Газета День Литературы - Газета День Литературы # 137 (2008 1) Страница 11

Редактор

ФЕДЕРАЛЬНАЯ ЦЕЛЕВАЯ ПРОГРАММА “КУЛЬТУРА РОССИИ”

КУЗНЕЦОВ А.П. Этнографические очерки: Научное, литературное и публицистическое наследие. По материалам архивов и периодических изданий (ХIХ — ХХ вв.). — Калуга: Золотая аллея, 2007. — 352, ил.

Собрание сочинений Анания Павловича Кузнецова (1859–1938) издаётся столь в полном объёме впервые. До этого были опубликованы (в основном, ещё до революции) отдельные статьи и очерки фольклорно-этнографического характера, его рассказы и стихотворения.

Нарочитое игнорирование всего созданного А.П. Кузнецовым объясняется тем, в феврале 1938 года он вместе с братом был арестован и по-революционному быстро, без всякой чиновничьей волокиты расстрелян — "за участие в контрреволюционной повстанческой организации". Только после реабилитации Анания Павловича (в 1989 году) начался процесс реабилитации и его художественного, научного и публицистического наследия.

Собрать эту книгу было непросто, ибо многое из написанного Ананием Павловичем так и не увидело света, осев в архивах, в том числе и ведомственных, по сию пору остающихся закрытыми. Огромную, поистине бесценную помощь в поиске и сборе неизвестных, забытых или казавшихся навсегда утраченными материалов оказали историки и краеведы, архивисты и библиотекари Оренбуржья, где и прожил всю свою жизнь Ананий Павлович Кузнецов.

Виктор Иванович Осипов

"…В Боровеск, на моё отечество, на место мученое…":

Боровский период жизни протопопа Аввакума, боярыни Морозовой, княгини Урусовой. / Худ. В.А. Черников. — Калуга: Золотая аллея, 2007. — 112 с.: Ил.

Протопоп Аввакум, боярыня Ф.П. Морозова стали частью нашего национального сознания, мерилом национальной совести. И нам дороги и памятны места, которые освящены этими именами. Одним из таких мест является боровская земля.

Цель этого очерка — показать те события, которые связаны с протопопом Аввакумом, боярыней Ф.П. Морозовой и княгиней Е.П. Урусовой на боровской земле. А параллельно событиям представить "мученые" места того времени: г. Боровск и Рождества Пресвятой Богородицы Пафнутьев-Боровский монастырь.

Основу книги составили ранее изданные статьи и сообщения, посвящённые пребыванию протопопа Аввакума, боярыни Ф.П. Морозовой и княгини Е.П. Урусовой в заточении на боровской земле, опубликованные в различных историко-краеведческих сборниках.

Виктор Пронин БОМЖАРА, ИЛИ О ПОЛЬЗЕ ИГРЫ В ШАШКИ

Капитан Зайцев пребывал в полной растерянности. Преступление, которое поначалу казалось простеньким, как пареная репа, обрастало всё новыми подробностями. И самое печальное было в том, что эти подробности нисколько не приближали его к разоблачению злодея. Они уводили в какие-то вязкие болота бытовщины, выяснения отношений, обид, жалоб свидетелей и подозреваемых. Зайцев быстрым, каким-то нервным шагом пересекал свой кабинетик по диагонали, потом по другой диагонали, подбегал к окну, прижимался к холодному стеклу горячим своим пылающим лбом, но спасительная мысль не приходила. Хотя, если говорить честно, мыслишка была, была мыслишка. Маленькая такая, лукавенькая, но гордость, ребята, как быть с гордостью… Само наличие этой хиленькой и в то же время хитренькой мыслишки лишало Зайцева дерзости в суждениях и поступках.

Но странно — чтобы откликнуться на эту мысль, принять ее, сродниться с нею, опять же требовались и дерзость, и мужество. Наконец наступил момент, когда Зайцев почувствовал, что обрёл необходимое мужество, что созрела в его душе дерзость.

Медленными, тягучими шагами он подошёл к своему столу, плотно уселся и придвинул к себе листок бумаги, лежащий в отдалении, на краю стола. На листке — крупно и с нажимом был написан номер телефона. Оказывается, Зайцев уже давно записал этот номер, уже несколько дней листок томился на столе и призывал его к здравости.

— Ну, что ж, — вслух проговорил Зайцев с таким выражением, будто его долго уговаривали в чём-то и вот он из великодушия своего согласился. — Пусть будет так… А вы что же думали… Ни фига, ребята… Пробьёмся.

И, подняв трубку телефона, набрал номер. Длинный номер, мобильный. Ему долго никто не отвечал, но это было нормально — пока человек услышит слабый перезвон где-то в кармане, пока вытащит мобильную коробочку, раскроет её, нажмёт нужную кнопочку…

— Вас слушают, — услышал он слова значительные, но голосок был несильный, как бы даже слегка испуганный неожиданным вызовом.

— Ваня? — спросил Зайцев.

— Ну Ваня… И что из этого следует?

— А из этого следует, что ты должен немедленно хватать любую машину и мчаться к моей конторе.

— Это что ли капитан Зайцев мне такие указания даёт?

— Он самый.

— Жив, значит? Не тронули тебя бандитские пули?

— Мимо прошли.

— Как мы пели когда-то в молодости, глупые и счастливые… "Уже изготовлены пули, что мимо тебя пролетят".

— Ваня, мы ещё споем… Если, конечно, будет повод.

— Я в Можайске. Тут под платформой неплохое местечко обнаружилось… И публика собирается достойная… Артисты, учеёные, поэты… Мы о жизни, в основном, говорим, о странностях её проявления…

— Ваня! — простонал Зайцев.

— Видишь ли, капитан… Мои средства не позволяют…

— Не придуривайся. Мои позволяют.

— Это часа два…

— Дождусь.

— Ну, если так… Приеду — на скамеечке присяду. Ты меня в окно увидишь. Я мало изменился после наших прошлых встреч. Хотя сдал, конечно, прежней резвости уж нету… И не столь уж я хорош собой…

— Стерплю.

— Опять, небось, убили кого-то?

— Ваня, это что-то кошмарное.

— Я уже в машине, капитан, уже мчусь.

И вот только теперь в походке капитана Зайцева вместо унизительной нервозности появилась твёрдость. Да что там в походке, во всём его облике вдруг проступили черты человека, готового совершить нечто отчаянное…

— "Я опущусь на дно морское, я поднимусь под облака", — пропел он и, одёрнув пиджак, поправив манжеты рубашки, бесстрашно глянул на бледное свое отражение в оконном стекле. И остался собой доволен. Громко, со скрежетом он придвинул стул, уселся и достал папку уголовного дела об убийстве гражданина Захарова Александра Ивановича посредством удара тяжёлым предметом по голове.

И вдруг, не успев ещё раскрыть папку со страшноватыми снимками, сделанными на месте преступления, Зайцев почувствовал, что волнуется перед встречей с бомжарой Ваней. Зайцев боялся показаться несостоятельным, боялся опростоволоситься. При каждой их встрече бомжара являл такую наблюдательность и ясность суждений, что следователю оставалось только разводить руками и громким голосом, куражливыми словами гасить свою растерянность.

— Ну, ты даёшь, Зайцев, — протянул он вслух, но волнение не проходило. Он ещё раз пролистнул все бумажки, протоколы очных ставок, свидетельские показания, чуть ли не полсотни фотографий, сделанных в квартире, где случилось преступление… И понял, вынужден был признать, что находится в полном тупике. Он проделал всё, что требовалось по закону, по инструкции, всё, что позволяли опыт, знания, интуиция… И, захлопнув папку, подошёл к окну.

В конце стоянки для машин на покосившейся скамейке сидел Ваня. Поставив локти на колени и подперев кулаками небритые щеки, он печально смотрел в простирающееся перед ним пространство.

— Ага, явился не запылился, — пробормотал Зайцев. Подхватив со стола папку с уголовным делом, он запер кабинет и, сам того не замечая, легко, может быть, даже радостно сбежал вниз по ступенькам. — Я вас приветствую в этот вечер! — с подъёмом произнёс Зайцев, пожимая пухловатую ладонь бомжары. — Прекрасная погода, не правда ли?

— Вон под деревом зелёная "волга", — Ваня ткнул большим пальцем куда-то за спину. — Там мужик деньги ждёт.

— Сколько? — Зайцев посерьёзнел.

— Как скажет, — Ваня пожал плечами.

— Подорожал Можайск, — проворчал Зайцев, возвращаясь.

— Как и всё в этом мире, — бомжара вскинул правую руку ладонью вверх и замер в величественной позе — точь-в-точь как древнегреческие боги, если судить по их изображениям в мраморе и бронзе, сохранившимся до наших дней.

На место преступления ехали в машине Зайцева. Бомжара сел на заднее сиденье, забился в угол и затих. Может, заснул, но, скорее всего, просто прикорнул. За людьми Ваниного пошиба это водится — при первом же удобном случае они стремятся присесть, прилечь, прислониться, чтобы как можно дольше сохранить те немногие силы, которые возникают в них после съеденного куска колбасы или выпитых ста граммов водки. Не потому, что они решили, что так будет лучше или же кто-то опытный и прожжённый им это подсказал, нет, подобные привычки заложены в человеке с рождения и проявляться начинают, как только в них возникает надобность. В человеке много чего заложено природой, как говорится, на всякий случай. Своеобразная заначка. А кто с заначками дело имеет, тот знает, что каждая из них, в чём бы она ни заключалась — сотня рублей, хорошая девушка, затаившаяся в организме привычка ничему не удивляться, — всё своего часу дождётся и выручит, и спасёт. Не робейте, ребята, если уж прижмёт в жизни по-настоящему, высшие силы извлекут из ваших заначек или, скажем, запасников, такие способности, такие возможности… Ахнете.