Журнал Русская жизнь - Петербург (октябрь 2007) Страница 11

Перевод с французского Е. Зворыкиной

В кольце революций

Вспоминают дети Столыпина

Младший, шестой ребенок Петра Столыпина и единственный мальчик в семье родился 2 августа 1903 года в имении Колноберже Ковенской губернии. И хотя до первой русской революции оставалось всего полтора года, у Аркадия Петровича всю жизнь было впечатление, что все происходило чуть ли не двести лет назад, настолько обстановка его детства была патриархальной. Там, в Ковенском имении, был очаг, там протекли лучшие годы будущего премьер-министра, там он начал свою деятельность. Там, в общении с крестьянами, староверами и евреями из местечек зарождались первые его мысли о земельной реформе. Там протекало почти все детство Аркадия Столыпина - вплоть до августа 1914 года, когда началась Первая мировая война.

Аркадий Петрович рос в усадьбе с громадной библиотекой и мебелью, видевшей еще Лермонтова: обстановка дома была перевезена в Колноберже из подмосковного Средникова, где в свое время воспитывался и Лермонтов. Лермонтовская бабушка была, как известно, в девичестве Столыпиной.

Родню в семье, по рассказам, делили на добрую и злую. К добрым относили генералиссимуса Суворова и защитника Севастополя графа Горчакова, к злым - убийц императора Павла братьев Зубовых.

Самое раннее воспоминание Аркадия - чудовищный взрыв на столыпинской даче в Петербурге на Аптекарском острове, когда 23 человека были убиты, 35 ранены, а обломками рухнувшего балкона ранило и самого мальчика, и его сестру Наталию: он долго лежал потом с травмой головы и переломом правой ноги.

После революции, когда вся семья бежала из столицы, клану Столыпиных удалось на некоторое время соединиться на Украине в Подольской губернии в имении князей Щербатовых: Елена Аркадьевна Столыпина была замужем за князем Владимиром. В 1920 году красные заняли и разгромили имение. Владелицу Марию Щербатову с дочерью расстреляли, Ольгу Столыпину, еще барышню, поймали, потому что она нарочно медленно убегала, чтобы другие могли спастись, - по существу, пожертвовала собой. Ее ранили в легкое, и после нескольких дней мучений она скончалась. Аркадий с матерью схоронились в какой-то канаве, налетчики их найти не смогли.

Так случилось, что из всех детей Столыпина самой известной - благодаря книге мемуаров - оказалась старшая, Мария Петровна, вышедшая замуж за Бориса Ивановича Бока, морского офицера, героя Порт-Артура и морского атташе в Германии и Голландии. Воспоминания Марии Бок-Столыпиной за последние полвека переиздавались несколько раз.

Аркадий Петрович свое среднее образование смог закончить только в эмиграции, в Риме. В 1924 году он поступил во французскую военную школу Сен-Сир, но прервал учение по состоянию здоровья. Женился на дочери бывшего французского посла в Петербурге и до начала Второй мировой войны проработал в банке. С середины 1930-х он связал свою судьбу с Народно-Трудовым Союзом (НТС) и по его заданию был послан в Венгрию для организации подпольного радиовещания на Польшу, в которую вот-вот должны были вторгнуться советские войска.

С 1942- го по 1949-й он был председателем французского отделения НТС, затем ведал «сектором иностранных сношений», долгие годы избирался председателем Высшего суда НТС.

Аркадий Столыпин - профессиональный журналист, редактор агентства «Франс-Пресс», автор ряда публицистических книг: «Монголия между Москвой и Пекином», «Поставщики ГУЛага», «На службе России: Очерки по истории НТС». В 1986 году опубликовал в журнале «Русскiй Мiръ» мемуарный очерк «Слово об отце», где, в частности, говорится: «Государственную власть он принял он как тяжелый крест. Работал, порою, целыми ночами, что в конце жизни отразилось на состоянии его сердца. Спешил каждый вечер окончить работу, положенную на этот день. Глядя на часы, говорил порой с горечью: „Идите, проклятые!“».

Аркадий Петрович скончался в Париже в 1990 году.

Второй мемуарист, Александра Петровна Столыпина, родилась в 1898 году и в 1917 году была еще не замужем. За границей она вышла замуж за графа Льва Кайзерлинга, прожила, как большинство Столыпиных, долгую жизнь и умерла в 1987 году в возрасте 89 лет.

Беседу с братом и сестрой записал в 1964 году в Париже сотрудник Радио Свобода историк Алексей Малышев. Воспоминания детей Столыпина должны были войти в цикл мемуаров о 1917 годе. Как уже упоминалось в предыдущих публикациях, мемуары эти прозвучали в эфире лишь частично. Публикуются впервые.

Аркадий Петрович Столыпин:

- Аркадий Петрович, что вы помните о Февральской революции?

- Вначале никто ничего как следует не понимал. Мы смотрели из окон нашего дома на солдат, которые шли к Думе. Смутно доходили вести об отречении Государя. Вообще, было ощущение какой-то бестолковщины, мы не понимали, что произойдет далее, и надеялись, что жизнь опять войдет в нормальное русло. Не было ни малейшего подозрения, что раскрылась какая-то бездна.

- А где был ваш дом в Петрограде?

- На Гагаринской улице, в той части, что между набережной и Сергиевской. Наша улица как раз вела к Таврическому саду и Таврическому дворцу. Так что все эти шествия проходили мимо нас. Раньше, после падения Перемышля, там проводили австрийских военнопленных, и мы так же на них смотрели, как из театральной ложи. Через некоторое время после революции у нас начались едва ли не ежевечерние обыски. Приходили какие-то солдаты, которые сами не знали, что они ищут, задавали всякие бестолковые вопросы. Казалось, что им просто было любопытно погулять по дому, посмотреть, что в нем происходит.

Тогда моя мать написала очень раздраженное письмо военному министру Временного правительства Гучкову о том, что так жить невыносимо, и нам поставили в передней охрану, которая никого не пускала. И вдруг в один темный вечер, без предупреждения, к нам приехал сам Гучков, якобы посмотреть, все ли в порядке, довольны ли мы тем, что он устроил, но на самом деле чтобы завязать с нами какие-то отношения. Он чувствовал себя виноватым после всего, что натворил, и ему хотелось опять войти в наш дом, где он бывал при жизни моего отца. Помню, как он сидел, рассказывал про отречение Государя, и, в известной степени, все это звучало оправданием, дескать, он и другие заговорщики иначе поступить не могли. Как будто перед тенью отца, в этом доме, ему хотелось объяснить свое поведение. В его раздражении против Государя было что-то мелочное. Помимо критики того, что делала царская власть в последнее время, было чувство личной неприязни. Кроме того, мне запомнился его напускной оптимизм. Мать его спросила: «А где теперь Государь?» Гучков ответил: «Он себя прекрасно чувствует, живет спокойно в Царском Селе с семьей». То есть он совершенно не понимал, что это был шаг к дальнейшим ужасным событиям, которые, в конце концов, и привели к екатеринбургской трагедии.

- А как вы прожили весну и лето 17-го года?

- Жизнь текла более или менее нормально, я продолжал посещать гимназию. Помню, как с аптек срывали орлов, некоторые люди вдруг стали говорить вещи, которые они раньше не говорили, критиковать решительно все до мелочей, как теперь критикуют Хрущева, когда он свалился. Но особых страданий не было. Люди больше боялись войны, чем революции. Не было предчувствия того полного хаоса, который приближался.

Весной мы поехали в Скандинавию, просто прогуляться. Тут война, лишения, и мы захотели в нормально живущую страну, в Норвегию. Мы там катались на автомобиле, играли в теннис. У матери сделалось какое-то жуткое предчувствие, что Государя могут казнить, пошли слухи о том, что его вывозят из Царского Села. В июле произошло первое восстание большевиков, и мы решили как можно скорее возвращаться домой. Осенью мы приехали в Петроград и были поражены, застав его совсем угрюмым. Знакомых становилось все меньше, начались трудности с продовольствием, появились хлебные карточки. То есть обстановка нас потрясла, но уму-разуму не научила. Мы думали, что это все из-за войны, из-за того, что немцы взяли Ригу, но, в конце концов, все уладится.

- Скажите, а ведь после смерти отца ваша семья не испытывала финансовых трудностей?

- Нет, у нас были доходы от имения, а, кроме того, Государь назначил матери пенсию в размере жалования отца.

- Положение как-то изменилось после Февральской революции?

- Начинали уже поговаривать, что из имения больше ничего не приходит, что, может быть, придется сдать часть петроградского особняка. Что и произошло в действительности, когда мы вернулись из Норвегии в сентябре.

Тогда же я вернулся в свою гимназию, хотя уже все вокруг скрипело. Я стал один на трамвае, а не в автомобиле с гувернанткой, как раньше, ездить на занятия, мы ютились в пяти или шести комнатах, что для тех времен казалось известным лишением. Но все-таки было стремление сохранить привычный образ жизни: в день, когда был октябрьский переворот, мне пришла прихоть непременно купить скаутский костюм, потому что все мои друзья в гимназии были скаутами. Транспорт не ходил, и я потащил мать пешком через весь город в большой магазин, где продавались эти костюмы.