Газета Завтра Газета - Газета Завтра 299 (34 1999) Страница 11

Слесарь, похожий на медбрата в операционной (только вместо скальпеля гаечный ключ), озадаченно выпячивает губы, мысленно прикидывает что-то.

— Нет. Придется все с нуля начинать. У них свой опыт, у нас свой. Несовместимо.

Вот запорную арматуру для «нефтянки» и Газпрома вместо ракетных двигателей здесь научились делать. Изящные, на загляденье, бензоколонки — тоже выходят из отходов ракетного производства. Лет пять назад производили дивные мясорубки, высокоскоростные, и из такого металла, что продукт не окислялся при соприкосновении. Насытили рынок. Мясная переработка в стране застопорилась. Остановили и участок на заводе.

На мелочевке не раскрутишься, из нищеты не вылезешь. И вот снова все силы брошены на «изделия», похожие на перевернутые фужеры. Если в скором будущем четыре из них, установленные на ракету, «отработают» нормально, то завод получит заказ от американцев, доллары в больших количествах.

Этот невысокий, не по-рабочему обходительный слесарь в медицинских одеждах уже побывал на зарубежной стартовой площадке, понюхал грандиозного космического бизнеса, испытал удовольствие от больших валютных командировочных и гордится. И все эти восемь человек, восемь непьющих, умных, умелых русских слесарей в цехе сборки захвачены уже новизной предприятия, проникнуты духом здоровой расчетливости в самой когда-то романтической профессии. Это уже совсем другие, не советские «слесаря». Хотя по-прежнему в обеденный перерыв и в перекур садятся за избитый стол в углу цеха, шумно режутся в домино.

А директор завода объясняет, как они помогут «Миру».

— Отработаем несколько дней в счет его. Зачтем туда долги смежников. К фирмам-партнерам обратимся. В конце концов безвозмездно поставим запчасти, оборудование...

Неплохой улов в Воронеже.

БУНКЕР СТАЛИНА... В самом звуке — эпоха. Когда-то вся страна была бункером, неодолимым для внешних сил, катакомбой древних христиан в их втором, русском пришествии. Но это бетонное сооружение в центре Самары на сорока метрах глубины — самый настоящий бункер времен Отечественной войны, выкопанный для верховного главнокомандующего московскими метрострои-телями. Что ни метр под землю, то год истории долой. И когда входишь в копию кремлевского кабинета, рука невольно тянется ко лбу — перекреститься. Сильнейшее религиозное чувство никакими вентиляционными установками не выветрить отсюда. До девяностых годов консервировался здесь дух Сталина, никто в Самаре не догадывался о существовании этого «объекта». Теперь сюда валом валят экскурсии. Желающие плюхаются в сталинское кресло. Можно посидеть на месте Берия. Двое самых утонченных наших, когда-то диссиденствующих интеллигентов, содрогнулись и пулей вылетели вверх. Остальные притихли. Слышно покашливание. Шепот. А Николай Александрович Сорокин в шортах и шлепанцах-вьетнамках влетел в кабинет будто к старому приятелю. В прохладе подземелья очки зафиксировались на носу в нужном месте, не слезают. Звонкий, пронзительный голос Сорокина весело разносится по убежищу:

— Надо возродить понятие «врага народа». Фактически остается только озвучить. Мы, патриоты, должны решиться на это.

Великовозрастная пионерка-анпиловка восторженно ударила в ладоши и стала подпрыгивать. Вдохновленный такой поддержкой Сорокин, оттолкнувшись от времен той войны, разразился антиамериканским спичем:

— На военных поставках союзникам американцы заработали 330 миллиардов долларов золотом. В Америку союзники свезли «на сохранение» весь свой запас золота. Двадцать четвертого июля в Бреттон-Вудсе было решено поддерживать курс золотого обеспечения доллара. Но за послевоенные двадцать лет американцы отпечатали 800 миллиардов не обеспеченных золотом долларов. За эти «бумажки» они приобретали реальные ценности. В любое время напечатанная масса долларов может хлынуть обратно в Америку. Тогда Россия на свои полновесные рубли купит вагон макулатуры — американских долларов, и погасит все долги!

Не хватало только кавказских, сталинских интонаций в речи Сорокина, а все остальное — сжатость мысли, скрытая мощь и дерзость замысла — наличествовали.

Здесь в Самаре у Сорокина — семья, дом, офис. Есть отчего расцвести человеку и возвыситься. На улице он даже напялил на голову легкомысленную соломенную шляпу с цветочком за ленточкой тульи. И по городу шагал, как по собственному дачному участку: ширк, шлеп, тра-ля-ля. На спуске к Волге, увидав торговку яблоками, стал стрелять у нас деньги.

— У кого есть пятерка?

Мы несколько опешили, ибо при всей широте натуры нашего благодетеля и вообще космичности масштабов его мыслей, он, как все деловые люди, оказался скуповат в мелочах и не начислил нам карманных расходов. Кормил замечательно, покупал солярку для автобуса, расселял в гостиницах, платил за экскурсии и арбузы. Но не больше. Где же было взяться у нас свободной пятерке после долгого пути?

Его расторопная секретарша сунула ему в руку требуемую купюру. Торг состоялся. Каждому вышло по половинке яблока.

А к Сорокину тем временем подскочила нищая. Так он аж помрачнел, будто его проволокой скрутило, дыханье зашлось. По всему было видать: нищих он не терпел. С попрошайкой, как с сестрой по классу, остановилась наша анпиловка, но тоже не дала ей копеечку, а стала агитировать за «Трудовую Россию».

НУ, А УЖ ПО ВОЛГЕ, на палубе трамвайчика, Сорокин всякие песни подтягивал, а если слов не знал, то раскинутыми по бортам руками ударял по перилам в такт, как говорится, «балдел» от лесистых жигулевских гор и волжских вод цвета яркой болотной зелени.

Прямой связи с космосом, с орбитальной станцией «Мир» во всем этом плавании по Волге было не сыскать. Просто гуляли. Если бы не было на кораблике Сорокина, то и не вспомнили бы о сверхзадаче. Но он время от времени подзывал кого-нибудь из группы и, не теряя дачного, отпускного вида, начинал аккуратно прощупывать человека на предмет полезности данного члена экипажа в решении стратегической задачи автопробега. Подбивал выступить на предстоящем митинге. Консультировался на счет экзотических идеологий у их носителей. Вербовал. Наставлял. Работал, поплевывая в воду вишневыми косточками. Нацеливал телеоператоров на крупные фигуры своей action — на академика Мещерякова, на космонавта Викторенко. Эти люди весомыми словами специалистов убеждали будущих телезрителей российской глубинки в необходимости сохранения станции «Мир» на орбите. А Сорокин, одним ухом слушая их, мотал на ус сказанное именитыми сподвижниками, и одновременно проповедовал мне свою теорию спасения России с помощью «Растущего яйца» — в таком образе представляется ему, бывшему советскому физиологу, экономика спасенной России. Ядро — это бюджет. Желток — госзаказ. Белок — управляемый рынок. Скорлупа — рынок свободный. Яйцо растет пропорционально во всех перечисленных составляющих. Благоденствие гарантировано. А кому непонятно, кто не верит:

— Короче, XХI век будет русским веком!

ЭТОТ ДВУХНЕДЕЛЬНЫЙ РЕЙД по волжской Руси мог бы представиться новой политической технологией, если бы агитпоезда, агитбригады и агитпробеги не были освоены в недавнем прошлом. И все-таки новизна предприятия обозначалась отчетливо. Пролетев, промелькнув, прогремев на площадях десятка городов митингами и рок-н-роллом группы «Альфа», автобус Сорокина стал радостным, обнадеживающим символом в нашей беспросветной, помраченной жизни. На пять тысяч русских верст распространилась несокрушимая вера командира в скорые лучшие времена. Ну, что может быть новей? А какая лихость чисто русская: при невыплаченной зарплате и мизерной пенсии направить усилия собственной жизни и собственного капитала сразу — в космос!

Конечно, теоретически мог бы он раздать людям по сто долларов, многим бы, наверно, «на поддержку» хватило. Но выглядело бы это неминуемо как подачка. Обидно и для дающего и для берущего. И мне как-то понятна его неприязнь к уличным нищим, а также смысл его улыбки в ответ на просьбу борзых писателей об авансе будущей книги о нем:

— Вот сначала, как говорится, сделаем Россию великой, а потом и о гонорарах поговорим.

Попробуй возрази, если ты и в самом деле патриот.

— Уцепимся зубами за «Мир». Не отдадим. Это станет точкой отсчета для возрождения России. Или мы не русские? Даже американцы, когда я им сказал, что с затоплением «Мира» у нас теряется 100 тысяч рабочих мест, согласились, что надо делать страйк!..

В долгих переездах между губерниями Сорокин в автобусе любил сидеть впереди с микрофоном в руке.