Сергей Кремлёв - Берия. Лучший менеджер XX века. Страница 122

Точно описание и огромного письменного стола Берии, «уставленного телефонными аппаратами»… Что ж, огромный рабочий стол — необходимое, хотя и недостаточное условие эффективной работы очень загруженного человека. За такими столами обычно не руководят, а действительно работают, удобно раскладывая множество бумаг, чтобы все их держать в поле зрения и т. д.

Когда все устроились в креслах, Берия…

Впрочем, вначале я признаюсь, что далее цитирую Кисунько с одним коррективом: те слова из уст Берии, которые он дает с «кавказским» акцентом (думая, очевидно, что тем вызовет у читателя дополнительные негативные чувства), я привожу в обычной нормативной транскрипции — для удобства читателя…

Итак:

«— Сначала познакомимся с одним документом, — начал Берия, поднявшись с кресла (я крайне благодарен Кисунько за эту ценную деталь, ибо она доказывает, что Лаврентий Павлович был воспитанным человеком, а не начальственным хамом, который, развалясь в кресле, изрекает «глубокие» указания подчиненной «шушере». — С.К.) и взяв со стола папку. — Я его вам сейчас прочитаю: «Дорогой Лаврентий Павлович! Докладываем Вам, что пуски зенитных ракет системы «Беркут» по реальным целям не могут быть начаты из-за того, что поставленные на полигон заводом № 92 антенны оказались некачественными. Завод отнесся к своей работе безответственно… а представитель КБ-1 Заксон самовольно разрешил отгрузку антенн с этими отступлениями. Просим Ваших указаний. Калмыков, Расплетин».

— Кто писал эту шифровку? — спросил Берия.

— Мы, Лаврентий Павлович, — поднявшись по-военному, ответили Калмыков и Расплетин. — Мы вдвоем.

— Как это вдвоем? Кто держал ручку? (Лично меня точность и «сочность» этого вопроса восхитила! Он сразу, «на корню» отсекал возможность напускать туман, разводить турусы на колесах и т. д., зато устанавливал атмосферу конкретности. — С.К.).

— Текст обсуждали вдвоем, а в блокнот вписывал я своей авторучкой, — пояснил Калмыков.

Я понял, что зачитанная шифровка была неожиданностью не только для меня, но и для всех присутствующих (Кисунько неточно выразился: для Расплетина и Калмыкова неожиданностью было лишь то, что Берия так вот прямо и сразу их пасквильную шифровку прочтет при всем честном народе! — С.К.)… Вот чем, оказывается, занимались авторы шифровки втайне от меня и Заксона на полигоне… Страшно работать с такими людьми…

— А теперь прочитаем еще один документ, — продолжал Берия. — «Дорогой Лаврентий Павлович! Докладываем Вам, что антенны А-11 и А-12, изготовленные серийными заводами с отступлениями от ТУ (технических условий. — С.К.), зафиксированными военной приемкой, согласно принятому нами решению отгружаются для монтажа на боевые объекты системы «Беркут». Рябиков, Устинов, Калмыков, Щукин, Куксенко, Расплетин, Кисунько».

— Какому документу прикажете верить? — спросил Берия. — На полигоне антенны негодные, а для боевых объектов такие же антенны оказываются годными? Объясните мне этот парадокс, товарищ Рябиков.

— Лаврентий Павлович, по-видимому, товарищи Калмыков и Расплетин погорячились и, ни с кем не советуясь, поторопились с шифровкой. Мы посоветовались с главными конструкторами и считаем, что антенны годные, — ответил Рябиков.

— А может быть, они не погорячились, а на них в Москве надавили и заставили подписать этот другой документ об отгрузке антенн на объекты? А оттуда куда будем отгружать? На свалку?..»

Любой человек, когда-либо занимавшийся делом, а не болтовней и принимавший участие в совещаниях, уже по тому, как Берия начал это совещание, поймет, во-первых, насколько сильным управленцем тот был, а во-вторых, и как к человеку отнесется к нему с уважением. Так разговаривать и «заворачивать» дело будет лишь человечески яркая и доброкачественная личность!

Берия еще задал ряд конкретных уточняющих вопросов, выслушал ответы Кисунько, Куксенко, а затем…

«После паузы Берия подытожил:

— Я убедился, что дело здесь не простое. Надо разобраться специальной комиссии. Рябиков, Устинов, Елян, Куксенко.

— И Щукин, — добавил Рябиков.

— Хорошо… Результаты работы комиссии доложить мне шестого марта, в понедельник».

И на этот раз все для Кисунько кончилось «ничем». Причину этого он видит не в объективности Берии, а в последовавшей почти сразу после совещания смерти Сталина. Однако эта смерть не нарушила обычного порядка работ ни в Первом, ни во Втором, ни в Третьем главном управлениях, да и порядок работы самого Берии изменила лишь на недолгое время (о чем свидетельствуют документы). Так что и после 5 марта 1953 года Берия, если бы за Кисунько выявились действительные грехи, о нем не забыл бы. Да и аппарат у Лаврентия Павловича (не репрессивный, а управленческий) был не таков, чтобы упускать из виду серьезные вопросы, особенно — кадровые.

Увы, злоба слепа, и Кисунько на всю жизнь остался ненавистником Берии-старшего. Но свой единственный контакт с ним Кисунько, в части фактической, описал достоверно и объективно подтвердил (сам того не желая) не только управленческий класс Лаврентия Павловича, но и его высокие человеческие качества.

А посмотрим, как вели себя — с позиций высших государственных интересов — некоторые из тех, кого подают как «невинную жертву» «палача» Берии… Например, авиаконструктор Туполев…

1 ноября 1949 года Завенягин письменно докладывает Берии, что при полете единственного нашего тогда носителя ядерного оружия — самолета «Ту-4» (по типу «Боинга-29»), на высоте 10 километров температура в негерметичном бомболюке опускается до минус 50 °C. И такая температура вызовет появление трещин в элементах конструкции РДС-1.

Фактически обогреваемый бомболюк «Ту-4» оказывался проблемой стратегической важности. Без него тогдашнее советское атомное оружие оказывалось чуть ли не пустышкой! И вот что сообщал Завенягин:

«…велись переговоры с тт. Туполевым и Архангельским о возможности утепления бомболюка… Но тт. Туполев и Архангельский при последнем обсуждении этого вопроса в сентябре с.г. заявили, что они перегружены работами особой важности (вот как: «К нам не подходи, к нам не подходи, а то откажем!» — С.К) и, вообще, эта работа к самолетостроению никакого отношения не имеет (выделено мною. — С.К.)…»

Дорогой читатель! Уважение автора к Туполеву (именно как к человеку!) во время работы над этой книгой уже подверглось серьезным испытаниям. Но после прочтения приведенного выше высокомерного ответа сохранять прежнее уважение к Андрею Николаевичу автору стало еще сложнее. Это же надо: работа к самолетостроению никакого отношения не имеет! А к обеспечению безопасности, к обеспечению гарантий самого существования страны имеет? Значит, каждый день крутясь в диком беличьем колесе, о них должен беспокоиться «палач» Берия, а академик Туполев — существо высшего порядка. Он «перегружен работами особой важности», не то что этот сексуальный-де маньяк Берия, озабоченный лишь удовлетворением своих гипертрофированных от безделья половых потребностей за счет невинных десятиклассниц!

И как же реагирует этот «монстр», этот «душегуб» на безответственный, на преступный, на антигосударственный, по сути, отказ Туполева? А вот как:

«Тов. Завенягин! Вместе с т. Хруничевым (министр авиационной промышленности. — С.К.) и Туполевым (это отсутствие «т.» перед фамилией Туполева у скрупулезного Берии очень красноречиво! — С.К.) немедля принять необходимые меры. Результат доложить. Л. Берия. 2 ноября 1949 г.».

Впервые вопрос об обогреве бомболюка «Ту-4» был поставлен Зерновым и Харитоном в письме на имя Ванникова еще 7 октября 1949 года, а это значит, что Туполева они просили об этом намного раньше, потому что «завязки» КБ-11 с КБ Туполева шли уже давно.

С учетом таких деталей Туполева можно было спокойно и без всяких натяжек обвинить в саботаже. Однако в 1949 году можно было поступить иначе: 5 ноября 1949 года у Хруничева прошло совещание, где были его зам П.В. Дементьев, зам Туполева А.А. Архангельский, и от ПГУ: А.С. Александров, П.М. Зернов и Н.Л. Духов. В итоге работа по утеплению бомболюка «Ту-4» была возложена «на главного конструктора самолета т. Туполева А.Н.», а план работы к 15 ноября 1949 года надо было доложить Берии.

Начиналась работа уже не по созданию, а по совершенствованию атомного оружия и его носителя. И это отличие было, конечно, качественным, «знаковым».

ДА, ПЕРЕЛОМНЫЙ для советского Атомного проекта 1949 год заканчивался и вскоре закончился. Основной костяк атомной отрасли имелся.

И Берия…

Нет, он не получил возможность отдаться на досуге производству скрипок, как маршал Тухачевский, или поиску редких марок, как президент Рузвельт, или хотя бы писанию акварелей, как премьер Черчилль (хотя акварелью Берия когда-то увлекался).