Что было бы, если бы смерть была - Николай Иванович Бизин Страница 12

себе ещё один глоток. Такой, чтобы он шершаво покатился по (отсутствующему у души) пищеводу.

Как электрический ток по проводу.

Именно так стремилась прочь из ресторана насмерть обозленная и оскорбленная в лучших своих намерениях Хельга; именно такой результат их встречи был наилучшим: не быть, не существовать вовсе, быть (друг для друга) никем.

Но душа Перельмана (далекая от любых неизбежностей) решила, что в этом «мире игры» всё ещё не определены несколько условий… Сделано!

Душа Перельмана отправила окончательно захмелевшее тело на кухню: наслаждаться остатками спиртного, слушать протяженность пространств и времён.

Далее: душа Перельмана тоже прислушалась к своему опьянению и двинула стрелку курсора, вернув «всё позабывшую» Хельгу за столик; но – ещё и ещё далее: тело Перельмана уже располагалось на кухне, дабы там пребывать в довольстве и опьянении

Прежде, чем позволить женщине уйти, душе Перельмана (далее) – предстояли некие определения: если полагает соучаствовать в реальном мире, как именно ей предстоит пасть? То есть: кто кого будет использовать.

Казалось бы, нельзя использовать невыразимое. Это как с Россией: её нельзя победить.

Нынешние помутнения (и всегдашние ad marginem – бесовство на Украине) и смущения душ очень это прояснили: как бы не унижали Россию (и Перельмана, естественно), как бы не продавали и не предавали её, она всегда побеждает (такое неизъяснимое чудо).

И не поспоришь, как с нисхождением Благодатного Огня в храме Гроба Господня: факт, данный нам всем в ощущении.

Итак(!) – в одной его реальность Хельга демон-стративно и опрометью бросилась прочь и ушла. Итак(!) – одно его тело (изображение на экране прямо-таки наливалось плотью) демон-стративно смотрело ей вслед.

Казалось бы, нельзя использовать невыразимое. Но «прошлый» Перельман – уже пожелал свои будущие воз-мужности и прочие воз-нужности.

– Сделано! – сказал ему голос.

Теперь же – Перельман пожелал договорить, и (в другой реальности) – Хельга вернулась за стол.

– Весь ваш интерес – во мне. Прозрения и сперма – у меня. Без меня у вас ничего этого не будет.

– Я подожду, – сказала она. – Вы обязательно одумаетесь и придёте ко мне.

Вот что она имела в виду: свою душу и тело (сочетание прозрений и спермы) он обязательно должен продать ей, причём – сам, только сам, осознанно, и никак иначе.

Более того (во имя всего этого) – испугавшая и оскорбившая Хельгу ремарка Перельмана о «выпить» оказалась из реальности вычеркнута (Хельга не помнила о его предложении).

Всё вернулось к посылу, что Перельман собирался её альфонсировать, и что она это прекрасно понимала. Более того (во имя этого всего) – опять ясно давала понять, что альфонсирование возможно.

Как прекрасно, что наша игра (в версификации мира) – настоль подробна.

И только теперь (и ещё раз – теперь, и ещё раз – теперь: ровно столько раз, сколько сбудется версификаций) душа Перельмана осознала, что – продав свою душу, любая его ипостась лишь лишится подобных возможностей.

И вот только теперь – всё было определено, и душа Перельмана вернула «убегание» Хельги на своё место, всего лишь убрав из её памяти его (Перельмана) возможное пьянство. Впрочем, и женщина (очень по женски) – убежала демонстративно, то есть – недалеко.

На улице она остановилась и стала ждать: умная женщина опять была согласна чуть-чуть потерпеть. Дождаться, когда прямолинейный мужлан примет все её условия. Она была убеждена в своей не-обходимости: окликни её, и тотчас вернётся!

Она и в этом оказывалась почти что права.

Но моего Перельмана, множественного Перельмана (бесполезного гения прошлых и будущих лет) – сейчас ждала уже совсем другая игра: (за-играла) его сидевшая у монитора и хлебнувшая скверной водки душа.

Его запасливая душа (посредством алкоголя – запасшая себе дополнительных «жизней»: всё как в игре – отодвигая сроки краха) собиралась играть тем Перельманом, которого Хельга так опрометчиво оставила в ресторане на Невском.

Тогда как «другой» Перельман (в «это» время) – блаженствовал за стеною, на кухне; но – словно бы пребывая в ресторации!

Руками души и ногами души (то есть глазами послушного тела) его душа оглядела стоявшие перед ней ресторанные яства. А вскоре и алкоголь (поддельное саке) – принесли. Чтобы душа Перельмана (опять-таки взглядом) – могла бы его пригубить.

Что душа Перельмана (уже) – совсем-совсем было собралась проделать. Совсем-совсем собралась вслушаться в окружающий (и отложенный, и продолженный – всё равно источающийся) мир!

Слышать, как растут камни. Видеть, как они становятся хлебом. Знать, что большая сила духа потребна, Чтобы переступить добродетели, когда они закономерны. Боги свидетели, что я не был богом ни разу, Ибо их добродетели как великолепие алмаза, Что (ставши бриллиантом) везде простирает грани… Быть всегда дилетантом. Слышать, как растут камни, души без очертаний. Быть каждой рыбою без воды: она верила, Что сумеет запеть без своей атмосферы.

Скажи мне, читатель, не омерзителен ли тебе торг, происшедший на наших глазах (и на экранах наших мониторов)?

Разумеется, нет! Ибо он носит смешное название «жизнь» и (по замыслу) должен веселить и просвещать. Ибо оба наши ростовщика (отдающие душу в рост или под залог), Хельга и Перельман, явились на торжище каждый со своим интересом: целеустремленная Хельга, к примеру, удовлетворяла творческие амбиции и стремилась к святому женскому счастью, и хотела над счастием возобладать.

А то, что у неё за плечами нет неба, так не всем же летать.

Женское счастье (если оно «земное») – всегда только в одном: быть смыслом «здешней» жизни (продолжать жизнь и рождать в смерть – создавая тонкие иллюзии избавления).

А вот Перельманов теперь было много: один из Перельманов, к примеру, пробовал обрести себе друга (как последнюю надежду на свою человечность); и уже одно «это» –