Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6520 ( № 32 2015) Страница 12

И других научили Россию всегда уважать.

Кирилл БАРСКИЙ

* * *

Человек – то нотка, то пауза,

То лодка без паруса,

То волны и яхта –

Быстрее неполного такта.

Вот так-то!

Если нет ни ноты, ни голоса,

В блокнотах лишь полосы –

Какой уж тут пафос!

Но музыки нет и без пауз.

Без пауз – хаос.

Память от прежних встреч – как пауза:

Течёт речка Яуза,

Станция метро «Курская»,

Осень, аллея узкая...

Пауза – это музыка.

Герман ГВЕНЦАДЗЕ (ДАНАЙРЕ)

НАДЕЖДА ТАЙНАЯ

...Не уходи совсем, останься хоть во сне,

И вместо жизни Сон пускай мне снится,

И сбудется Судьба, и Жизнь соединится

В прекрасной, но приснившейся Стране –

Надежда Тайная так глубоко в груди –

Клинок подчас смертелен извлеченьем –

Не уходи совсем, останься хоть мученьем,

Но если можешь, то совсем не уходи...

Михаил БАСМАНОВ

НА ОЗЕРЕ СИХУ

Передо мною дамба Су Дунпо

С её шестью горбатыми мостами.

Тысячелетье минуло с тех пор,

Как хаживал он этими местами.

В междоусобной изнурясь борьбе,

В чиновничьей карьере изуверясь,

В стихах утеху находил себе,

Отринув прочее как суету и ересь.

В веках, минувших видя идеал,

Клеймил он современников пороки,

По дому и друзьям здесь тосковал,

В печаль и гнев окрашивая строки.

Луной на воду брошена слюда,

На берегу игра теней и света,

И мышь летучая снуёт туда-сюда...

Как дух мятежный древнего поэта.

Александр БЕССМЕРТНЫХ

ПОИСК

Смысла я в тебе ищу...

А. Пушкин

В людском потоке пыль,

В людском потоке явь.

Но застилает быль

Мятежность бытия.

Здесь кто оставил след –

Палач или святой?

Нам отвечают: нет,

То был пастух простой.

А где нам смысл найти,

Христос и Моисей?

В пещерах, чтоб спасти,

Его зарыл ессей...

А к истине тропа –

Скребки на бересте.

К познанию врата –

Морщины на песке.

Андрей ВОРОБЬЁВ

ПО ДОРОГЕ В СЕВАСТОПОЛЬ

По дороге в Севастополь

Через Тулу, Мелитополь,

В Запорожье или в Курске –

Всюду говорят по-русски...

Всюду бабушки в платочках

И немодных пальтецо

Предлагают пирожочки

И картошку с огурцом.

Избы слева, избы справа,

Сквозь таможни и заставы

Поезда ползут по шпалам.

Родина осталась в малом...

Без конца и без начала.

Утоли моя печали...

Валерий ЛЕВИКОВ

ПОСЛЕДНИЕ ФРОНТОВИКИ

Как стали годы коротки! –

Невольно шепчут с укоризной

Последние фронтовики... –

Последние мы в этой жизни!

О ты, Великая война!

Сегодня ты гремишь с экрана.

Для нас, последних, ты – одна

Незаживающая рана!

Тобой заполнен книжный вал

И к верху он ещё стремится:

Однополчанин дописал

Ещё одну его страницу.

И мы в пылу былых атак

Спешим судьбе своей навстречу.

Победа – наш нагрудный знак!

Да будь для Родины ты вечен!

Владимир МАСАЛОВ

НЕ ОТРЕКАЮСЬ

Я от сумы не отрекаюсь

И от тюрьмы не отрекусь.

Я за грехи пред Богом каюсь

И плачу, что слабеет Русь.

Я жизнь не просто проживаю,

Я боль храню в своей душе.

На Русь мою собаки лают,

Но силы нет у них уже.

Иду босой, забыв о ранах,

Дорога дыбится порой.

Я Русь от сердца славил в странах,

Стоял за честь её горой.

Вся жизнь моя – моя Россия.

Она моя вся до конца.

В неё я верю, как в Мессию,

Как в мать я верю и в отца.

Я всеми силами стараюсь

Помочь тебе. Поверь мне, Русь!

Я от сумы не отрекаюсь

И от тебя не отрекусь.

Эрнест ОБМИНСКИЙ

ЗУЛЬФИЯ

О, Зульфия,

алмаз моей конторы!

Однажды, видя, как она скромна,

Я ей признался:

– Вещи есть, в которых

меня не понимает...

– Кто?

– Жена.

– Вас не понять?

Но это так жестоко!

Что ж понимать

в мужчине ваших лет?

С утра – кумыс или стаканчик сока,

Лепёшку с сыром можно на обед...

– О, Зульфия, о чём ты, в самом деле?

Шашлык бы мне!

– Мясное вредно вам...

– Но мне порой так холодно в постели!

– А вы бы – грелку тёплую к ногам,

С женой поговорите подетальней,

Она поймёт...

И горько молвил я:

– Подайте лучше мне отчёт квартальный!

...Меня не понимает Зульфия.

Евгений ПРИМАКОВ

* * *

Давлю в себе раба – работы нет труднее,

Ведь сразу не поймёшь, кого в себе давить –

Того, кто от металлорока сатанеет,

Того, кто осязает поколений нить?

Или того, кто ходуном заходит,

Когда стране пощёчины дают,

Хотя себе он места не находит,

Коли облыжно хвалят иль безбожно врут.

Давлю в себе раба, работаю в три смены,

Но прежним остаюсь в поступках и делах.

Быть может, наперёд запрограммировали гены

До самого конца жить в кандалах?..

Теги: современная поэзия

Портрет с размытыми чертами

Дэвид Шилдс, Шейн Салерно. Сэлинджер / Пер. с англ. А.А. Калинина. - М.: Эксмо, 2015. – 720 с. – 5000 экз.

Он ушёл вовремя – на пике славы. Оставил суетный Нью-Йорк и зажил отшельником в захолустном Корнише, предпочёл безмолвие мирской суете. И это было оглушительное молчание. Его башню из слоновой кости осаждали сорок лет, но адвокатская рать сдерживала натиск поклонников и папарацци, для которых и мутный снимок эксцентричного писателя был желанным трофеем.

"Сэлинджер" – без экивоков и виньеток назвали свой труд литератор Дэвид Шилдс и голливудский сценарист Шейн Салерно. «Единственная полная биография» – написано на бордовом «супере» этого фолианта; перед читателями не просто внушительный том, а что-то вроде мемориальной плиты – в метро не полистаешь. Своего рода буктрейлером к книге о «самом-самом» американском писателе послужил одноименный документальный фильм 2013 года. Салерно шёл по следу Сэлинджера, как частный детектив из фильма-нуара: «Я сам за девять лет провёл интервью более чем с двумя сотнями людей, и, хотя не все они названы по имени, их важный вклад отражён на каждой странице. Я особо признателен жителям Корниша, Нью-Гэмпшир, и Виндзора, Вермонт, ответивших на мои вопросы при личных встречах или по телефону и рекомендовавших мне других людей, которые могли бы сделать то же самое. Я благодарен также бывшим коллегам Сэлинджера по журналу New Yorker, согласившимся поговорить со мной не под запись». Безусловно, сам Сэлинджер такую скрупулёзность, мягко говоря, не одобрил бы, ведь даже его дочь Маргарет вызвала не просто родительский гнев, а настоящие проклятия, когда рискнула вынести сор из избы – скандальные воспоминания «Над пропастью во сне».

Несмотря на угрожающие размеры, перед нами легкоусвояемая профаническая биография, никаким литературоведением фанов Сэлинджера грузить не будут, впору, как на газировке, делать приписку «лайт». Впрочем, уверен, что авторы и не претендовали на академические ермолки. Под обложкой разворачивается литературное «Пусть говорят», где Сэлинджера разбирают, как на партсобрании, особенно пеняя на моральный облик: судачат о перипетиях трёх его браков, обсуждают роман молодого Джерри с Уной О"Нил (дочерью нобелевского лауреата, променявшую сомнительное счастье быть писательской женой на идиллию с первой кинозвездой – Чарли Чаплином) и его интерес к несовершеннолетним девушкам вообще. Джин Миллер, одна из тех юных пассий Сэлинджера, поделилась с авторами фрагментами своей переписки с писателем; публикация этих эпистол демонстрирует кощунственное отношение к памяти Сэлинджера.

«Хотя истоки этой книги можно найти во многих интервью, которые я дал как режиссёр указанного фильма, книга обрела собственную жизнь, когда Дэвид Шилдс и я начали изучать тысячи страниц стенограмм интервью, организовывать и редактировать фрагменты интервью, превращая их в разделы и главы, проводя серьёзные новые исследования и дополняя материал нашим собственным анализом и нашими комментариями», – приоткрывает дверь в свою творческую лабораторию Салерно. Есть у американских биографий характерная особенность: они под завязку набиты событиями и датами, представлен пошаговый распорядок дня героя, выложена раскадровка его жизни с младых ногтей до мафусаиловых лет. Анализ подменяется дотошностью. У Салерно и Шилдса, кроме обстоятельной библиографии, нет литературы как таковой, их интерпретации произведений Сэлинджера наивны, а из реплик интервьюируемых ими обывателей складывается словесный портрет не классика, а среднего американца. Не найти внятного объяснения, чем же этот писатель-эскапист заслужил эпитет «великий», почему его книги до сих пор продаются миллионными тиражами по всему миру. Утомительно отделять зёрна от плевел: среди вороха ненужной информации, бытовой шелухи можно проглядеть действительно важные жизненные вехи – например, знакомство Сэлинджера и Хемингуэя, случившееся на фронте, во Франции. К слову, авторы обещают, что в период с 2015 по 2020 г. свет увидят 5 новых произведений Сэлинджера, среди которых автобиографический роман о Второй мировой. Что ж, поживём – увидим.