: или безнадежность и кошмар, или рай на лоне природы, невыразительный и вялый…

Зато оживились американские фантасты там, где, казалось, все уже исчерпано.

Вот одна из таких тем — взаимоотношение человека и робота. Ну, казалось бы, что тут еще можно добавить к сказанному Чапеком и Азимовым? Однако раскроем романы Ф. Дика «Снятся ли роботам электроовцы?» (1969) и С. Дилэни «Нова» (1968).

В первом из них описывается будущее, в котором организованы травля и суды Линча над существами «второго сорта», в данном случае — андроидами; они обижены людьми и страдают «комплексом неполноценности». Сам конфликт человека и машины — традиционнее некуда, но найденный сатирический образ свеж и выразителен. Дилэни же такого конфликта вообще не признает и горячо ратует за «разрядку»; люди и андроиды являются своеобразным «продолжением друг друга», и не только в метафорическом смысле. Хирургическим путем человеческая анатомия снабжена «выводами», через которые человек, не переставая оставаться таковым, может подключаться к любому типу машин.

Сами образы «робота» или «машины» (во всех их реальных и фантастических разновидностях) рассматриваются в достаточно широком диапазоне точек зрения. На одном полюсе — «машина-помощник» (как в серии произведений Э. Маккэффри о киборге, женщине-звездолете «Хельва»), на другом — престарелый «Франкенштейнов синдром»: в романе Д. Джерролда «Когда Харли был один» (1972) возомнивший себя богом сверхкомпьютер засомневался в целесообразности вообще всех людей…

Не менее заслуженные темы будущей галактической цивилизации нашли своего нового пророка в лице Л. Нивена, а старейший прием путешествия во времени был оригинально использован Дж. Финнеем в известной нашему читателю книге «Меж двух времен» (1970). В отличие от этого лирико-психологического романа, Р. Силверберг («Вверх по линии», 1969) задался целью откровенно сатирической: богатые бездельники путешествуют по эпохам, смакуя картины гибели Рима и Великой чумы, причем поведение «туристов» очень напоминает современных «любителей старины», откалывающих на память куски мрамора в Парфеноне… Не без полемического задора Л. Нивен и Дж. Пурнель в романе «Мошка в зенице господней» (1974) доказали, что и казавшаяся абсолютной нелепицей (в глазах интеллигентного читателя) «космическая опера» способна заиграть по-новому, окажись она в руках эрудированного, не чуждого науке писателя.

Одновременно с разработкой классических тем и сюжетов открываются новые, говоря словами Ст. Лема «проблемные поля» фантастики; и, наоборот, многие исторически сложившиеся «табу» американской science fiction безвозвратно канули в Лету. Так, на стыке десятилетий появились остро полемические романы Дж. Блиша и Л. Дель Рея на религиозную тематику, а Л. Нивен и Дж. Пурнель в романе «Инферно» (1975), глядя из XX века, заново «переписали» своего великого предшественника, автора «Божественной комедии». После новаторских произведений Ф. X. Фармера для американского читателя фантастики перестало быть жупелом (и неизбежно ассоциироваться с порнографией) слово «секс»…