Газета Газета Литературка - Литературная Газета 6249 ( № 44 2009) Страница 12

– Может быть, как гонимому русскому автору вам присудят Нобелевскую премию?

– Эту премию мне никогда не дадут, потому что я не отвечаю основному её критерию – мои произведения не носят гуманистический характер. У меня попросту нет таких книг. И в Швеции я непопулярный автор. А то, что Нобеля по литературе вручают каким-то непонятным писателям, часто по политическим мотивам, ни для кого не новость. Нобелевская премия – это не более чем расширение Швеции в пространстве. Вот недавно они дали премию мира Бараку Обаме, который ещё ничего для мира не сделал. Но премия-то шведская, соответственно и престиж Швеции поднимается.

– Вы сами – человек политизированный? Симпатизируете каким-то политическим партиям, лидерам?

– Я не принадлежу ни к одной из партий, ни в каких движениях не состою. А политические симпатии, наверное, как и у каждого русского писателя, у меня основаны на пожелании своей стране развиваться, на возможности гордиться ею, получать душевное и материальное удовольствие от жизни в ней. По-моему, у каждого из нас одна и та же цель. Просто все мы думаем по-разному о том, как этого достичь.

– То есть вы совсем не русофоб…

– Ну какой я русофоб?!. Самое смешное, что если исходить из тех определений, которые декларирует или по крайней мере может декларировать ДПНИ, то я-то как раз русский на 100%. У меня и мама, и папа, и бабушки-дедушки русские. В этом отношении у меня самого есть основания кого-то подозревать в русофобии – в том, что они недостаточно глубоко и душевно чувствуют мою Родину. Ну и, кроме того, папа мой был крупным дипломатом, всю жизнь боролся за достоинство Советского Союза и России на международной арене, мама тоже была дипломатом и переводчиком. Мой прадедушка – Попов – изобрёл радио. Менделеев тоже роднёй приходится. А через него, получается, что и Александр Блок…

– Менделеев, насколько известно, вообще состоял в «Союзе русского народа».

– Да, он был весьма близок к нему. И странно вот в таком специфическом родовом гнезде искать русофобию. Я вообще плохо себе представляю, что значит быть русофобом, если ты живёшь и работаешь всю жизнь в России, имеешь возможность уехать отсюда, проклясть эту страну, понаписать о ней всякого да и забыть, а я вот, видите, сижу здесь, рядом с вами, разговариваю на такие темы и никуда не собираюсь.

– Вы можете сказать о том, какое место займёте в русской литературе в будущем, какое занимаете сейчас?

– Очень трудно говорить о себе, даже если являешься патентованным литературоведом. Я ведь заведующий кафедрой литературы в Московском международном университете, профессор литературы. Только время указывает писателю на его место в словесности, а вовсе не сам он решает, в каком статусе ему пребывать.

– А из современников кто на вас производит впечатление?

– Я за последнее время не встречал авторов, которые вызвали бы у меня особый восторг. Может быть, просто мало читаю? Для меня серьёзный писатель – тот, кто создаёт свой мир. Последний из относительно молодых авторов, который создал свой собственный мир, – это Пелевин. Есть писатели симпатичные, которых можно почитать, а можно и не раскрывать их книги. Помню, когда я впервые прочитал рассказы ещё совсем молодого Пелевина, я сразу понял, кто он. И когда я прочитал Женю Попова в «Новом мире» в 76-м году, то тоже был впечатлён. Вот таких впечатлений я в последнее время не испытываю.

– Вы удовлетворены своим писательским образом ниспровергателя ценностей и противника морали?

– Я об этом даже не задумывался. Писатель не должен стремиться к тому, чтобы специально кому-то понравиться или не понравиться. Образ любого автора вообще складывается из совокупности многих вещей, часто он оказывается наносным, поверхностным или вовсе ложным. Мой любимый писатель – француз Селин. Это мой учитель. Его «Путешествие на край ночи» – любимейшее моё произведение. Я написал огромную работу о Селине. И это при том, что Селин был автором погромных антисемитских памфлетов, которые запрещены к печати во Франции по сей день. Вот как в одном человеке всё это совмещалось? Но он, безусловно, гений. Хотя и с большими странностями. Но и Достоевский был со странностями. Гоголь вообще идиотом, если вчитаться в его переписку с матерью. Платонов был человеком ярким, но не семи пядей во лбу. Однако он написал лучшую русскую прозу в ХХ веке. Ну и интеллект Набокова сильно преувеличен. Вот и думайте, что такое образ, кем были эти люди в действительности и соответствует ли исторической правде наше представление о них?

– Вам не надоело вести свой «Апокриф» на телевидении?

– Иногда я размышляю, где ещё мне представилась бы возможность вести такую литературную передачу о ценностях жизни? И мне приходят на ум только Лондон, Париж и Нью-Йорк. В других городах я просто не смог бы постоянно вытаскивать в эфир таких людей, которые на протяжении восьми лет были бы интересны зрителям. И, конечно, эта программа меня самого постоянно чему-то учит. Потом, мне хочется показать, что у нас в стране мощный интеллектуальный потенциал, который в должной мере не используется, что, безусловно, печально. У нас есть замечательные писатели, историки, серьёзные психологи, поразительные люди, которые связаны с разными – точными и неточными – науками. Но где они? На экранах вечно какие-то другие люди. Депутаты да телеведущие. И всякие гламурные придурки.

– Вам ближе западники или почвенники?

– Я не отношусь ни к тем, ни к другим. Я слишком хорошо знаю Запад, чтобы его идеализировать. Достаточно открыть и прочитать мою последнюю книгу «Свет дьявола», главу «Европейский смысл жизни», чтобы увидеть, что к Западу у меня гораздо больше вопросов, чем у тех же почвенников, которые, конечно, меньше его знают. Кстати, когда Василий Аксёнов выехал на Запад, то испытал серьёзное разочарование. По крайней мере в Америке он разочаровался…

– Но ведь так и не вернулся.

– А Лимонов, разочаровавшись, вернулся, ну и что? Может быть, Лимонов хотел заниматься политикой, что мы сейчас и наблюдаем. А Аксёнову это было не нужно. Место проживания тут особой роли не играет, мне кажется. Западник – это обычно наивная такая фигура, которая полагает, что если Россия примет западный путь развития, то всё у нас в одночасье станет хорошо. А на самом деле мы не можем этого сделать – у нас другая культура, другая цивилизация. Нас ошибочно считают европейской страной, это всё равно, что Китай назвать Европой, или Америку. Мы, конечно, не Европа.

– Но и не Азия.

– И не Азия, разумеется, – не Индия, не Япония. Мы – самостоятельная культурная единица. Причём большая, значимая и очень сложная. Потому что смешение восточной и западной культур, произошедшее здесь, даёт нам своеобразные ощущения бытия. Это как два стула – если поставить их рядом, то получается небольшой диванчик. Но если стулья растащить в разные стороны (а ты привык уже к этому импровизированному диванчику), то можно оказаться между ними.

– Вы рассуждаете сейчас как славянофил.

– Мне нравятся и Достоевский, и Данилевский, и многое в Константине Леонтьеве. Так что какое уж тут западничество! Но с другой стороны, массу проблем я вижу и в так называемом славянофильском, почвенническом мировоззрении. Особый путь России подразумевает очень большую работу мысли по развитию и модернизации страны. Всем очевидно, что Россия должна развиваться. И каким образом она должна это делать – на этот вопрос я не вижу ответа в современном почвенническом лагере. Там всё только в общих словах, обтекаемо, без конкретики. Требуется огромная интеллектуальная и духовная жизнь, чтобы выработать те принципы, идеи, которые позволят изменить страну. А этого-то как раз и нет. Страна находится в удручающем состоянии. Равнодушие, апатия, моральный распад… Большое количество фактов свидетельствует о том, что она неблагополучна.

– Не в том ли ещё проблема, что власть не может опереться ни на западников, которые традиционно выступают против неё, ни на славянофилов, которые исповедуют державную идею, но по-своему?

– Это вполне объяснимо. Это тоже традиция. Русские славянофилы XIX века не являлись проправительственной партией. Их не любили, побаивались. Они никогда не были в фаворе у правительства, потому что требовали определить самобытность и отчётливость культурной позиции России. Странный правительственный конгломерат, полуевропейский-полуазиатский, не понимал славянофилов, существовал по своим каким-то правилам, что в итоге и привело к революции. И вот здесь я, конечно, ошибочная мишень для националистов. Я как раз выступаю за то, чтобы Россия нашла свой путь как культурная и современно развитая страна. Просто, когда стоишь на собственных позициях, не фундаменталистских, не конкретно западнических или почвеннических, а на своих, то оказываешься мишенью для многих. Западники ведь тоже не большие поклонники моей личности.