Дмитрий Губин - Русь, собака, RU Страница 11

Идея петербургского залива — в открытости миру. Выглядящая игрушечной железная дорога (именно с ее строительством в 1870-м и стал осваиваться залив. До этого модно было жить на юге: поближе к Семье, к дворцам Царского Села, Павловска, Петродворца). Три параллельных шоссе. Изгои на заливе — не приезжие, а обитатели резерваций, отрезанные оградой и охраной от всего, ради чего приезжает на залив модный петербуржец: от моря с виндсерферами; от дюн с загорающими topless прогрессивными девушками; от нудистского пляжа с еще более прогрессивными девушками и дедушками; от россыпи open air кафе на берегу; от велосипедных прогулок вдоль моря, от мини-гольфа при реконструированных санаториях; от растущих тут и там мотелей, в которые заваливаются на выходные любовники и влюбленные; от спальных мест в Доме кинематографистов и Доме писателей, где душ в коридоре, но все почти даром.

«Мы ужинали в Жуковке, рядом сидели Авен и этот, забыл, из администрации президента» — это один вариант. «Мы барбекю в дюнах делали, а потом на великах в Комарово рванули, были на могиле Ахматовой и Курехина, а ночевали у Пети, у них свой пляж через дом от Чукокколы, танцы устроили прямо на берегу» — другой. Почувствуйте разницу.

И если Рублевка не ведет никуда, кроме как к нужным знакомствам, большим деньгами, 2008 году, Генеральной прокуратуре, офшорам, трансферам — то залив, причудливо меняясь, ведет и к горным лыжам на Пухтоловой горе, и к даун-хиллу на Красном озере, и к шхерам и фиордам под Выборгом, где когда-то скрывалась подлодка из «Секретного фарватера». В конце концов, петляя мимо волн, озер, гранита, сосен, дач академиков, актеров, музыкантов, режиссеров, телезвезд, Приморское шоссе приводит в Финляндию. То есть в Европу.

Завтрак с видом на Финский залив

Шик и блеск по-питерски

Придется выбирать что-то одно: либо прославлять империю, либо разгонять Русский марш

Если щеночка бить по морде газетой за то, что, подбегая к хозяину, он закидывает на него лапы, а потом за прямо противоположное, — известно, что произойдет. Сбитое с толку животное вырастет забитым, но агрессивным, будет при появлении хозяина прятаться в угол, скалить зубы и рычать, а на жесткое проявление, так сказать, вертикали власти однажды покусает.

Это банальность, а теперь по делу.

В ноябре 2006 года страна по имени Россия, унаследовавшая долги СССР (не только финансовые), игнорирует дату главного праздника Советской империи, заменяя его равным по весу, своим. Названия его, если верить ВЦИОМ, большинство не помнит, и я верю, поскольку не помню сам. Что-то такое в честь изгнания поляков из Москвы в XVII веке, то есть во славу русскости, если не заморачиваться на вопросы, кто и зачем поляков в Москву пустил. Коли в СССР на 7 ноября полагалось ходить на демонстрацию торжества идей Октября, то 4 ноября вполне логично ходить Русским маршем — по-моему, так. И если 7 ноября в призывах побить мировой империализм звучало немало искренности, то почему бы 4 ноября не звучать призывам надрать задницу инородцам, не навести русский порядок на рынках, тем более что в засилье кавказцев верит буквально всяк (моя теща верит, и квартирная хозяйка — верит, и друг школьных лет — верит, а это все милые и симпатичные люди). Навести порядок на рынках призвали из Кремля, я только слово «русский» добавил от себя, но какой же еще? Ведь не Евросоюза, правда?

Так что логично, если 4 ноября внук серба Дмитрий Рогозин и полковник в отставке Алкснис хотят возглавить Русский марш, который — на минуточку! — не они собирали. Его собрала воля народа или, если угодно, толпы (найдите три отличия) — ну, той части, которой не лень мерзнуть на улице ради идеи. Россия — для русских, вычистим грязь, Ющенко — заплыви своим салом, Саакашвили — сдохни от пестицидного саперави, и только шпротами подавитесь не персонифицировано, поскольку русский человек не помнит, кто там в Латвии главный.

Но вот русская власть (Матвиенко, Лужков) этот марш запрещает, и Путин не одобряет. И прогрессивная общественность аплодирует власти, и раввин (который по версии Конгресса еврейских общин) тоже, и муфтий, и все-все-все.

Я, кажется, единственный либерал, кто хотел бы посмотреть Русский марш. Потому что мне хочется видеть лицо русской идеи. Почувствовать соответствие формы и сути.

Наш строй (поддержанный народом, сакрализированный народом как источником власти, согласно Конституции), если я правильно понимаю, называется так: империя. Империя — это когда интересы личности являются дерьмом по сравнению с государством, а само государство является не наемным рабочим по поддержанию санитарии в местах общего пользования и не рефери на едином игровом поле, а сверхсмыслом бытия, тотемом. Если будет Россия — значит, буду и я, как писал Евтушенко времен предыдущего империализма.

Конечно, рабы признают себя дерьмом с легкостью, но требуется опиат, наполняющий любовь к империи искренностью. Таковых мне известно три: идея социальной исключительности, религиозной исключительности и национальной исключительности. Первая дискредитирована коммунистами, вторая — прошу прощения — слабостью кишки православия против фанатизма ислама, а третья — вот она: Москва — Третий Рим; Россия, Россия, превыше всего; мы в кольце врагов; слава России!

По-моему, прелестно — в том случае, если власть разделяет выбор народа и потребляет опий сама. Гитлер же не стеснялся говорить о превосходстве арийцев (мир, не согласный с этим, он шел завоевывать), а бен Ладен — об уничтожении иноверных (иноверных он уничтожил немало).

Но поведение российской власти оскорбляет мое эстетическое (историческое) чутье. То есть понятно, что власть, она же новый менеджмент ООО «Россия», разогнала прежний менеджмент, провела допэмиссию — и все это под лозунгом, что прежний (либеральный) менеджмент только и грабил народ. Но почему бы не отреагировать на заказ народа, взыскующего империи («Развал СССР был величайшей трагедией века», — говорил наследник того, кто страну с таким названием развалил), по законам империи?

Например, можно Русский марш расстрелять. В народе, требующем от власти силы, это будет воспринято тепло: так тепло принимали Каримова после расстрела им Исламского марша.

Или встать во главе марша — в косоворотках, хлеща нагайками инородцев.

И то и другое было бы хорошей, на крови, смычкой власти и народа, и у каждой либеральной блохи было бы время и повод спрыгнуть в демократическое зарубежье, к радости, кстати, пса.

Но если власть запрещает Русский марш, а Русский марш не исчезает, а в буквальном смысле уходит под землю, то что это значит?

Это значит, что топ-менеджмент ООО «Россия» в действительности бьется не за империю, а за монополию на политическом рынке. Поняв это, сбитый с толку пес может и не простить — и прыгнуть. И тогда новый топ-менеджер, приведенный толпой (как толпой был приведен к власти Ельцин, во что не мог поверить Горбачев), может оказаться из тех, кто ничего не боится, потому что сам из голытьбы, из недокормленных мужчин с окраин или из наставников недокормленных мужчин с окраин, что выросли из недокормленных пацанов с горящими глазами, не боявшихся громить рынки. Понимаете?

При таком раскладе ни у кого не будет времени на то, чтобы продать обесценившуюся недвижимость, проскочить под железным занавесом и, переводя дух, обустроиться в какой-нибудь Новой Зеландии, где, как либеральным блохам известно, дивно хорош совиньон-блан, который, если честно, я ставлю как ценность выше империи.

Ужас в том, что менеджмент ООО «Россия», похоже, ставит тоже.

Рублево-куршевельский склон

Куршевель — это всего лишь маленькая тихая деревня, окруженная горами…

…но русские гуляния проводятся там широко, с размахом

Хемингуэй, описывая послевоенную dolce vita — открытие Ривьеры богачами, освоение Cote d’Azure, использовал, если не ошибаюсь, образы рыбы-лоцмана, акулы и прилипалы. Лоцман открывала неизвестное место, акула-миллионер делала его модным, а рыбки-прилипалы разбалтывали тайну и портили все. Приходилось искать новое.

Я к тому, что русским сезонам Куршевеля, в котором этим январем кое-кто рисковал свободой (пока вы, граждане, кушали оливье), уже примерно пять лет. За это время новогодняя игрушка, прелестная альпийская деревушка перестала, условно говоря, быть личным открытием горнолыжной семьи Потаниных-Прохорова-«Норникеля» (а без них не было бы и местного Кубка миллионеров) и узкого круга примкнувшего гламура.

«Куршевель» (через «е»!) перестал быть паролем клана богатых и красивых — и стал понятием собирательным, стоящим в словаре синонимов напротив «Ксюша Собчак» (Ксюши, кстати, я в этом году тоже в К. не видел). Каждый теперь фамильярен с К., и судит о К., и презрителен к К., а отчего ж не быть, если там просаживают миллионы, развратничают миллиардеры и катаются на лыжах, инкрустированных бриллиантами?