Бернард Луис - Ислам и Запад Страница 11

В самом сердце ислама только два мусульманских государства, Турция и Иран, сохранили независимость. Но Иран во время Первой мировой войны превратился в поле битвы, где беспрепятственно действовали русские, британские и турецкие войска, так что страна погрузилась в хаос, из которого ее не сразу вывело даже окончание военных действий. Османская империя, столетиями представлявшая собой сначала авангард, а затем щит ислама, была повержена, ее столица оккупирована, а провинции поделены между победившими западными державами и их греческими союзниками. Расчленение Османской империи было подтверждено и детализировано в Севрском договоре, подписанном представителями султана 10 августа 1920 года.

Город Севр знаменит своим изящным фарфором, но изготовленный там мастерами от дипломатии договор оказался бракованным и хрупким, и вскоре разлетелся вдребезги под ударами молота, которым орудовал турецкий генерал Мустафа Кемаль, позднее прозванный Ататюрком, — последний победоносный османский воин и первый президент светской республики в национальном турецком государстве. Как гласит американская народная мудрость, «Не можешь побить — присоединяйся». Ататюрк сумел сделать и то, и другое. Его действия, давшие Турции возможность отвергнуть европейское господство и воспринять европейскую цивилизацию, стали поворотным пунктом, сравнимым одновременно и со взятием Константинополя, и с поражением под Веной.

То было не первое поражение, нанесенное европейской стране азиатской. В 1905 году победу Японии над царской Россией, остановившую русскую экспансию на Дальнем Востоке, с восторгом и надеждой встретили во всей Азии, включая Османскую империю. Однако Россия была хотя и европейской, но не западной страной, а азиатская Япония воспринималась, особенно в мусульманских странах, где еще не успели пустить корни паназиатские идеи, как нечто далекое и неведомое. Когда же Ататюрк выбил с захваченных территорий греков и осадил могущественную Британскую империю, он одержал первую за несколько веков крупную победу мусульман над европейской державой, и по всему исламскому миру, от Французской и Британской Западной Африки до Нидерландской Ост-Индии, прокатилась волна ликования[13].

На ранних этапах кемалистское движение в Анатолии самовыражалось почти исключительно посредством религиозной фразеологии. В публичных заявлениях провозглашалась цель освободить «исламские земли» и «исламские народы», отразить и изгнать неверных захватчиков. Среди сторонников кемалистов было много мусульманских религиозных деятелей, а из 361 делегата Первой Великой национальной ассамблеи, созванной в Анкаре в 1920 году, не менее 73 были профессиональными священнослужителями. В феврале 1921 года, дабы заручиться поддержкой, в Сивасе был созван панисламский конгресс, где присутствовало много делегатов из арабских стран, причем один из них, шейх религиозного ордена сануси из Ливии, председательствовал. Погибших на войне там называли шахидами, а самого победоносного лидера прославляли как гази. Оба термина относятся к словарю джихада, священной войны за ислам: первый обозначает мученика, павшего за веру, второй — победоносного воителя. Алжирский писатель Малек Беннаби в своих воспоминаниях красочно описывает, как сообщения о появившемся в Турции новом мусульманском герое и о его победах над колониальными державами возбуждали молодых алжирских мусульман. Повсюду в Азии и Африке Мустафа Кемаль был блистательным образцом, чьему примеру старались следовать, с большим или меньшим успехом, все, кто боролся против неверных чужеземцев-империалистов.

В последние годы начал появляться новый миф об Ататюрке, сменивший в сознании некоторых мусульман прежний, о блистательном герое. В демонологии современных мусульманских радикалов Ататюрк занимает важное место, но уже не как доблестный защитник своего народа, поднявшийся против европейцев и разбивший их, а как негодяй, в час победы ставший на сторону врага и оттого повинный в самом черном предательстве. В вымышленном мире фундаменталистов исламу угрожают с двух сторон — извне и изнутри. Внешние враги многочисленны и могущественны, они включают империалистов, именуемых иногда крестоносцами, их союзников — миссионеров, их марионеток — сионистов, их соперников — коммунистов. В некоторых, в том числе и фундаменталистских, кругах, испытавших влияние европейских идеологий, эти роли могут быть взаимозаменяемыми. Но внутренний враг и отвратительнее, и страшнее: отвратительнее — потому, что действует не в открытую, а исподтишка, страшнее — потому, что наносит удар изнутри и своими махинациями лишает мусульманское сообщество религиозного единства и божественного водительства, при помощи которого мусульмане могли бы легко отбить бесплодные атаки внешних врагов.

Внутренние враги политически неоднородны: в их числе такие разные фигуры, как король Фарук и президент Насер в Египте, шах и его либеральные и социалистические оппоненты в Иране, Хафез Асад в Сирии и Саддам Хусейн в Ираке. Общее между ними то, что все они — сторонники модернизации, то есть, в глазах ревнителей исламского возрождения, неоязычники, чья цель — ослабить и уничтожить исламские нормы, законы и ценности, заменив их языческими, воспринятыми с Запада, и тем десакрализовать, деисламизировать, словом, вестернизировать исламское государство, созданное божественным провидением и божественным провидением управляемое. А предшественником их на пути злодейства, первым, кто замыслил упразднить халифат, отменить священный закон и лишить его признанных поборников многовековых полномочий в законодательстве и юриспруденции, культуре и образовании, был Мустафа Кемаль, Ататюрк.

Кемаль Ататюрк был, несомненно, первым мусульманским правителем, который отделил ислам от государства, отменил шариат и ввел европейские нормы во всех областях общественной жизни, включая такие до тех пор неприкосновенные материи, как брак, головной убор и алфавит. Указы Ататюрка обязали турок писать на родном языке латиницей, иметь единовременно только одну жену и отказаться от фесок и тюрбанов в пользу кепи и шляп. Эти перемены были не прихотью капризного самодержца, а зримым выражением — и признанием — глубокой социальной и, если хотите, цивилизационной трансформации. Западническим реформам Ататюрка последовали другие мусульманские государства, в том числе и некоторые из тех, во главе которых стояли воинствующие исламисты как радикального, так и традиционного толка, но ни одно не действовало с тем же рвением, последовательностью и успехом. В последнее время в исламском мире проявилось сильное противодействие нововведениям, затронувшее даже Турцию.

Кемалистская революция и вдохновившая ее философия имеют долгую предысторию, которую, в некотором смысле, можно возвести к эпохе первых турецких вторжений в Европу. Турки рано осознали, что для них жизненно важно следовать примеру европейцев в вооружении и военном искусстве, и потому неизбежно вошли в соприкосновение с теми, кто производил, продавал и, в определенной мере, даже пускал в ход европейское оружие. Через широкомасштабную и постоянно растущую импортную и экспортную торговлю сырьем и готовыми изделиями турки практически сразу же оказались экономически связаны со многими европейскими государствами. Но во всех сделках турок и других мусульман предохраняло от контакта с неверным Западом и неизбежного, по их понятиям, осквернения многочисленное сословие посредников, состоявшее частично — из немусульманских подданных мусульманских государств, число которых умножали отпущенные на волю рабы, а частично — из переселенцев и перебежчиков, искавших пристанища или счастья в исламских землях. Посредники служили прокладкой, точнее изоляционным материалом, предохранявшим принимающее мусульманское общество от культурного шока при европейском воздействии. Еврейским беженцам из Европы было еще в конце XV века разрешено завести печатные станки; их примеру последовали греки, армяне и арабоязычные христиане. Но использовать они могли только греческие, армянские или европейские шрифты, а не арабицу, и не имели права издавать книги на арабском или турецком. Только в 1727 году был издан султанский указ, разрешавший учредить в Стамбуле первую турецкую типографию. Предприятие это затеяли обратившийся в ислам венгр и турецкий государственный деятель, побывавший с дипломатической миссией в Париже. Столь долговременный запрет на арабский типографский шрифт одни объясняют святостью письма, которым была явлена божественная Книга, другие — законными интересами гильдий писцов и каллиграфов. Так или иначе, результат был одним и тем же.

Помимо насильственного перемещения и ограниченного поступления пленников, взятых на суше и на море, единственной возможностью для образованного мусульманина встретиться и побеседовать более или менее на равных с образованными европейскими христианами, а также пожить некоторое время в христианской Европе оказывалось участие в дипломатической миссии. Такие миссии были, однако же, чрезвычайно редки и, как правило, одинаково ограничены и в целях, и в продолжительности, и в действенности. Некоторые европейские монархи, такие как Франциск I во Франции и Елизавета I в Англии, могли льстить себя надеждой на то, что они завоевали уважение и даже доброе отношение турецкого султана и образовали с ним нечто вроде союза, но с османской стороны не было и намека на подобные представления. Еще с тех пор, как соперничавшие предводители крестоносцев, отправившихся освобождать Святую землю, создали в Леванте четыре враждующих государства, которые вскоре стали заключать союзы с мусульманами друг против друга, мусульманские правители поняли, что христианский мир в еще большей степени, чем ислам, поделен на мелкие, враждующие между собой образования, чью междоусобную вражду можно с выгодой использовать. Христианские купцы, сопровождавшие крестоносцев, выходили на мусульманские рынки, покупая и продавая самые разные товары, и даже предлагали по доступным ценам и на выгодных условиях оружие и прочее военное снаряжение. Имели дело мусульмане и с куда более многочисленными, чем мусульманские, европейскими дипломатическими миссиями в исламских странах, в том числе с постоянными консульствами и посольствами, а также с деятельными и множащимися многонациональными сообществами в морских портах, таких как Александрия, Бейрут и, разумеется, Галата. Но в целом мусульманские правители не придавали этим контактам большого значения, а мусульманские интеллектуалы и подавно. Разумеется, османские должностные лица были осведомлены о грызущихся между собой племенах и «странах» за их северо-западным рубежом, но обычно довольствовались тем, что предоставляли разбираться с ними особым наместникам, в чьи задачи входило поддерживать порядок в приграничье и следить за непокоренными — еще не покоренными — народами на сопредельных территориях.