Семен Багдасаров - Ближний Восток. Перезагрузка Страница 12

Аналогичную шантажистскую политику Эрдоган ведет, заявляя о возможном выходе его страны из НАТО — на территории Турции десятки баз альянса, которые обеспечивают в первую очередь ее собственную безопасность и территориальную целостность. То есть важно помнить, что все заявления Эрдогана нужно рассматривать сквозь призму его желания надавить на Запад, и никак иначе. Но, как я уже сказал, шантаж — дело обоюдное. И высказывания, пусть пока и единичные, некоторых политиков и общественных деятелей вселяют определенную надежду на то, что глаза у европейцев в конце концов откроются.

Глава 4

Россия: пограничные огни

Весной 2016 года произошли военные столкновения в Нагорном Карабахе, к счастью, довольно быстро завершившиеся. Нет никаких сомнений в том, что ситуация была спровоцирована турками — да они, в общем, особо это и не скрывали. В свое время, сразу после ситуации со сбитым российским самолетом и обострения российско-турецких отношений, я сделал предположение о развитии ситуации, обозначив несколько ключевых точек: Южный Кавказ, Центральная Азия, районы внутри России и т. д. И не ошибся.

Дважды министр иностранных дел Турции Мевлют Чавушоглу летал в Баку сразу после обострения отношений с Россией. Дважды, по сути, подбивал к решению карабахской проблемы, как они это называют, в том числе обещая всяческую помощь. Летал туда и Ахмет Давутоглу, тогдашний премьер-министр Турции. Тоже в открытую говорил о необходимости возвращения Нагорного Карабаха и о том, что Турция окажет всестороннюю помощь. Эрдоган дважды планировал полететь в Баку, но теракты не позволили. Но это ему не мешало говорить то же самое при встрече с Алиевым, когда Алиев наносил визит в Турцию. Понятно, что не случайно конфликт, который тлел столько лет, ограничиваясь редкими перестрелками, вдруг вылился в открытое противостояние. Это дело рук турецких политиков во главе с господином Эрдоганом. И никто не будет отрицать роли Турции в обострении отношений в Херсоне на границе с Крымом. Ахмет Давутоглу ездил в Киев, встречался там с Порошенко и прочими украинскими деятелями и тоже призывал к далеко не мирным действиям против России.

Весной 2016 годы в Нагорном Карабахе вновь вспыхнул тлеющий конфликт.

В конце 2015 года стало известно, что радикальное крыло Крымско-татарского меджлиса, оказывается, снабжается министерством обороны Турции. Какие цели преследовала Турция в Крыму? Думаю, вполне понятные. Турки намеревались сделать так, чтобы через полтора-два десятка лет Крым стал государственным протекторатом Турции — то есть, по сути, был управляем из Турции. Они исходили при этом из ряда демографических, экономических нюансов и многого другого, поэтому вели активную работу в Крыму, в том числе экономического плана, и поддерживали таких одиозных деятелей, как Ленур Ислямов, занимавшийся организацией, снабжением и обучением диверсионных отрядов с базированием вблизи украинско-российской границы. После воссоединения Крыма с Россией цели остались прежними: дестабилизировать ситуацию в Крыму и в перспективе попытаться «вернуть» полуостров в лоно Османской империи, то есть, извините, Турции. Отсюда и попытки дестабилизировать ситуацию, действуя через радикальные группировки. Я, кстати, имею в виду не только Крымско-татарский меджлис. Это и «Хизб ут-Тахрир аль-Ислами». Хотел бы напомнить, что до возвращения Крыма в Россию эта исламистская организация не была запрещена на Украине и там действовали, по разным оценкам, от пяти до восьми тысяч этих деятелей. Большая часть дислоцировалась в Крыму, многие оттуда уезжали воевать в Сирию, в Ирак и т. д. Впрочем, будем надеяться, что теперь подобные возможности для них остались далеко в прошлом.

Не следует исключать вероятности того, что те телодвижения, которые производились господином Эрдоганом, его министерством обороны и разведкой в отношении Крыма, будут повторяться. Даже наоборот — мы наверняка еще столкнемся с проявлениями турецкой активности и на центральноазиатском направлении, и на Южном Кавказе, да боюсь, что и в ряде российских регионов. Мы не должны недооценивать противника, который будет всячески провоцировать конфликты по периметру Российской Федерации, где бы это ни было возможным. Такими болевыми точками являются, в частности, страны Средней Азии.

Посмотрим, насколько велико влияние на ситуацию в Афгано-Таджикском пограничье. Итак, 2500 километров — бывшая советско-афганская граница. Туркменская ее часть меня в данный момент мало интересует, как и 170-километровая граница с Узбекистаном — там мышь не проплывет через Аму-Дарью, ее поймают. Там, поверьте, граница на замке. Помню, когда я первый раз приехал в те края, гляжу — моряки ходят. Что такое? А это, оказывается, моряки Амударьинской пограничной флотилии. Но есть еще 1443 километра афгано-таджикской границы. И для нас этот участок много значит. Расскажу почему. Не потому, что завтра произойдет какой-то конфликт и таджикская сторона то ли справится, то ли нет. А потому, что конфликт произойдет, скорее всего, на самом опасном Горно-Бадахшанском направлении. И по схеме 1999 года — а именно эта схема будет использована — противник может оказаться в районе Ферганской долины в той части, которая принадлежит Кыргызстану. А это страна — участник ЕАЭС. И догадайтесь, куда побегут беженцы? А теперь вопрос: зачем это нам надо?

Как Турция может это использовать? Ни для кого не секрет, что национальная разведка Турции имеет колоссальное влияние на террористические группировки, как я их называю, центральноазиатского происхождения. Самый большой официальный офис «Исламского движения Узбекистана» — не какая-нибудь подпольная ячейка в Пешаваре или Вазиристане — находится в Стамбуле. А «Исламское движение Узбекистана» — одна из самых опасных группировок. Там же находится «Исламское движение Восточного Туркестана» — оно уйгурское и направлено против китайцев, но его тоже можно использовать, как вы понимаете. Кстати, и одна, и вторая группировки воюют в составе «Джебхат ан-Нусра» под Алеппо, в том числе против нас. А уж о связи с «Исламским государством» только ленивый не знает. Когда мы слышим, что на севере Афганистана, в том числе в ряде уездов Афганского Бадахшана, усилились позиции «Исламского государства» — в отряды частично входят бойцы «Исламского движения Узбекистана», частично «Союза исламского джихада» и «Исламского движения Туркестана» (не путать с «Исламским движением Восточного Туркестана»), возникает вопрос: могут ли турецкие спецслужбы использовать это против нас? Могут. Точнее, не так: не могут не использовать.

А что для этого нужно? Вы удивитесь — для этого достаточно 300–500 бойцов, которые пересекут афгано-таджикскую границу в районе Памира. А мы там вообще не представлены! 110 лет наши пограничники несли службу на Памире, и вдруг в 2005 году заставы убрали, и мы потеряли контроль над крайне важным стратегическим районом. Мы вообще много чего и откуда убрали, а теперь приходится исправлять — когда, четко по пословице, уже жареный петух клюнул куда надо. Так вот, мы не представлены в том регионе и не владеем ситуацией. Мы зависим от той информации, которую нам предоставит кто-то еще — в том числе заинтересованные стороны. Поэтому боевики смогут пройти через территорию Таджикистана на самом опасном, Калай-Хумском направлении (оттуда проникали в прошлый раз) и выйти в районе Баткента. И что мы будем делать? Воевать с ними там, в горах? А внутри, на юге Кыргызстана, — самая большая концентрация экстремистских группировок в Средней Азии. Они могут с тыла поддержать хотя бы часть проникших группировок (хотя, возможно, и не все — между ними тоже существуют проблемы во взаимоотношениях)? Конечно, да.

Не следует исключать вероятности того, что те телодвижения, которые производились господином Эрдоганом, его министерством обороны и разведкой в отношении Крыма, будут повторяться. Даже наоборот — мы наверняка еще столкнемся с проявлениями турецкой активности и на центральноазиатском направлении, и на Южном Кавказе, да боюсь, что и в ряде российских регионов. Мы не должны недооценивать противника, который будет всячески провоцировать конфликты по периметру Российской Федерации, где бы это ни было возможным.

Так вот, коротко говоря, нам надо очень серьезно подумать о Центральной Азии. Конфликты возникают на киргизско-узбекской, киргизско-таджикской границах. Ситуация осложняется тем, что там находится множество анклавов, спорных территорий. Недавно был спор между Киргизией и Узбекистаном. Мы сделали так, что Киргизия стала членом ЕАЭС со всеми вытекающими последствиями, то есть граждане Киргизии имеют такие же права, как граждане России, в том числе право на перемещение. Теперь мы должны там закрепиться — не на севере, а на юге, на самом опасном направлении. Я сто раз говорил, что наше военное присутствие там необходимо. Южный Кыргызстан — Ошская, Джелалабадская, Баткенская области — один из самых опасных очагов экстремизма и терроризма в Средней Азии, и киргизские спецслужбы прямо говорят об этом. Мы должны огородить ЕАЭС от возможных эксцессов, после которых к нам хлынут беженцы. Это наша безопасность.