Сергей Кремлёв - Берия. Лучший менеджер XX века. Страница 118

Так что рассказы о том, что будущий Главный конструктор космонавтики годами кайлил породу, можно отдать Антоновым-Овсеенкам. Королеву пришлось, конечно, несладко, но не Берия в том виноват — арестовывали Королева до прихода Лаврентия Павловича на Лубянку. А вот после прихода туда Берия — среди множества дел по непосредственному, так сказать, профилю его «конторы» — внимательно знакомился и с остальным.

Один из основателей ГИРДа — Группы изучения реактивного движения — в Ракетном НИИ Королев с 1934 года занимался управляемыми крылатыми ракетами: 201, 212, 216, 217… Ракета 212 класса «земля — земля» стартовала с помощью пороховой ракетной катапульты с рельсовых направляющих, и ее первый полет состоялся 29 января 1939 года.

Тогда, когда Королев был «заключенным». И уже 3 апреля 1939 года он вновь появляется кабинете Сталина, на этот раз — вместе с Берией!

И они просидели там втроем с 18.00 до 18.35. Немногим более получаса, но это были полчаса личной беседы с главой государства! И разговор, скорее всего, шел о том, как лучше организовать работу Королева, чем Берия может и должен помочь… А поскольку все три собеседника были людьми дела и болтовни не терпели, то за полчаса все и обговорили.

Но, видно, Сталина интересовали и чисто технические подробности, потому что на следующий день Королева привезли к Сталину еще раз. И они уже наедине беседовали еще час — с 18.00 до 19.00.

В книге безусловно выдающегося деятеля советского ракетостроения Бориса Евсеевича Чертока «Ракеты и люди» утверждается, что Сталину «обычно докладывали» о всех новинках в области вооружений, но о «сухопутных (для профессионала термин вообще-то странный. — С.К.) реактивных снарядах Сталин до 1941 года информации не имел».

Как видим, имел.

Причем, заметим, вот невинно осужденный Королев перед Сталиным. Нам давно привычна сказочка о вздохах: «Эх, если бы Сталин знал!» Но вот Сталин знает… Он ведь не может не знать, откуда к нему привозят молодого талантливого ракетчика. Ну, так что же этот ракетчик не падает на колени и не просит: «Помилуй мя, товарищ царь-государь! Не губи душу!»?

Нет — идет деловой разговор, и оба понимают, что некий грех был, и что надо отработать его делом, и что отработан он будет, а за этим последуют и почет, и награды, и… И, главное, новые задания и задачи. Новая увлекательная работа!

Они ведь все ею жили тогда — новые советские люди…

И Королев.

И Сталин.

И Берия.

И уже 28 февраля 1940 года летчик-испытатель В.П. Федоров выполнил первый полет на ракетоплане РП-318 конструкции Королева, основанной на его же планере «СК-9», с работающим жидкостным ракетным двигателем. А в 1942–1943 годах Королев ведет разработку самолетного ракетного ускорителя для самолета «Пе-2Р», за что в 1945 году был награжден орденом.

После войны Королев в числе других работал в Германии, изучая богатейший опыт немецких ракетчиков, и там его пути пересекались с генералом Зерновым, который тогда тоже, как уполномоченный Особого комитета при ГКО, имел отношение к «ракетным» поискам.

Берия был в курсе всех этих вопросов и на рубеже 1945–1946 года стал одним из тех, кто подписал докладную записку Сталину с предложением об организации работ по ракетной технике в СССР и в Германии (там был развернут институт «Нордхаузен»). Подписали ее, кроме него, Г.М. Маленков, Н.А. Булганин, Н.А. Вознесенский, а также министр вооружений Д.Ф. Устинов и начальник ГАУ маршал артиллерии Н.Д. Яковлев.

14 и 29 апреля 1946 года в кремлевском кабинете Сталина прошло два совещания на эту тему, и 13 мая 1946 года вышло Постановление СМ СССР № 1017-419сс «О вопросах реактивного вооружения». При Совмине создавался Специальный комитет по реактивной технике в составе: Г.М. Маленков (председатель), Д.Ф. Устинов и И.Г. Зубович (заместители председателя), Н.Д. Яковлев, П.И. Кирпичников (читатель должен его помнить по работе в группе при члене ГКО Берии во время войны), А.И. Берг, П.Н. Горемыкин, И.А. Серов (его, заместителя министра внутренних дел Круглова, Черток в своих воспоминаниях упорно именует заместителем Берии), Н.Э. Носовский.

Берия в этот Комитет № 2 не входил, но вот оценка П.И. Качура, автора статьи «Ракетная техника СССР: послевоенный период до 1948 г.» в № 6 журнала Российской академии наук «Энергия» за 2007 год: «Фактически ракетостроением руководил Л.П. Берия. Г.М. Маленков не занимался организационными и производственными вопросами и был формальным председателем комитета»…

Упоминавшийся мной Б.Е. Черток тоже подтверждает, что Маленков, как и сменивший его вскоре Булганин, «особой роли в становлении… отрасли не играли. Их высокая роль сводилась к просмотру или подписанию проектов постановлений, которые готовил аппарат комитета».

Все повторялось, как в случае с «авиаторами» Маленковым и Молотовым во время войны. Они председательствовали, Берия тянул воз.

Еще и этот.

Но вновь обращаю внимание читателя на фамилию Кирпичников. Берия и в ракетном Спецкомитете имел надежного помощника, испытанного им в годы войны.

На первых порах в развитии ракетной техники был принят тот же подход, что и в урановой проблеме, — воспроизводство немецких прототипов ФАУ-1 и ФАУ-2. Инициативу этого обычно приписывают Сталину, но Б.Е. Черток сообщает, что на точном воспроизведении немецкой ФАУ-2 настоял Устинов, по поводу чего «не раз имел с Королевым серьезные конфликты». Копирование тогда, впрочем, было разумным выходом — немцы в ракетных работах ушли от остальных так же далеко вперед, как янки — в атомных.

Но активно велись и собственные исследования и разработки — в 1947 году в ОКБ Королева прошли натурные испытания экспериментальных ракет. Сотрудник ОКБ с 1946 года А.Н. Вольфицин в восьмидесятые годы вспоминал, что некоторые пуски «скорее напоминали демонстрацию фигур высшего пилотажа» — почти сразу со старта ракеты вместо вертикального полета переходили в замысловато криволинейный.

В 1948 году у Сталина вновь собралось совещание, где маршал артиллерии Яковлев (еще одна «невинная» жертва Сталина и Берии) резко высказался против принятия ракетной техники на вооружение, мотивируя отказ сложностью и низкой надежностью ракет, а также тем, что те же задачи решаются авиацией. Королев столь же резко выступал «за»…

Наши первые баллистические ракеты были действительно несовершенными. Но их появление в войсках стало бы серьезным толчком к совершенствованию техники, а одновременно военные набирали бы опыт эксплуатации. Сталин в этом духе и высказался, заметив, что товарищу Королеву надо сделать такую ракету, чтобы «не огорчать наших военных»…

К слову! Тем, кто пытается представить дело так, что наши ракетчики, зажатые указанием Сталина, в первые годы лишь воспроизводили немецкие образцы, не мешало бы знать, что уже в 1948 году Королев пригласил к себе в КБ специалиста по компоновке кабин самолетов — инженера А.В. Афанасьева из КБ Яковлева, для проработки проекта пилотируемого корабля. Тогда этот проект «не пошел», но Афанасьев впоследствии принимал активное участие в разработке космических кораблей «Восток» и «Союз»…

В Спецкомитете № 2 многое решал министр вооружений Устинов, но «ракетное» значение Берии можно понять из одного разговора времен 1952 года, описанного Г.Кисунько.

Тогда возникли проблемы с одной из конструкций КБ-1, и Устинов собрал межведомственное совещание, на котором Кисунько впервые познакомился с Королевым. По окончании совещания Кисунько попросил Королева подбросить его на «Победе» и уже в машине упрекнул коллегу в том, что он не лучшим образом поддержал КБ-1, представителем которого на совещании был Кисунько…

Я не сторонник цитирования прямой речи из мемуаров, поскольку это всегда нечто если не вымышленное, то и не достоверное, но ответ Королева в изложении Кисунько приведу:

«— А если я немного переборщил, то это тоже объяснимо: у меня свой министр (Устинов. — С.К.), а у вас свои начальники, которые даже по его просьбе не захотели принять участие в совещании, где присутствовали и представители от самого ЛП… Мне надо было немного сместить акценты в сторону КБ-1… Вы для ЛП свои: вас могут не более чем пожурить»…

Кисунько к Берии (отцу) относится отрицательно, и поэтому особенно убедительно выглядят в его изложении такие слова Королева, которые показывают уважительное отношение к ЛП Сергея Павловича. У ракетчиков и атомщиков такие аббревиатуры («СП» — Королев, «ЮБ» — Харитон и т. п.) были в ходу лишь по отношению к тем, кого уважали.

ВЕРНЕМСЯ, впрочем, к ПВО Москвы.

В 1950 году по Постановлению СМ СССР № 3389-1426сс/оп от 9 августа система ПВО Москвы получила наименование «Беркут». Точное происхождение такого наименования сегодня установить нельзя, но ветераны КБ-1 сходятся на том,

что оно образовано из начальных слогов фамилий главных конструкторов системы — Берии и Куксенко. А для «обеспечения разработки, проектирования и изготовления средств, входящих в комплекс ПВО системы «Беркут» 3 февраля 1951 года постановлением СМ СССР № 307-144сс/оп было образовано Третье главное управление при Совете министров СССР под руководством В.Н. Рябикова с непосредственным подчинением Специальному комитету, то есть Берии.