Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6435 ( № 42 2013) Страница 13

Не стоит критикам заниматься подменой понятий и в скучном, пусть и мастеровитом, тексте беллетриста видеть интеллектуальную прозу. Вот и в интервью «Русскому Репортеру» Фигль назвала собственные романы лабораторной литературой, т.е. это нечто выведенное искусственно, текст из пробирки. Для самого автора литература – это игра ума, словесный конструктор, а не способ фиксации своего видения мира. Посему на роль совести нации он не претендует – впрочем, ведь и без него в махатмы всегда очередь.

Сколько ни говори «бестселлер», а любовь читательскую навязчивой рекламой или неуклюжими мистификациями не заслужить. Да и не солидно так раскручивать якобы серьёзную прозу, точно это попса в мягкой обложке. К тому же теперь за псевдонимом не скроешься – инкогнито ведь раскрыто.

Он очень любил Россию

Не стало Николая Петева. Осознание всей непоправимости этой утраты придёт потом. А сейчас горечь заливает сердце и не даёт ему биться спокойно, не даёт убедить себя в тривиальном "жизнь продолжается", не даёт смириться с вечным теперь отсутствием друга. Жизнь Николая Петева окончена, окончена явно преждевременно, на середине воплощения замыслов, в борьбе с тяжёлой болезнью, которую он победил тем, что не сдался, не поник, а в самые трудные для себя месяцы пришёл к едва ли не самым главным своим достижениям и в творчестве, и в общественной жизни.

Едва ли кто-нибудь в Болгарии больше делал для укрепления дружбы с Россией. Он любил Россию не напоказ, не ради выгоды, любил её во все времена, истово, почти религиозно, не мыслил своей духовной и человеческой жизни без русской культуры, не дышал без ощущения братства. Благодаря ему на болгарском языке вышли сотни книг русских писателей, благодаря его подвижничеству литературные нити между Россией и Болгарией не рвались даже в самые трудные и мрачные времена политического безвременья. Его издательская работа всегда проходила под знаком просвещения, он чужд был тому, чтобы идти на поводу у рыночных запросов, он никогда не изменял своим внутренним векторам, а они у него неизменно были направлены в сторону любви и добра.

Союз болгарских писателей под его руководством превратился в мощнейший фактор культурной жизни Болгарии. Он был не только талантливый писатель, утончённый знаток литературы, но и опытный литературный стратег, и писатели были счастливы тем, что они не брошены, не одиноки, что у них есть Николай Петев, который всегда придёт на помощь.

Он никогда не думал о себе. Он переживал за Болгарию, за её независимость, он ненавидел предательство, ханжество, глупость, он безумно любил людей и жизнь. Общаясь с ним, каждый преисполнялся уверенности, что всё будет хорошо. Его блистательные эссе не позволяли болгарам забыть свою классику, не позволяли пропустить что-то важное в болгарском прошлом и настоящем. Его статьи были пламенными оправданиями народа и дерзкими упрёками тем, кто пренебрегает народными интересами.

Он был верен заветам предков. Он думал о будущем и верил, что оно, несмотря ни на что, будет счастливым. Его сияющая улыбка была залогом этого. Уверен, что все запомнят его улыбающимся, надёжным, спокойным.

Он источал свет. В его лучах окружающие согревались.

Его любили в России. Его любили в Болгарии. Его уход для меня, как и для многих, - это обрушение чего-то самого сокровенного, самого важного. Ещё долго буду ловить себя на том, что о чём-то недоговорили, чего-то недоделали, ещё долго будут замирать на устах новости, которые собираешься сообщить ему, но уже не можешь.

Нам будет не хватать тебя, Николай! И ты там, в лучшем из миров, знай это.

Максим ЗАМШЕВ, Юрий ПОЛЯКОВ

«ЛГ» выражает искренние соболезнования родным и близким Николая Петева, который долгие годы был другом нашей редакции.

Теги: Николай Петев , болгарская литература

Пятикнижие № 42

ПУШКИНИСТИКА

Ирина Манкевич. Повседневный Пушкин: поэтика обыкновенного в жизнетворчестве русского гения. Костюм. Застолье. Ароматы и запахи: Монография. - СПб.: Алетейя, 2013. – 272 с. – Тираж не указан.

Эта книга о деталях, вещных мелочах, без которых невозможно представить жизнь любого человека. Не сказать, что доктор культурологии Ирина Манкевич ступила на вовсе не исследованную почву – прежде была и книга В. Вересаева "Пушкин в жизни", и собранные С. Гейченко «Рецепты из поваренных книг семейства Пушкиных-Ганнибалов». И всё же эта книга – о бытовом, вещественном, материальном окружении великого русского поэта – интересна. Свою задачу Манкевич видит «не в «обытовлении» личности гения Пушкина, а в отборе и композиции/монтаже текстов повседневности, позволяющих выйти на метафорический уровень осмысления жизнетворчества гения». Проще говоря, исследовательница считает, что лучшее знакомство с бытом пушкинской эпохи углубит и наше понимание пушкинского творчества, позволит составить более объёмное представление о его образной системе. С этим действительно трудно не согласиться.

ПОЭЗИЯ

Ольга Комарова. На снегах горящая рябина. Избранное. Стихотворения и поэмы. – М.: Путь, 2013. – 304 с. – 500 экз.

Книга «На снегах горящая рябина» итожит более чем полувековой труд поэта Ольги Комаровой. Это стихи из её сборников «Славянские ключи», «Кавказская тетрадь», «Песенные пророчества», «Синь-Хвалынь» и «Лествица», около тридцати новых стихотворений и три поэмы, созданные в разные годы: «Юрий Гагарин – первый полёт», «Голос цунами» и «Плач о Белом доме и русской беженке». Комарова в последние десятилетия стала широко публикуемым автором:

Я хочу замереть, задрожать

И вобрать в себя мира мерцанье,

Чтобы твёрдой рукою сорвать

Золотистое солнце познанья.

Уроженка Саратова, поэтесса обосновалась в подмосковном Королёве. Немало её стихов переложено на музыку, её песни исполняла Валентина Толкунова. В Королёве совместно с композитором К. Титаром Комарова создала цикл духовных песен. Когда был объявлен творческий конкурс на гимн городу Королёву, написала песню «Этот город полон чуда» и гимн Королёва вместе с лауреатом конкурса памяти Алексея Фатьянова композитором Ю. Бирюковым.

ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ

Поэтическая грамматика. Том II / Российская академия наук. Институт русского языка им. В.В. Виноградова. – М.: ООО ИД «Азбуковник», 2013. – 320 с. – 800 экз.

Первый том «Поэтической грамматики» под редакцией Е.В. Красильниковой, И.И. Ковтуновой, Н.А. Николиной вышел ещё в 2006 году и был посвящён морфологии: особенностям употребления и значения форм лица и времени глагола, числа существительных в поэзии XIX–XX веков. Во втором томе описаны синтаксические характеристики поэтических текстов: повторы, пронизывающие всю структуру стиха; конструкция определений; типы темпоральной (распределение видо-временных форм в тексте) и смысловой композиции; номинативные предложения и различные способы связи. Опытность составителей (в частности, Ковтунова – автор книги «Поэтический синтаксис») делает книгу полезной для исследователей, изучающих язык поэзии и – шире – художественной литературы. В ней рассмотрены как общие принципы композиции поэтического высказывания, так и частные особенности: повторы в стихах Блока и Вячеслава Иванова, пунктуация «Столбцов» Заболоцкого.

МЕМУАРЫ

Ясная Поляна: неизвестные страницы (Чешские и словацкие воспоминания о Льве Толстом) / Сост. И.М. Порочкина. – СПб.: Росток, 2013. – 320 с. – 1000 экз.

Лев Николаевич привечал славянских гостей за искренность, глубокие чувства и отсутствие немецкого педантизма. Одним из самых желанных посетителей был Томаш – Фома Осипович – Масарик: в то время профессор и общественный деятель, а впоследствии первый президент объединённой Чехословакии. Эту книгу составили уникальные материалы: воспоминания чешских и словацких интеллектуалов об их приезде в Ясную Поляну. Написанные по горячим следам, часто ещё при жизни Толстого, они прежде почти не публиковались в России. Дополняют книгу воспоминания словацкого толстовца Альберта Шкарвана и глава о Толстом из книги Масарика «Россия и Европа». Масарик пишет о Ясной Поляне: «Любой посетитель испытывал здесь потребность исповедаться вслух – такое чувство было и у меня». Славные и светлые дни, полные глубоких разговоров, проведённые в Ясной более ста лет назад, встают перед читателем этой книги.