Газета День Литературы - Газета День Литературы # 95 (2004 7) Страница 13

В многообразном творчестве поэта отражена вся его жизнь: скитания и страдания души, слишком тонко и нервно воспринимающей противоречивую реальность; резкие столкновения с ней; жажду любви; потери, доводившие душу до крайнего состояния. Ярко показана возрождающая сила спасающего света, сила земной любви к женщине, стремление истинной русской души к совершенству.

Далече до Бога, —

И мир мой безумье крушит.

И только дорога

Ко мне одиноко спешит.

Ни сна, ни блаженства,

Хотя кое в чем преуспел...

Предел совершенства

Венчает безумья предел.

Безумные годы!

Но, видно, иначе нельзя...

Во мраке свободы

Безумны враги, как друзья.

Вспоминаются слова В.Г.Белинского: "Поэзия есть выражение невыражаемого, разоблачение таинственного — ясный и определенный язык чувства, немотствующего и теряющегося в своей неопределенности!"

Необычайно художественное видение поэта: загадочность, порой парадоксальность будоражат воображение, пробуждают душу. В лучших стихах его творчество является духовным общением человека с Богом, оно расширяет границы познания человеком окружающего мира и прежде всего самого поэта. Высочайшее духовное общение, воплощенное в высокохудожественные произведения, является основой его поэзии.

Истинная вера определяет направление его интересов и духовных исканий. В поединке песни с бездной побеждает песня, дарованная Богом.

Водою и кровью, и Духом Святым

Объята Земля, обращенная к Небу.

Я быть обречен в этом мире живым

За всех обреченных на вечную небыль.

Я знаю: Господь мою душу простил.

Но, Боже, душа не приемлет прощенья!

Я знаю, как тяжко тому, кто не жил,

За жизнь, обреченную на воскрешенье.

Пришло время более полного осмысления поэзии Льва Котюкова. У него много стихов, которые могут являться хорошим материалом для будущих диссертаций литературных критиков, философов, филологов. К сожалению, в наше время наблюдается глухота властителей литературного мира к творчеству русского поэта. Он достоин более широкой — народной — известности и высокой Государственной премии.

Сергей Данилов ПИСЬМО В РЕДАКЦИЮ

Уважаемая редакция! Я — кумандинец. Вам слово кумандинцы ничего не говорит, а между тем Владимир Чивилихин когда-то писал: "Мечтаю выбрать время, связаться с учеными да поискать кумандинцев — не может быть, чтоб в Сибири их не осталось". Кумандинцы — исчезающий древнейший народ Центральной Азии, численностью менее полутора тысяч человек. Как, почему это произошло — долгий разговор. Бился за нас, поднимал вопрос перед властями о нашем бедственном положении известный ученый, этнограф и историк Лев Гумилев (сын великого русского поэта Николая Гумилева и Анны Ахматовой). Ныне нет ни Чивилихина, ни Гумилева, царство им небесное. Но ведь это были русские дворяне, люди чести, много ли сейчас таких найдешь? Не об этом я хотел написать, да сбился, что плакаться, разве на одних кумандинцев нынешние власти наплевали, на всех наплевали.

Сейчас близится юбилей Василия Макаровича Шукшина, которого мы, кумандинцы, считаем своим (да он кумандинец и есть по отцу), хотел опубликовать стихотворение его памяти, но нигде на Алтае не хотят публиковать. Я им говорю: сволочи, вы же его при жизни топтали, не давали дыхнуть, а теперь и память его приватизировали. А мне охота, чтобы люди узнали живого Шукшина, а не сиропного. Тут мать моя подошла, начала ругаться на меня: зачем пишу, что Шукшин по отцу был кумандинец? Это ведь народная легенда, жена, дочки обидятся. Да хрен с ними, пусть обижаются, а о тюркских корнях Шукшина первым написал алтайский писатель Бронтой Бедюров в своей книге "Слово об Алтае", да и сам Василий Макарович как-то в интервью обмолвился.

ПАМЯТИ ШУКШИНА

Наворочено так, не поднимешь,

Вспоминают, кто может и как,

А Егор твой Прокудин с "Калины..."

Всё никак не идет в березняк.

Все стоит он и курит спросонку

И "красиво" не может упасть,

И березы в родимой сторонке

Плачут критикам тонким не в масть.

И не могут сказать ведь, заразы,

Про несбывшихся песен мечту.

Наша память, как торт по заказу,

С каждых годом все слаще во рту.

Бронзовеет скуластый твой облик

Медальонно-чеканный ВАН ДАММ

"Оселок — это маленький ослик,

А не то, что вы знали, мадам ".

Присобачено мертво к портрету

Слово "классик ", уже не содрать.

Почитателей чуть не полсвета,

И поклонников не сосчитать.

И уже подновили пейзажи,

И Егор уже снял кирзачи,

Принаряжен, готовый к продаже,

Только трактор тихонько урчит.

И у нас к юбилею готово

Фраз сиропных избыток давно.

Животворное русское слово

Словоблудием загрязнено.

И не встанет Шукшин посредь пира,

Не пугнет матюгом по толпе,

Чтоб замолкла бездушная лира

Пред гармоникой в сельской избе.

И не скажется в пьяном застолье

Как в далеком забытом кино

Сокровенное: "Дал бы вам волю,

Да пропьете ее всё равно".

И погаснет эфир черно-белый,

И заснут земляки сладким сном.

И зардеет калиною спелой

Палисадник под нашим окном.

Валерий Исаев-Меленковский ПРЕД ДВЕРЬЮ

***

Дрозд отстукивает дробь

гулко, с цоком разносимо.

Я давно не видел морд,

как и я таких ранимых.

Кречет шепчет. Тёплый вечер

опустился как туман.

Огонь свечи ветер мечет,

будто крылья по стенам.

У лампадки враз погас

свет и лик иконы стёртой.

Кто б меня в то время спас,

когда был совсем я мёртвый.

Когда я лежал в огне,

запакован в тёплой льдине.

Есть проклятие на мне

и на всех вокруг ранимых.

Есть какой-то выбор лжи,

тайный заговор молчанья.

Вижу ближе смерть бежит,

облегчая мне страданья.

***

Не лей ты воду зря, по мелочам,

на крылья мельниц наших редких ссор.

Ты говорила — я всегда молчал,

сметая в угол в нашем доме сор.

Ты, забываясь часто и во вред

себе и нам, несла нелепый вздор,

а я брал веник — заметая след,

усерднее сметая в угол сор.