Игорь Ефимов - Аркадий Северный, Советский Союз Страница 13

Здесь нам придётся прерваться, потому что дальше нужно было бы говорить о том, кто же составлял соответствующую аудиторию в те времена, а это — предмет отдельного социологического исследования. Хотя, вероятно, ответ на многие вопросы о пропавших, или не получивших распространения записях "театра" Фукса-Северного, и надо искать, анализируя ту среду, а точнее — распространение записей в ней. Но оставим это для будущих исследователей.

Мы же хотим отметить, что разговор об "антисоветской" сущности фуксовского театра начат был для того, чтобы подчеркнуть другой, очень важный момент. Дело в том, что вне контекста этой "оппозиционности" невозможно получить полное представление об этом уникальном явлении, и о том, чем были для нас эти записи в душные 70-е годы. Современному человеку, не знакомому с реалиями советской жизни, и, соответственно, не способному представить себе, как же всё это воспринималось простым советским слушателем, фуксовские тексты покажутся в лучшем случае примитивными. А то и просто бредовыми. И по форме, и по содержанию. Что ж поделать, — чтобы понимать суть и чувствовать весь аромат этих "драматургических" игр, надо действительно прожить ту, советскую жизнь.

Но перейдём, наконец, непосредственно к репертуару этого уникальнейшего "театра"! Итак, "У меня в руках письмо…"Разумеется, письмо! "Ответ радиослушателям", как жанр, обкатанный ещё на "Программах для Госконцерта", продолжает своё развитие. Чего же хотят "дорогие слушатели" на этот раз? А вот что: "…Мне и моим друзьям кажется, что Вы плохо оправдываете свою гордую фамилию — Северный, тем, что мало поёте песен о Севере дальнем. Всё как-то Вас больше тянет на юг, в Одессу-маму, к Ростову-папе поближе. Да о Воркуте- мачехе Вам и вспомнить-то не хочется. Мы, конечно, понимаем — воспоминания не из лучших, но, как говорится, из песни слова не выкинешь, как не вернуть тех лет, в которых "счастья не было и нет" — как выколото у меня на груди. Ваш друг, известный в прошлом — Костя- Капитан".

Что ж, как видите, в этом вступлении ни разу не произносятся слова "лагерь" или "зона". Но советскому человеку и так понятно, о чём тут речь. Не так уж и много лет прошло со времён страшной эпохи ГУЛАГа, да и в "благословенные" 70-е лагерная тема ещё оставалась достаточно актуальной.

Идут на Север срока огромные, Кого не спросишь — один указ. Взгляни, взгляни в глаза мои суровые, Взгляни, быть может, в последний раз…

Впрочем, нет нужды доказывать лагерную сущность лучшей в мире Страны Советов. Рудольф Фукс прекрасно знает, насколько всё это близко нашему народу.

Да и ему самому, кстати, эта тема тоже совсем не чужая! Ведь, как мы уже говорили, Фуксу довелось-таки самому побывать "у хозяина", а лагерные песни он начал собирать ещё задолго до кичи. Так что материала у него хватает. Но Фуксу удаётся отличиться не только в подборе песен, но и в "литературной" части — в описании блатного мира и сталинских лагерей. Правда, живых воров в законе ему вряд ли доводилось видеть на общем режиме, но предметом наш "драматург" немного владеет. И свои знания он черпал не только из одиозного сталинского фильма "Заключённые" про беломорканальскую перековку, откуда и вытащил "автора письма" — Костю-Капитана. Фуксу довелось читать и Солженицына, и Шаламова, и других, уже запрещённых в то время писателей. И хотя лагерной теме в литературе дали появиться только на короткий миг после двадцатого съезда, а потом очень быстро прихлопнули, но ведь в СССР уже появился самиздат.

И раз уж зашла речь о Солженицыне, мы не можем не привести цитату из сценария этого концерта — фрагмент, не вошедший в запись, но сохранившийся в старой тетрадке у Рудольфа Израилевича, монолог о политзеках ГУЛАГа: " Я, конечно, не Солженицын, и не могу претендовать на его лавры певца погибших и искалеченных судеб…" Эта тема, как нам кажется, очень показательна. Пусть Аркадий с Рудольфом и не решились "публиковать" такое совсем уж неприкрытое диссидентство, как и другой фрагмент из той же тетрадки — рассказ о печально известном воркутинском лагерном восстании 1943 года; но об образе их мыслей это говорит достаточно красноречиво.

Впрочем, Аркадия Северного и без Солженицына уже можно было считать если не антисоветским, то, по крайней мере, нонконформистским певцом. Ведь и сама блатная романтика была изначально противопоставлена официальной советской идеологии; причём в те времена, когда никакой антисоветчины у нас вообще не было! Несмотря на то, что блатные никогда, конечно, не ставили себе задачу свержения Советской власти, но этика и идеология блатного мира подразумевали открытое "нет" ментам и коммунистам. Как бы ни тешили себя последние сказкой о "социально близких". И увлечение блатной романтикой у послевоенного поколения не в последнюю очередь было связано именно с этой "протестностью". Однако в семидесятых, когда у нас появились во множестве уже настоящие, идейные диссиденты, блатной протест стал выглядеть несколько иначе. И кто знает? Может быть, коммунисты специально не преследовали поэтов блатной романтики, чтобы этот, уже неопасный протест отвлекал от другого? Но о тайнах такого рода нам ещё долго придётся только гадать.

Впрочем, к самому концерту "О Севере дальнем" наше "политическое отступление" имеет очень небольшое отношение. Ну какая там, к лешему, романтика. "Ох, волюшка, добрая воля! Как счастье моё далеко." Ведь одним из лейтмотивов классической блатной песни является вовсе не романтика, а тоска по воле. Что, конечно, также не могло понравиться Режиму. Но Бог уже с ним, с режимом. Вернёмся к нашему подпольному "радиотеатру на магнитной плёнке". У Рудольфа Фукса уже наготове целая сага о жизни московского дна, причём как раз с некоторым "воровским" уклоном.

Причём, на этот раз он не пишет сам "литературную часть", а составляет её из фрагментов различных произведений, зачастую оч-чень малоизвестных авторов. И настолько малоизвестных, что до сих пор исследователи спорят — что чьему перу принадлежит. На сегодняшний день можно сказать только то, что большая часть этих фрагментов взята из книги Александра Вьюркова "Рассказы о старой Москве", а остальное требует ещё дополнительных изысканий… Дело в том, что произведения эти Рудольф Фукс в основном черпал из периодики начала 60-х годов, когда на волне "оттепели" советские газеты и журналы печатали множество произведений до той поры запрещённых. Нам, к сожалению, также не удалось точно атрибутировать все эти " фрагменты и отрывки".

Но обратимся уже непосредственно к этой композиции, получившей впоследствии названия "О московском дне" и "В Проточном". Вероятно, большинство слушателей обратило внимание на то, что "большая литература оказалась Северному не по зубам", — как совершенно справедливо написал М. Шелег. Хотя, с другой стороны, говорят же некоторые, что Северный мог бы напеть или начитать даже "Теорию поля" Ландау и Лифшица, и это было бы тоже достаточно интересно! Но это, наверное, для совсем уже "тонких ценителей". Так получилось и с "Проточным". Как ни странно, но, видимо, Рудольф Израилевич со своей тягой к экспериментам в этот раз немного недооценил свою способность к составлению сценариев для Северного. И зачем ему только понадобилась эта "большая литература"… Однако, как бы там ни было, а "литературные чтения" в исполнении Аркадия Северного всё-таки состоялись. Причём, начало было очень многообещающим! Миниатюру И. Ильфа про галифе Фени Локш Аркадий исполняет в своей неподражаемо смачной "одесской" манере, как тому и следует быть. Ну, а дальше. Впрочем, мы не видим смысла в подробном разборе этого безобразия. Ну что хорошего могло получиться из попытки прочесть "с выражением" достаточно сложный литературный текст, который видишь в первый раз? Когда во фразах все паузы и акценты выскакивают абсолютно вне всякой связи со смыслом, — это, конечно, оригинально, но. В общем, редкий любитель мог дослушать всё это до середины.

Впрочем, похоже, что это был не единственный эксперимент Северного в данной области. Сохранился ещё маленький фрагмент записи, сделанной неизвестно кем и когда. По крайней мере, Рудольф Фукс не смог припомнить каких-либо подробностей, связанных с этой записью. Так что вопрос об её истории пока, увы, остается открытым… А запись, между тем, весьма интересна и немного загадочна! Правда, Аркадий на ней читает не целиком произведение, а только два небольших отрывка. Вернее, даже, две "цитаты" из романа Куприна "Яма". И здесь, кстати, вовсе не приходится удивляться тому, что для чтения взят был именно этот текст, — ведь в нём идёт речь о блатных песнях! Что само по себе было достаточно редким делом для литературы, издаваемой в СССР. И естественно, что люди, которым тема сия была небезразлична, по особому реагировали тогда на все подобные фрагменты; можно сказать, — "выковыривали" их из книжек, как изюм из булок. Ну и как же "блатному артисту" Аркадию Северному было не зачитать подобное, а заодно и спеть! Тем более, что текст и песни здесь вполне естественно дополняют друг друга, — не так, как было в "Проточном". А кроме того, на этой записи Аркадий призывает невидимых нам то ли радиослушателей, то ли зрителей заказывать песни. Но мы, к сожалению, пока не знаем каким был этот концерт в полном виде, а, следовательно, и о замыслах его "режиссёров-постановщиков" судить не можем. Очень вероятно, что это действительно была запись, намного превосходящая своими находками "Проточный", да и другие "сценарные" концерты. И тогда очень жаль, что какие-то деятели так безжалостно покромсали её. Но и очень возможно, что это были просто "наброски" к какой-то другой, к сожалению, несостоявшейся затее.