Газета Завтра - Газета Завтра 255 (94 1998) Страница 11

Тогда был провал из-за резкого обесценивания оборотных средств, но каждое предприятие имело, грубо говоря, загашник: по сырью, по запчастям, да и вся производственная инфраструктура еще не была разрушена. А сейчас, например, хорошего металла в стране днем с огнем не найти: ни вольфрама, ни молибденового порошка, ни бескислородной меди. Все запасы подмели, а предприятия, выпускавшие эту продукцию, рухнули или ушли за пределы России. Мы вынуждены искать необходимое сырье на мировом рынке, даже специальную службу для этого создали. Недавно удалось договориться о поставках чилийской бескилородной меди. Своей уже нет. Или, скажем, мы всегда закупали в Казахстане бериллиевую керамику. Это уникальная вещь, только для СВЧ-приборов она и нужна. Сейчас там производство поставлено так: полгода принимают заказы до нужного им пакета, потом собирают местных жителей из окрестных поселков и аулов, которые делают все за месяц и снова расходятся по домам до гудка. Из-за такой допотопной организации производства цены у них сейчас превышают мировые в пять раз.

Я знаю, что хуже не будет, потому что хуже некуда. У нас было 12000 работающих человек, сейчас осталось 5500. Налоги — я не знаю, какое предприятие может их платить. В прошлом году, например, на рубль товарной продукции мы должны отчислить 62 копейки. А за остальные 38 нужно было закупить сырье, рассчитаться с энергетиками, обеспечить зарплату, да еще и какую-то прибыль получить. Это невозможно

И обвал рубля, наконец, показал, если не всем, то подавляющему большинству, что хватит гоняться за долларом, а нужно развивать собственное производство. Нельзя сидеть только на трубе. Даже для трубы нужны насосы, другое оборудование, то есть машиностроение. Импортом здесь не обойтись: их продукция не всегда приспособлена к нашим стандартам, к нашим условиям работы, прежде всего климатическим. Она часто отказывает на холоде, при резких перепадах температуры, и это ни для кого не секрет.

Очень большая надежда на Маслюкова. Маслюков профессионально знает оборонку, знает систему планирования и может профессионально оценить ситуацию. А это сейчас самое важное. Потому что все вокруг кричат: "Дай денег!" — но деньги появятся только тогда, когда маховик внутреннего производства закрутится, люди станут что-то зарабатывать, смогут покупать необходимые им товары у другого производителя. Только увеличивая массу реализованной продукции, поднимая тем самым реальную производительность труда, мы можем выйти из болота, в котором увязли за последние годы. Неясно только, хватит ли сил это все толкнуть вперед, а желания у нас хватит. Сейчас остались только те, кто хочет и может работать на рынке.

Потенциал у нас еще есть: и кадровый, и технологический. Остались все научные работники: доктора наук, кандидаты, — для них немыслимо бросить любимое дело, куда-то уйти. Очень много потеряно высококвалифицированных инженеров, технологов, рабочих в возрасте от 30 до 40 лет. Но и они потеряны не безвозвратно. Например, сварщик, который варил специальные титановые сплавы,— он без работы не остался, пошел варить газопроводные трубы или сейфовые двери. Зарабатывает он больше, но считает, что деградирует как специалист, начинает терять уважение к себе. И, конечно, даже на меньшую зарплату, но хотя бы сравнимую, он вернется на работу в "Исток".

Люди здесь работают прекрасные. У американцев есть профессионализм в очень узкой области. Шаг вправо, шаг влево — они уже плывут. А у нас люди очень широко образованны. Может быть, они в меньшей степени знают какую-то узкую проблему, но когда нужно найти новое решение, да еще на стыке разных отраслей или направлений — здесь равных нет. В этом отношении потенциал России не то, что высок — только отсюда могут идти новые идеи, новые технологии, новые решения и новые вопросы.

Нашим людям были предложения оставаться в Америке, работа по контрактам 60-100 тысяч долларов в год, а здесь они получают в год 5-10 тысяч рублей, в сто раз меньше. Причем я им не запрещал там оставаться, но они на это не пошли, потому что понимали: за год американцы из них всю информацию высосут — и ничего больше. Некоторые в Южной Корее работали, в фирме "Самсунг", тоже получали хорошие, по нашим меркам, деньги: 2 тысячи в месяц, но вернулись, мотивируя тем, что у корейцев не та творческая атмосфера, и работа, которой приходилось заниматься, никакого профессионального удовлетворения им не приносило.

Другое дело, что патриотизм не должен переходить в снобизм, что у нас, дескать, все равно лучше. На Западе есть чему поучиться, есть области, где мы серьезно отстали. И когда наши ведущие специалисты поездили по миру, этот квасной снобизм у них сошел на нет. Везде есть свои школы, со своими плюсами и минусами. У нас, например, занимались многолучевыми кластронами, теперь на базе этих наработок мы делаем для космоса источники питания, которые дают мощность на единицу массы в три раза больше, чем могут американцы сделать. Где-то мы выигрываем, где-то проигрываем. Но СВЧ-приборы в принципе невозможно делать по "желтым технологиям", как в Тайване или Сингапуре, когда девочки с улицы за гроши бытовую технику паяют.

Мы уже не рассчитываем ни на серьезные бюджетные поступления, ни на госзаказ от военных и т.п., потому что выполненную работу они все равно не оплачивают. Минобороны имеет перед нами долг 25 миллионов новых рублей еще с 1994 года, причем никто же его не процентировал, не индексировал, никто пеней и штрафов не начислял, как нам государство начисляет. Такая петля этих долгов и штрафов накопилась, что новое правительство должно, конечно, каким-то образом ее разрешить всем промышленным предприятиям, но я, повторяю, на это не рассчитываю. И даже налоги — не самое страшное, самое страшное — рост цен на энергию, потому что мы адекватно не можем поднять отпускные цены, иначе у нас никто ничего не купит.

Мы до августа платили 500 рублей, то есть 8-9 центов за киловатт, сейчас в два раза меньше из-за падения курса доллара, но в себестоимости продукции доля энергетических затрат все равно составляет около половины, а до реформ было 5-6%. У нас ведь сложнейшие технологии, для них необходим кислород, водород, азот, сжатый воздух, целое химическое производство свое. В некоторых приборах до 80 разных паек проходит, каждая — в своей атмосфере, в своем тепловом режиме, лазерная и т.д.

Я один раз с Гайдаром на эту тему говорил, но сущности моих проблем он понимать не хотел. Ведь у нас на предприятии ситуация какая? Госзаказ у меня, даже если бы он проплачивался, составляет меньше 10% объема. Но я отказаться от него не могу. Ведь мы делаем такие приборы и устройства, которые используются во всех системах вооружений, это их глаза и уши. Особенно сейчас, когда нужно делать сверхточное оружие, наша продукция приобретает особенное значение. Наши изделия стоят на всех локаторах, на всех специальных системах связи, а сейчас все эти вещи выходят в новые сферы, например, миллиметровые волны, и пока что все технологии мы сохранили. Но в производственном цикле, предположим, выход — 100 приборов, а государство заказало всего один, но мы его должны сделать. То есть пройти по всей технологической цепочке. А хоть ты в печку загрузил 100 приборов, хоть один — энергозатраты те же, и вся их стоимость ложится на вот этот единственный экземпляр. То есть нельзя уменьшить себестоимость за счет объема, разнести стоимость на него. Зарплату мы сами себе зарабатываем, мы государственное предприятие, вроде бы, но из бюджета ни копейки денег не получаем. Мне нужно самому объемы искать, а для этого нужны нормальные условия работы. И я должен держать это производство, сохранять мощности, сохранять технологическую цепочку: хоть четыре прибора делать в год, хоть один. Если я этого не сделаю, меня просто посадят, и в каком-то смысле будут правы. Но раз так, то компенсацию затрат я должен получать в чем-то другом. Но этого нет. Нет государственной политики в нашей отрасли. Конверсия, о которой много говорят,— не политика. Для конверсии должен быть открыт внутренний рынок. Мало того, что ты должен сделать реальную продукцию,— люди должны иметь возможность твою продукцию купить. А у нас все наоборот.

Мы, например, создали с американцами совместное предприятие по производству слуховых аппаратов, очень маленьких, внутриушных, на уровне мировых стандартов. Казалось бы, хорошее дело. Но этот аппарат стоит 50 долларов, на Западе — 120. А он по цене должен укладываться в месячную пенсию, не больше, потому что это изделие прежде всего для пенсионеров. На Западе они вообще выдаются через соцзащиту, бесплатно. Там нельзя получить позолоченный или усиленный аппарат — за это надо платить серьезные деньги, но стандартный аппарат, если имеешь в нем необходимость, получишь за счет страховых взносов обязательно. У нас тоже такая система существует, но средств в ней нет. И министерство соцзащиты, несмотря на все наши старания, заказа не дает. Ищем другие варианты, договариваемся с западными фирмами, австрийским "Венеатоном", например, для которого мы собираем аппараты, а они их у себя продают. Только на сборке они экономят 7-8 долларов, а мы получаем 2-3. Но если заказ составляет 50000 штук, то есть смысл этим заниматься. А чтобы самим выйти на западный рынок, нужен собственный аудиоцентр, реклама по медицинским учреждениям.