Дмитрий Тараторин - Русский бунт навеки. 500 лет Гражданской войны Страница 11

Он уже здесь и сейчас видит мучения Алексея «тишайшего» в аду: «А мучитель ревет в жупеле огня. На вот тебе столовые долгие и бесконечные пироги, и меды сладкие, и водка процеженная с зеленым вином! А есть ли под тобою, Максимиан, перина пуховая и возглавие? И евнухи опахивают твое здоровье, чтобы мухи не кусали великого государя?.. Бедный, бедный, безумный царишко! Что ты над собою сделал? Ну где ныне светлоблещущия ризы и уряжение коней? Где златоверхия палаты? Где строения сел любимых? Где сады и преграды? Где багряноносная порфира и венец царской, бисером и камением драгим устроены? Где жезл и меч, ими же содержал царствне державу? Где светлообразные рынды, яко ангелы пред тобою оруженосцы попархивали в блещающихся ризах?.. Любил вино и мед пить, и жареные лебеди и гуси и рафленые куры — вот тебе в то место жару в горло…».

Но кара ждет не только самодержца, но и покорный ему народ, изменивший своей миссии, своему высокому изначальному предназначению. Аввакум вспоминает императора Тита, разрушившего Иерусалим — город, обрекший на распятие Христа. Столица России — Новый Иерусалим (подмосковный монастырь под этим названием — любимое детище Никона) равнодушно взирает на муки святых. А значит, иноплеменники придут и станут для русских бичом Божьим.

Протопоп пророчествует: «надеюся Тита второго Иусписияновича на весь новый Иерусалим, идеже течет Истра-река и с пригородом, в нем же Неглинна течет (т. е. Московский Кремль) — чаю, подвигнет Бог того же турка на отмщение кровей мученических».

Россия и Святая Русь — две принципиально разные реальности. Апостол Божий Иаков говорит: «Дружба с миром — вражда против Бога». Лояльность — безбожной, отвергшей Правду Христову, власти, всеядный российский патриотизм, «государственничество» — предательство Святой Руси. После 1666-го руки у ее паладинов развязаны. И они приходят как каратели в одном строю с самыми разными «бичами Божьими».

«Во огнь лезет, а благоверия не предает…»

Раскол воспринят был народом русским как Конец Света. И тому было много сигналов, много знаков на земле и на небе. Да и расчеты книжников подтверждали, что пришли последние времена.

В 1654 году прошла страшная моровая язва, истребившая в некоторых деревнях все население поголовно. В последующие два года были неурожаи и как следствие — голод.

Тогда же явились знамения: «хвостатая звезда и кровавые столпы». Как раз в это время по велению Никона пошла «в рассылку» первая партия новопечатных книг.

Для противников реформы все было очевидно: «Зряте, православные, зряте знамение гнева господня, излия бо вышний фиал ярости своея грех ради наших; и за то всеблагий творец род христианский наказует, что многие пошли по следам врага Божия и Причистыя Богородицы — волка Никона».

Вскоре один из ярых приверженцев старины святорусской, архимандрит Новоспасского монастыря Спиридон (из рода бояр Потемкиных) исчислил срок прихода антихриста. Он представил цепь падений человеческих, цепь вероотступнических актов. Причем, один от другого отделял в десять раз более краткий промежуток времени. Сатана спрессовывал его, убыстрял, по мере убывания святости на Руси.

Итак, как и было предсказано апостолом, дьявол после Воскресения Христова был связан на 1000 лет. Когда он по прошествии этого срока был освобожден, случилась первая беда — отпал в ересь Первый Рим. Через 600 лет унию с ним приняла Западная Русь. Еще через 60 лет после этого впал во грех и Третий Рим, приняв реформу Никона. И, наконец, через шесть лет, считая с этой даты, в 1666 году — срок прихода самого антихриста.

В ожидании гибели мира, люди бросали свои хозяйства и уходили в леса. Вести из «Центра», доходившие до них, только подтверждали уверенность в скором Апокалипсисе. И если даже он чуть запаздывает, то все равно, по всем статьям в ближайшие годы неотвратим.

Аввакум писал сторонникам, что «последний чорт еще не бывал», что еще бояре «путь ему подсталают». Он считал по-другому. По его мнению, к 1666 году надо прибавить еще 33 года земной жизни Христа, и получится 1699 год. В этот год и придет антихрист, а конец мира наступит в 1702-м.

Это 33-х-летие стало временем пути на Голгофу. Святая Русь переплавлялась в Россию, где не было уже ни истинной Веры, ни завещанной предками Правды. Реальность была настолько невыносима своим прогрессирующим отходом не то что от идеала, но от самой нормы, как ее понимали тысячи русских людей, что такой жизни они предпочитали смерть в огне.

Аввакум писал о самосожженцах: «русачьки же, миленькия, не так! — во огнь лезет, а благоверия не предает…». Слова Христа о том, что «мир во зле лежит» русские люди всегда помнили. Но то весь прочий мир, а Святая Русь — ровесница Рая. У нее иная судьба, она — удел Богородицы.

Все эти представления и упования рушились на глазах. Глобализаторская работа, затеянная Никоном и царем Алексеем, уравнивала священную Родину с прочим падшим миром. Но и во грехе равенства быть не могло. Если Русь была избранной в святости, избрана она и в «погибели». Непременно именно здесь должен появиться антихрист. И случится это не само по себе, но по грехам русских людей, не сумевших сохранить вверенных им святынь — Христовой Веры и Правды.

А раз так, то, чтобы очиститься от своих грехов и от скверны, наступающего на скиты антихристова мира, надо принять «огненное крещение». Такова была безупречная логика самосожженцев.

Слуги антихриста, кстати, стремились спасти их. Военные команды рыскали в лесных дебрях. Но, как правило, натыкались на пепелища. Впрочем, двигал властями отнюдь, конечно, не гуманизм. Самосожжение было бунтом. Добровольно идти на смерть царь не велел. По какому праву холопы своими жизнями распоряжались? Ведь еще Грозный заповедал, что только государь Московский вправе решать, кого и когда мукам предавать.

Конечно «эмигрировала в смерть», все же меньшая часть поборников святорусской Правды. Прочие уходили все дальше в леса. «Вне лесов ныне царство антихристово» — говорили они. И пытались построить новую Святую Русь в своих скитах, появлявшихся в дебрях нижегородского Заволжья (по реке Керженец), Поморья, Приуралья и ближайшего Зауралья. Уходили и за границу: в Швецию (Лифляндия), в Польшу (Ветка на реке Соже), в Австрию (предгорье Карпат, Белая Криница), в Пруссию, Турцию (Дунайские гирла, Крым и Кавказ).

Но были и те, кто не собирался отступать перед лицом антихриста. В среде старообрядцев родилась формула, которая ставила активное сопротивление выше, чем праведный эскапизм. «Раскольники» говорили: «Аще кто слышится силен быти, да борется с сатаной, не ослабляя церковных жил, страшливии же да бегают».

Мстители

Те, кто «убегали» на Дон и в другие «украинные» места, были не из «страшливых». Они готовы были с саблей наголо добыть свою Правду. Абсолютно неоправданно расхожее мнение, что самодержавно-крепостнические порядки всегда воспринимались русскими как единственно возможные и даже благословенные.

Ведь буквально с момента утверждения их на Руси во весь голос заявляют о себе носители альтернативной программы, с оружием в руках, отстаивавшие право «свободы для всех быть вольными казаками».

После Раскола в их ряды начинают массово вливаться старообрядцы. И казаки становятся с этого момента защитниками не только Правды, но и истинной Веры. Становятся собственно субъектом Гражданской войны.

Свою битву с Империей они вели практически непрерывно на протяжении полутораста лет — от Лжедмитрия до Емельяна Пугачева. И в течение всего этого периода они на просто отстаивали свое право жить по Правде, они пытались утвердить свой порядок по всей России. И это был именно порядок, а не «воровство», как утверждали их враги.

Первым его приход провозгласил легендарный Стенька Разин. И дворянские, и буржуазные историки говорят, что он, мол, разбойник был, душегуб. И тем самым, как им кажется, снимают тему его особой миссии.

Абсолютно нехристианский подход. Ибо, кто был распят одесную Христа, и первым (явив Веру) вошел вместе с Ним в Рай? Разбойник и душегуб. А кому, по слову Христа крайне проблематично туда попасть? Благопристойному зажиточному юноше, который во всем был праведен, но не смог отказаться от своего имущества и нищим последовать за Иисусом.

А Разин богомольцем, с котомкой за плечами в Соловецкий монастырь ходил. Да, именно в Соловецкий — в цитадель Русской Веры. И побывал он там в 1652 году, накануне буквально начала фронтального наступления сторонников «книжной справы», накануне апокалипсических знамений. Как знать, не благословил ли его какой прозорливый старец на особый, страшный и жертвенный путь?

Позже, когда его восстание полыхало по волжским городам, (сжигать сами себя русские люди стали уже после того, как это пламя кровью погасили), он объявит, кому и во имя чего он объявил войну.