Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6339 ( № 35 2011) Страница 12

Скверная «фельетонистическая эпоха» бьёт по тому, что ближе, – по «мужским ценностям», а «женские» – рожать, кормить и лечить детей, ходить за дряхлеющими родителями и думать каждый день не «о жизни», а о том, где взять луковицу и кило картошки всем на обед – считаются и без того достаточно «пошлыми», так что щупальца до них покамест не особенно дотянулись. Вот айсберг и перевернулся: вчерашнее «бабье, мелкое» становится настоящим, чистым, большим, а великое мужское превратилось в игрушечное.

Был у меня знакомый – хороший и весьма авторитетный художник, так он не в шутку, горячась, говорил: «Я в галереи не хожу. Если мне искусства захочется, я в магазин иду. Вот где красота! Ты только взгляни на эти электрочайники!» Я раньше думал, оригинальничает, а теперь понял. Я ведь тоже, если мне о жизни поразмышлять хочется, книжку современной прозы не беру с полки. А вы? Я беру журнал «Караван историй», знаете, уменьшенного формата, где всякое там про Гурченко, про Елену Майорову… Как ссорились-мирились, как жили да умирали. Вот пища для размышлений!

Тут ведь надо ещё сказать, что мужчины «думают мыслями», то есть абстрактно, как шахматист над доской, – до костяной либо деревянной природы фигурок ему дела нет. А женщины думают практично: не о «явлении вообще», а о данной конкретной ситуации и о живом человеке. Не «мыслями», а «людьми» думают. Не находите, что это в принципе как-то ближе к «гуманистическому началу» и «конкретной образности» и искусства?

Другое дело – техника воплощения, не всегда она у каравана историй удачна, но литературная техника, во-первых, дело наживное, а во-вторых, исторически меняющееся – сегодня принято так, завтра эдак. Скажем, с точки зрения эстетов-мужчин, Улицкая пишет преомерзительно, а для сотен тысяч читательниц – в самый раз. Сотни тысяч читательниц почему-то маловосприимчивы к технике. Точнее говоря, они понимают эту технику по-другому.

Тут мы подобрались к во-первых: как я представляю себе чаемое возрождение литературы из женского романа.

Что такое высокая литература вообще? Что такое Достоевский и Лев Толстой? Чем они измеряются?

Мощью литературного дарования? У обоих оно было скромным. (Бунин, например, мечтал переписать когда-нибудь на досуге «Анну Каренину» – переписать «как следует».)

По-моему, Достоевский и Лев Толстой – это прежде всего то, о чём они думали, чем они мучимы были. Их «масштаб личности».

В конце концов люди просто договариваются считать того или иного писателя «талантливым» – если значимость его творчества не вызывает у них сомнения. Бунин ведь и правда изощрённее Толстого писал. Да только где Бунин – и где Толстой.

Но был ли мир в эпоху Толстого с Достоевским менее «кризисным» и «пошлым», чем сегодня? О чём таком особенном, «непошлом» Толстой и Достоевский писали? Как незаконнорождённый сын укокошил батюшку канделябром? Как два чудака любили одну непрестанно хохочущую демоническую брюнетку? Или как жена изменила мужу с любовником и, хотя виноваты были все трое, поплатилась она одна, потому что по законам жанра и дикарской морали было положено умерщвлять неудачливых в любви (то есть «обесчещенных») женщин?

Проза, как и стихи, растёт из сора. В частности, из того, что будет скорее понятно публике.

Высокая литература – это мутант «низкой». (Всё у нас обычно снизу вверх растёт, редко наоборот.) «Серьёзная проза» – это мутант «жанра».

Хочешь написать великий роман – возьми канделябры, цыганский хор, несчастную красотку, взболтни… и неожиданно увеличь объём, добавь глубины. Добавь то, о чём думал, стоя на эшафоте или под ядрами в Севастополе. Если думал, конечно.

Но сначала то, что угодно публике.

А публика сегодня у нас кто?..

См. «во-вторых».

Вместо бастионов – родильный дом, вместо очереди на эшафот – очередь в поликлинику. Там тоже… много всего бывает.

РЕЗЮМЕ

1. Я не вижу путей развития «серьёзной прозы», но я отчётливо вижу, как может в неё эволюционировать популярный жанр «житейских историй», на 90 процентов (за вычетом Веллера и «Доктора Шляхова») состоящий из «женской прозы».

2. Мир либо погибнет, выродится, впадёт в гомеостаз, пройдёт «первичное упрощение» (кстати, анекдот: сразу трое моих знакомых писателей-мужчин пишут сейчас романы о конце света. Спрашиваю у одного: «А у тебя отчего мир гибнет?» – он отвечает: «Да так, знаешь… по совокупности»), либо мир станет «женским», где подвигом считается жизнь, а не геройская смерть. И если литература в этом мире останется, это будет женская литература.

3. Чтобы написать великое произведение, нужно не стремиться написать великое произведение. Как говорил Альфред Тойнби, чтобы достичь цели, нужно стремиться не к самой этой цели, а к чему-то более возвышенному, находящемуся за пределами этой цели. А выше великой литературы (как писал Василий Васильевич Розанов, одна из главных русских литературных «баб») может быть только одно – великая жизнь. См. пункт 2.

ЭПИГРАФЫ

«Кризис современного человека – это, по существу, мужской кризис, и я убеждён, что уже сейчас назревает его разрешение в громадной волне женственного начала, всколыхнувшей нашу культуру…

Сегодня мы переживаем нечто, что очень похоже на смерть современного, то есть западного, человека. Быть может, близок конец «человека». Но человек не есть цель. Человек есть нечто, что должно быть преодолено и завершено воссоединением с женственностью».

Ричард Тарнас , Сан-Франциско. Американский философ

«Так что же такое жена, сынок? А жена – это такое специальное существо, которое постоянно мешает тебе думать и всё время чего-нибудь говорит. Как правило, говорит она какую-нибудь чушь. Но без этого вечно­глупоговорения ты обязательно сопьёшься, сойдёшь с ума и станешь бомжом. Поэтому, сынок, жена нужна. Задумал жениться – женись, не думай.

Лучше ни о чём не думай. И женись».

Алексей Серов , Ярославль. Русский писатель

И поскольку завершать текст цитатой считается дурным тоном, добавлю пару слов от себя. Появление нового великого романа возможно сегодня исключительно из недр «женской литературы». И только «женская литература» (со звёздной россыпью «блистательных мужских образов») может отныне претендовать на звание «литературы вообще».

Статья опубликована :

№38 (6339) (2011-09-28) 1

2

22

4

5

6

7

8

9

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 5,0 Проголосовало: 3 чел. 12345

Комментарии: 28.09.2011 19:26:57 - Валентин Иванович Колесов пишет:

Перечитываю классику

Хороший обличительный пафос против лжелитературы у Замлеловой и Пирогова. Но мне так и остался непо-нятным, как этот фекально-генитальный психоз захватывает читателей? Через критику? Так они ее не читают. Вот и многоуважаемый Пирогов сознается, что иногда опускается до «Каравана». А я сознаюсь, что просто перечитываю: «Клима Самгина» в четвертый раз за десятки лет (я ведь как бы интеллигент, интересно знать, что с нами было), потом замахнулся на Толстого, вот сейчас в 14 томе восторгся его воспоминаниями (в какой прекрасной семье вырос гений!), впереди еще восемь томов. Потом можно начать сначала. На современную литературу неча пенять, вся страна пропадает, тут уж не до книжичек. Написал о себе, жизнь была бурная, немного печатался в толстяках,в Интернете почитывают. http://lit.lib.ru/o/osxkin_i_w/ http://lit.lib.ru/k/kolesow_w_i/

28.09.2011 14:06:47 - ВЛАДИМИР ЮРЬЕВИЧ КОНСТАНТИНОВ пишет:

"Концы"

Отличный текст! Позабавили "эпиграфы"."Конец (смерть) западного человека"... Интересно, что западный интеллектуал издавна падок на всевозможные "концы". То у них "закат (конец?) Европы", то "конец истории". Вспоминается реплика Стрелки из комедии "Волга-Волга". Ей говорят, потрясая нотами -"Это же "Смерть Изольды" Шуберта, дура ты неотёсанная". А она флегматично - "Да? Уж что-то больно долго она помирает"... Вот и литОраторы страсть как обожают мрачно "констатировать" - "конец романа", "конец литературы", "конец читателя", "конец писателя". Это старость, ребята. Не старость "великого искусства", а ваша, тскть - личная. Ваш личный конец! А насчёт того, что великое прорастёт из дамского рукоделия - почему нет? Сказано же - "из сора"!