Газета День Литературы - Газета День Литературы # 114 (2006 2) Страница 10

И Иисус долго бежал в хамсине за повозкой Марии, но повозка истаяла в песчаной круговерти, словно повозка сама стала песком летящим, и Мария стала песком текучим.

И Мальчик пришёл к потоку-вади Киссону, который весной превращался в реку, где тонули ослы и верблюды.

И Мальчик пошёл задумчиво по реке, по притихшим волнам, водам и замочил только босые ступни...

Вода, как пыль, как глина, как камни только дрожала, расступалась под Его ногами, но не рушилась... Не впускала Его вода.

Он долго немокренно бродил по водам в задумчивости своей, и не знал, что Он бродит по водам...

... Отец, отец, что есть любовь между мужем и женой?..

А вода весной под ногами покорная, но ледяная... Ступни в водах ледяные стали...

Тогда Мальчик ушел в горы, окунул, опустил ступни в травы Его любимой горы Фавор, где тоже был, стоял слепой хамсин, но плыли над хамсином белые весенние облака...

Он долго бродил там.

И пастухи ясно видели, как Он бродил в облаках, а потом по облакам, и там, в небесах, ласкал орлов и грифов парящих...

Он говорил: "Я люблю гладить перья летящих птиц".

И они не сторонились Его, а подставляли крылья для ласки...

А в Назарете и окрестных селеньях говорили:

— Если Он опускает перелётных птиц с небес...

Если Он укрощает пеннобешеных волов...

То что Он будет творить с человеками?

И что тетрарх Ирод Антипа в яслях Его, в истоке Его, не нашёл Его?..

Молва пахла завистью, ненавистью, смертью...

Но галилейские пастухи, которые зорко видели Его на реке и на облаках, говорили с радостью: "От любви, от великой любви ходит Он по водам и по облакам..."

И ещё пастухи говорили зачарованно:

— Великий человек, родившийся в неказистом, богозабытом городке, похож на золотого шмеля, летящего над муравейником...

Муравьи узнают о золотом шмеле только тогда, когда он, мертвый, падёт на землю, и они будут пожирать его певучее, летучее тело и хрустеть его хрустальными крыльями...

Это великий человек...

А тут есть Бог... Ещё юный... Ещё Мальчик...

Бог явился в той земле и в том народе,

Где Ему более всего молились,

Где Его более всего ждали,

Где Его более всего любили,

Где Его более всего ненавидели...

Воистину!..

ГЛАВА ВОСЬМАЯ. — Отец, отец мой...Только что бешеный бык ушёл с назаретских улиц...

Но вот, по его следам, что ли, — прокажённый в язвах, струпьях гнойных живых, в которых даже волос молодой стал седым, бредёт по улочкам Назарета...

И прокажённый худ, и нет сил у него кричать о боли своей, и он только хрипит, и слюна его летит в пыль, как у пенного быка.

Но он страшней и опасней быка в заразной, перескакивающей с человека на человека, как блоха, болезни своей.

И жители боятся его более, чем быка пенного, и прячутся в домах, и даже не глядят из окон, ибо се человек, и стыдно им перед ним.

И всякий боится древней болезни, язвы живопожирающей, бросающейся на людей, как пес бешеный.

Кто-то бросает ему деньги из окон, и монеты падают у ног его...

— Отец, Отец, дайте мне деньги ваши — я отдам прокажённому. Иль раввины не учат, что подающий милостыню нищему, даёт взаймы самому Творцу?

— Сын, но раввины говорят, что нищий хуже мёртвого...

Зачем подавать мёртвому?

— Отец, отдайте деньги — те, что за крест получили...

Иосиф даёт Ему серебряную мину:

— Брось ему из окна... Не ходи к нему...

Проказа кидается на здорового человека, как шелудивый пёс...

Но Иисус берёт деньги, и нежданно выскакивает из окна, и бежит к прокажённому одинокому на пустынных улицах злых, бесчеловечных.

Он подходит к прокажённому и протягивает ему мину серебряную, рука к руке.

Назаретяне из домов бросают в пыль милостыню свою, а Он даёт в руки прокажённому.

Касается гноящихся рук, и не убирает, как от огня...

Прокаженный говорит:

— Мне не нужны деньги... Я богат... Я ищу врача от язвы моей... Галилейские, вездесущие пастухи сказали мне, что в Назарете живёт великий целитель.

Но у меня нет сил кричать и звать его...

Может, ты, отрок, позовешь его?..

Я отдам ему всё своё богатство, если он излечит меня.

Но уже тысячи лет никто не может усмирить проказу... Проказа вечна, как жизнь...

Ты видишь — я похож на дряхлого льва?

Прокажённый всегда похож на распадающегося, гниющего заживо льва...

А кто подойдёт к больному льву лечить его?..

Тогда Иисус бросает серебряную монету в пыль.

А потом Он набирает в ладони пыли и глины, и, смачивая глину и пыль обильной слюной молодой, ярой, делает брение:

— Раввины говорят, что слюна после поста целебна...

Иисус бережно обнимает прокажённого, и затхлый дух заживо распадающегося тела могильно, раздирающе бьёт в чистые ноздри Его, как дым пожарищ...

Прокажённый хрипит и отворачивается:

— Мальчик, отойди от болезни моей. Умрёшь, как я. Не трогай руки мои, язвы живые, кишащие переметнутся к тебе и пожрут тебя.

Я не хочу быть твоей смертью...

Но Мальчик цепко не отпускает прокажённого и глиняной слюной обмазывает лицо и руки его. Несколько раз.

Но мало целебной слюны, и врач мал ещё...

Но прокажённый благодарно плачет, потому что Мальчик не устрашился язв его, и прилепился к нему, а никто никогда не обнимал его.

Иисус говорит:

— Может, хоть часть болезни уйдёт ко мне...

Вот два всадника ехали на одном осле, и тяжко было всем, но вот один пересел на другого осла, и разве не легче всем?..

Но тут страшный свист несётся на улицах Назарета, и являются два гонных всадника.

Это римские легионеры в орлиных шлемах, с короткими мечами, в коротких, удобных для смертельного удара, плащах.

Они пьяны, криво сидят на ладных лошадях, и в руках у них горящие факелы.

Они кричат:

— Слава Императору! Ха-ха! Мы охотники на львов!

Вот они — два прокажённых льва! А прокажённых львов надо палить, жечь!

Риму-Орлу не нужна проказа! Вся Иудея! Весь Иерусалим — проказа!

Придет время — мы сожжём факелами весь этот кишащий, гнойный, непокорный базар народов и племён!

А пока мы подожжём этих двух прокажённых львов!..

Они меткие, но пьяные. Они гибко, яро, косо бросают горящие факелы в прокажённого и в Иисуса. Факелы летят в обречённых...

Но тут внезапно страшный ветер от весенних лесистых гор Нефоалима, и голубых бирюзовых отрогов Ермона с дубовыми рощами, и плодоносной равнины Азохис срывается, поднимается над Назаретом, и этот бешеный горный ветер останавливает летящие факелы и поворачивает их на всадников.

Горящие, смолистые, прилипчивые факелы летят на всадников.

И они в страхе поворачивают коней своих и бегут, но факелы летят за ними, как пущенные ярой дланью копья…

А Мальчик шепчет им вослед:

— Император! Император Октавиан-гриф! Рим, Рим! Твои легионеры пьяны! А пьяные легионеры полягут сонно в траву, и некому будет хоронить их. Рим, Рим! Империя легионов! И Ты сеешь факелы смерти по земле, но они вернутся к Тебе!

И Ты захлебнёшься в горящих факелах своих! И загоришься от факелов своих!

И всякая Империя, посягнувшая на Мировое Господство, на мировую власть сгорит в огне факелов своих!

Прокажённый говорит:

— Мальчик, ты повернул нашу смерть на них.