Савелий Дудаков - Ленинъ как мессия Страница 11

Честно, я был горд за родное искусство. Несколько смущал меня подбор. Нет слов, портрет Кузьмы Сергеевича изумителен, но мне больше притягателен портрет Ахматовой в исполнении Натана Альтмана, о чем я уже писал. У Михаила Васильевича можно было подобрать, кроме Павлова и иное, но в Англии Иван Петрович очень популярен, тем паче, что, наконец-то, я разглядел книгу в руках великого физиолога – это Библия, что на советских иллюстрациях вообще затушевывается.

Портрет Всеволода Эмильевича Мейерхольда, исполненный Борисом Дмитриевичем Григорьевым, иначе, как гениальным не назовешь. Это высокая изломанная фигура – была, по моему мнению, лучшей из всех 100 работ.

Такова субъективность. К месту сказать и о Григорьеве (1886-1939), чтобы не возникло сомнений о его происхождении: оно действительно туманно. Борис был сыном потомственной почетной гражданки Клары Ивановны Линденберг(!?) и в четырехлетнем возрасте был усыновлен работником Волжско-Камского банка(!?) Дмитрием Васильевичем Григорьевым.

Что же касается портрета Ленина работы Бродского, то это нечто мистическое, загадочное. Во дворе Кремля, на фоне церкви, церковных строений, броневиков, часовых, в осенний дождливый день стоит коренастый, сильный человек, попирающий ногами упавшие листья. Взгляд суров и сосредоточен. Кепи скрывает так называемый «сократовский лоб». Ленин весь в черном – пальто, костюм, ботинки, за исключением отворота белой рубахи, галстук, темный, с едва видными светлыми просветами. О чем думает этот угрюмый властелин? Нам не дано этого знать.

От картины исходят токи, хотелось бы сказать Люциферовы, но Светозарного здесь ничего нет. Да, это памятник эпохи!

Выше этой работы в иконографии Ленина я считаю полотно Аркадия Александровича Рылова (1870-1939) «Ленин в Разливе». Писана она в 1934 году, кстати, Рылов несколько раз лично видел вождя. Сюжет не удавался, и по совету своего племянника – композитора Михаила Юдина (1891-1948), он решил изобразить вождя не у шалаша, как дачника, а человека, идущего против ветра57.

Картина страшная: на фоне кровавой зари и черных туч, в полутьме, стоит одинокий человек с мощно выписанным лбом и монгольскими чертами лица, современный Чингисхан! Выставлялась эта работа в начале 60-х годов в Академии художеств в Ленинграде. Больше ее я никогда не видел, хотя она воспроизводится в альбомах Рылова с совсем неадекватным текстом. Еще необыкновенно интересны воспоминания художника Юрия Павловича Анненкова (1889-1974). Он из известной фамилии в русской истории. Его предок Павел Васильевич был первым издателем Пушкина, а его отец Павел Семенович, умерший в 1920, был народовольцем, другом и сподвижником Желябова, Перовской, Кибальчича, Веры Фигнер. Фотографический портрет молодой красавицы Веры с дарственной надписью: «Дорогому Павлуше – Вера Фигнер». Их сын, будущий художник родился в ссылке на Камчатке в Петропавловске. В 1892 году отец вернулся на материк и стал директором процветающей страховой и транспортной компании. Ленина Анненков до Октября видел несколько раз, в том числе и в Куоккола, где была дача отца. «Ленин был небольшого роста, бесцветное лицо с хитровато прищуренными глазами». Типичный облик мелкого мещанина, хотя Ленин (Ульянов) и был дворянин. Одну фразу запомнил юноша – раскачиваясь на качелях, будущий вождь произнес: «Какое вредное развлечение: вперед-назад, вперед-назад! Гораздо полезнее было бы «вперед-вперед». Всегда вперед». Все рассмеялись вместе с Лениным58.

Вторая встреча произошла в 1911 году на квартире Веры Фигнер в Париже, куда зашел Ульянов и поинтересовался, по какой причине Анненков оказался в эмиграции?

Тот ответил, что, всего-навсего выехал заниматься живописью: это огорчило старую народоволку. Она бы предпочла видеть в сыне революционера новой формации. Думаю, и реакция Ленина была аналогичной.

Третья встреча была «общественной» – Анненков был у Финляндского вокзала, при возвращении Ульянова из эмиграции. Для нас интересно и то, что в этом поезде вместе с «немецким шпионом» ехал и знаменитый эсер Борис Савинков, он же писатель Ропшин. Его-то и встречал художник. Оба не дослушали речи с броневика.

Сын-Анненков к марксизму был равнодушен, а его отец во время июльского восстания 1917 года в негодовании порвал и сжег все письма Ленина. Об этой вспышке, конечно, последний не узнал и, находясь у власти, предложил отцу через Марка Елизарова занять пост наркома по народному страхованию. Отец отказался, и все его счета были блокированы – он за минуту стал нищим. Далее интересно то, что после смерти старого народовольца (в его квартире говорили, что повесили не того Ульянова) в 1920 году, мать художника получила приличную пенсию, как «вдова революционера». Это было сделано лично вождем. Юрий Анненков задает вопрос, на который нет ответа: «Был ли это у Ленина просто акт политического лицемерия или жест, вызванный желанием очистить свою совесть, я не берусь судить. Второе предположение так же возможно, как и первое»59.

Тут же Анненков приводит воспоминания Лядова, как Владимир Ильич в Женеве на представлении «Дамы с камелиями» вытирал слезы платком. Последнее согласуется с воспоминаниями Горького, который рассказал «Ильичу» о петроградской легенде.

Княгиня Ч. просила подаяние для своих собак. Не стерпев голода и унижения, она пыталась утопиться, но преданные собаки спасли хозяйку. – «Если это выдумано, то выдумано неплохо. Шуточка революции» – и, помолчав и перебирая бумаги на столе, сказал задумчиво: – «Да, этим людям туго пришлось, история – мамаша суровая и в деле возмездия ничем не стесняется»60.

В 1921 году «советская власть» заказала Анненкову портрет Ленина. Инстинктивно художник предполагал, что вождь будет «играть» занятость: с трудом поднявшись с кресла, якобы оторвавшись от бумаг.

Но ничего подобного не произошло. Как только художник появился в дверях, Ленин быстро и учтиво поднялся навстречу. Между ними произошел диалог, в котором проявилось ленинское обаяние. «Я – жертва нашей партии… она заставляет меня позировать художникам». Он поинтересовался в чем его «обязанность» и как его собираются изображать. Подлинные слова ответа Анненкова следующие: «…Ленин олицетворяет собой движение и волю революции» и именно это он предполагает отразить в портрете.

Ленин (улыбаясь): – «Но, простите, я ведь только скромный журналист. Я предполагал, что на вашем портрете буду изображен просто сидящим за столом.

Когда увижу ваш холст осуществленным так, как вы его мне представляете, то я непременно залезу под стол от смущения».

Анненков: «Право и привилегия художника – создавать образы и даже легенды. Если наши произведения оказываются в противоречии с правдой, то будущее наказывает за это прежде всего нас самих. Но лишать себя этого права мы, художники, не можем и не должны. О Ленине-журналисте, простите меня, я не задумывался, а писать портрет обывателя с бородкой я считаю сейчас несвоевременным». Ясно, что художник защищает свободу творчества. Ленин был достаточно чутким, чтобы понять позицию живописца, точнее, оппозицию, к безобразию, творимому в стране. «После короткого молчания (я сказал, конечно, много лишнего), Ленин улыбнулся и произнес: – «Хорошо. Я нахожу недопустимым навязывать художнику чужую волю.

Оставим это право буржуазным заказчиком. Поступайте так, как вам кажется наиболее правильным. Я в вашем распоряжении, приказывайте, я буду повиноваться.

Но сначала договоримся честно: я подчиняюсь партийной дисциплине, я исполняю волю партии, но я – не ваш сообщник». И рассмеявшись: – «Ответственность, как вы сказали, останется на ваших плечах»61.

Весь диалог интересен. Верно, что Ленин не был позером. Он отличался этим от других диктаторов, будь то Муссолини, «обожавшим обожание»; Гитлера с его нарочитыми жестами и любовью к кинематографу; и, конечно же, Сталина, чьи безобразные портреты и бюсты украшали даже выставку, посвященную Рембрандту. (Лион Фейхтвангер «Москва 1937»).

Нет ни одного не художественного портрета или скульптуры Ленина, созданных при жизни вождя. Все они – художественны – это реакция живописцев на естественность поведения вождя. О дальнейших халтурах лучше не говорить.

Можно сравнить воспоминания Анненкова с воспоминаниями Ф. И. Шаляпина в книге «Маска и душа». Шаляпину пришлось защищать хозяйственное состояние театра от разбазаривания: декорации, костюмы, реквизит и пр., накопленное десятилетиями в Мариинском театре. Шаляпин едет в Москву и добивается встречи с Вождем! Это было сложно, но намного проще, чем аудиенция с Г. Е. Зиновьевым. «Я вошел в совершенно пустую комнату, разделенную на две части, большую и меньшую. Стоял большой письменный стол. На нем лежали бумаги, бумаги. У стола стояло кресло.

Это был сухой и трезвый рабочий кабинет. И вот из маленькой двери, из угла покатилась фигура татарского типа с широкими скулами, с малой шевелюрой, с бородкой.