Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6549 ( № 15 2016) Страница 12

Давайте для примера возьмём того же удмуртского писателя. Что знают граждане России об Удмуртии? Да, там родился П. Чайковский, жил и работал М. Калашников, гениально бегала на лыжах Г. Кулакова, а ещё… там делали ружья, мотоциклы и автомобили с маркой «Иж». Да ещё видели россияне изумительных «Бурановских бабушек» на Евровидении в Баку… И всё, наверное. А что россияне знают об интереснейшей литературе Удмуртии? За исключением небольшой группы литературных специалистов, подавляющая масса читателей – ничего. Чья это беда? Вина? Да ничья, общая. Удмуртия при своей закрытости от мира оборонными предприятиями (поклон тов. Калашникову тоже) была абсолютна неизвестна и оттого малоинтересна ведущим переводчикам, литературным деятелям нашей страны. Они ведь тоже люди живые, и понять их, наверное, можно: они шли туда, где их умели привечать. Фруктами, шашлычком да винцом своим попотчевать, и желательно у моря потеплее… В особенности же по казённому кошту. А инженерно-партократические власти Удмуртии об этом, в частности, и о литературе родникового края, особо и не заботились. Как сейчас говорят, не парились. Для них главное было – показатели. Доложить в центр красиво и получить за это очередной орден или нагоняй – уж куда кривая вывезет.

А ведь в Удмуртии были большие поэты! Горевшие и сгоревшие огнём неподдельного патриотизма… Литература удмуртского Прикамья нисколько не блекла перед литературами других народов России, право слово! Были поэты такого уровня, что их и перевести на другие языки очень сложно: Кузебай Герд, Ашальчи Оки, Михаил Петров, Николай Байтеряков, Владимир Романов… Представитель бесермянского народа, удмуртский поэт Михаил Федотов (1958–1995), ставший литературной легендой Удмуртии, так и ушёл из жизни, не дождавшись встречи со своим переводчиком…

Как же быть патриотом сегодняшнему удмуртскому писателю? И в особенности ввиду того, что в республике из года в год идёт планомерное сокращение числа школ с преподаванием его родного языка. Бедным родителям-удмуртам буквально вбивают, явно или косвенно, в их грустные головы мысль о том, что их родной язык ныне непрестижен. Но ни одна наша современная педагогическая доктрина и не задумывается о том, что познание родного языка – это в первую очередь воспитание человека, настоящего гражданина своей страны. Человека, преданного своему отечеству и любящего его и свой народ. То есть патриота. Так почему же праоснова нашего патриотического воспитания ныне с треском изгоняется из школ национальных регионов РФ? И вот тут уж вслед за Виктором Некрасовым так и хочется возопить в лицо страны своей: «Бог ты мой, как трудно быть удмуртским писателем!»

Куда и с кем идти удмуртскому писателю? Как не пропасть среди нашумевших литературных имён, пасущихся на тучных отечественных и зарубежных грант-полях?.. А может, совсем бы уж и перестать ему писать свои редкие книжки, от случая к случаю издаваемые гомеопатическими тиражами? Ах, как бы это потрафило культурному равнодушию власть предержащих!.. Но ведь писательство – это не ремесло, а судьба. А разве можно отменить свою судьбу, предначертанную свыше? Остаётся идти путём своим до конца. Для чего? А хотя бы для того, чтобы иметь право сказать хоть самому себе: мол, я занимался своим делом честно, не предал его.

Как писатель он есть плоть от плоти своего немногочисленного народа. И форма его творческого миросозидания – изначально патриотическая. Тут вспоминается, как Расул Гамзатов отчаивался, что, возможно, он останется поэтом одного аула, одного ущелья… Но это, мне думается, великая честь и достоинство – быть настоящим поэтом именно своего ущелья, леса, тундры, деревеньки или городка! Есть ли ныне в России такие ущелья, деревеньки и городки, где бы ответили на твоё приветствие на родном языке?..

Быть патриотом страны своей, коль мы говорим о литературной точке зрения на этот вопрос, для национальных писателей РФ крайне непросто. Так куда же тогда остаётся шагать нашему удмуртскому писателю, государством не замеченному, на родине своей безгонорарному, столичным литературным удальцам чужому? А шагать в свою жизнь, взяв путеводной звездою в пути, при отсутствии других верных ориентиров, немодные ныне каноны жизни своего немногочисленного народа: любить землю предков своих, трудиться на ней, почитать своих родителей, заботиться о семье, быть опорой старикам, растить людьми детей своих, беречь природу, хранить язык свой и культуру. И не забывать о Боге.

Бодрость неправды

Бодрость неправды

Литература / Литература / Мастерская критика

Герасимова Анна

Теги: критика , литературоведение

Размышления о сочинениях Натальи Громовой

В последнее время заметно усилился интерес к литературе нон-фикшен. И это прекрасно. Читателей привлекают биографии писателей, свидетельства очевидцев, документы, дневники – всё то, что можно обобщить словом «достоверность».

Отдельный разговор о попсовых «исторических расследованиях», наполненных сплетнями и дешёвой сенсационностью. Но такие книги, как правило, видны уже по оформлению.

Тем обиднее натыкаться на более изощрённую подмену, когда видимость интеллектуального труда маскирует всё ту же недобросовестность. Наталья Громова – автор, как будто бы претендующий на глубину и качество работы. Сам контекст сложных и трагических событий, к которым она обращается, требует особой точности, не допускает листовочных обобщений, а главное – грубых ляпов.

Конечно, подкупает, что Наталья Громова увлечена историей литературы и по мере возможности пытается восстановить события и отношения минувшего. И даже стиль её книг, в которых всё перемешано – и переписка литераторов, и дневники, и собственные «философские отступления», – можно было бы приветствовать как оригинальный.

Беда в нагромождении нелепиц и не­былиц.

Да, можно было бы, смирившись, не реагировать на это, но тогда надо фаталистично признать: никаких правил нет уже нигде, редактура и fact checking упразднены, правдивость и добросовестность не нужны.

На обилие громовских ошибок безответно пытался обратить внимание историк-архивист Леонид Максименков в журнале «Вопросы литературы» (№ 1, 2008), впрочем, признававший: «трагикомичный перечень можно продолжать до бесконечности».

Вот лишь некоторые из множества его замечаний. «О первой жене Дмитрия Петровского – Марике Гонта: «На съёмках фильма «Путёвка в жизнь» <…> случился роман с режиссёром Н. Экком. Роман длился недолго, режиссёр был арестован». Экк арестован никогда не был. О супруге литературного критика Корнелия Зелинского и об актёре и режиссёре Юрии Завадском сказано: «Влюблённость Елены Михайловны [Зелинской] в Завадского, видимо, и вызвала её поездку в Ростов, а затем в Таганрог, где находился с театром сосланный режиссёр»… Но ссылке ни он, ни его актёры подвергнуты не были. Студия переехала в только что построенный ультрасовременный театр в Ростове-на-Дону, и Завадский был назначен на должность художественного руководителя Ростовского театра драмы им. М. Горького. Это было не ссылкой, а творческой командировкой. Таганрог и его драматический театр здесь вообще неуместны… В мае 1938 года Н. Тихонов «работал над сценарием «Друзья»: о Кирове, Сталине и Орджоникидзе, их большой дружбе и революционной деятельности на Кавказе». В кинофильме Лео Арнштама «Друзья» среди действующих лиц нет ни Сталина, ни Орджоникидзе, ни Кирова».

По признанию Максименкова, купив «Узел», он «ждал поучительной встречи с непредсказуемым прошлым. Интерес сменился недоумением. Потом появились и другие эмоции. В итоге получилась добровольная пытка под стать той эпохе, которую эта книга затянула ещё более тугим узлом…»

А вот литературовед, член-корреспондент РАН Наталья Корниенко в статье «Неужели судьба моя – вечно война, о войне…» («Наш современник», № 12, 2015),обращается к книге «Распад. Судьба советского критика» (2009), где приведённые Громовой дневники прозаика и драматурга Всеволода Вишневского сопровождены лишь оскорблениями: «Славился Вишневский графоманией…» – и всё в таком духе. Прочитав книгу, Корниенко недоумевает, для чего «опускаться до прямых фальсификаций», но не менее печалят её и просто ляпы – свидетельство лихой небрежности: например, по Громовой, Вишневский (получается, что иронически) в 1946-м записал о Пастернаке: «копается в предках, пишет прозу…», на самом же деле – «копается в грядках» и так далее…

Признаться, я бы поленилась перечить вольной сказительнице, но дело в том, что и в «Узле», и в «Ключе» она пишет о моей матери – писательнице Валерии Анатольевне Герасимовой, которая за себя ответить не может. Ответить Наталье Громовой я собиралась давно, вдобавок каждый раз при чтении очередного её исследования удивление небрежностью и неправдой нарастало.