Газета Завтра Газета - Газета Завтра 613 (34 2005) Страница 13

Не случайно американские военные на днях заявили о своей готовности в течение ближайших шести лет вложить в создание "каспийской стражи" (Кеспиан Гуард) 130 миллионов долларов, развернув две бригады для охраны нефтепровода Баку-Тбилиси-Джейхан. Характерно, что командные пункты в рамках данного проекта предполагается развернуть по обе стороны Каспия как в Азербайджане (заодно разделяя Россию с Ираном), так и в Казахстане — с целью "защиты региональной стабильности". В этой связи как-то само собой вспоминается программное выступление в Египте госсекретаря США Кондолизы Райс насчёт того, что "защита стабильности не может осуществляться в ущерб демократии". В ту же лузу ложатся и недавние слова шефа Пентагона Дональда Рамсфельда, который успешность внешней политики США поставил в прямую зависимость от "продвижения дела свободы и демократии". Следовательно, под "защитой региональной стабильности" по-американски следует понимать прежде всего "продвижение свободы и демократии", так что политической элите Казахстана и Туркмении, слушая сладкоголосого сирена Ющенко, стоит серьёзно задуматься о выборе, сделанном Исламом Каримовым.

Видимый "балто-черноморский" акцент Содружества демократического выбора, по сравнению с проектом ГУАМ, не должен вводить в заблуждение — это глобальный геополитический инструмент, сферой действия которого является практически весь Старый свет, от Европы до Китая, а уж на третьем такте запущенный в Артеке механизм призван обеспечить Америке, взявшей под контроль все энергетические ресурсы "Большого Ближнего Востока" и России, мощнейший рычаг господства и над объединённой Европой, и над красным Китаем.

Разумеется, вся эта многоходовая комбинация может быть легко и с минимальными усилиями разрушена согласованными, адекватными действиями России, Ирана и лидеров Евросоюза, не говоря уже о возможном и весьма вероятном вмешательстве КНР. Поэтому такое подчёркнутое внимание уделяется американскими кураторами проекта СДВ его, если можно так выразиться, ситуативно-информационному обеспечению. Взять в этом отношении хотя бы тему единого экономического пространства России, Украины, Казахстана и Белоруссии (ЕЭП). После того, как киевский министр экономики Сергей Терёхин заявил о выходе Украины из ЕЭП (кстати, тоже 19 августа, в ходе переговоров с лидером российских либералов Г.Грефом), президент Ющенко тут же поспешил отыграть назад, заявив дословно следующее: "Мы принимаем участие в организации работы единого экономического пространства", — и пообещав "выдвинуть 65 инициатив" на предстоящем в Казани 26-27 августа саммите СНГ. Можно представить себе, что это будут за инициативы — аккурат под празднование 1000-летия Казани…

В общем, путинский Кремль его американские друзья водят по просторам СНГ от Балтики до Каспия, как рыбу на крючке: подтянут поближе, чуть отпустят, подтянут ещё ближе. А это огромная, вялая рыбина ведёт себя так, будто до сих пор не может сообразить, куда это её, болезную, тянут: то ли в "цивилизованное мировое сообщество", то ли на сковородку. Как говорил известный персонаж одного анекдота в похожей ситуации: "Господа, не пора ли, наконец, определиться?"

ТВЕРДЫНЯ

ТВЕРДЫНЯ

Александр Лысков

Александр Лысков

ТВЕРДЫНЯ

Собрал старый "Восход", завел. Поехал по лесной дороге к дальним Потаповским лугам. Поперек колеи, словно шлагбаумы, то рябинка, то березка. В тиши леса нестерпимо жжет комариным огнем. По чистым участкам на полном газу, в отрыв. Заливаю дымом дряхлого мотоциклетного мотора гнусное пожарище. Рывок через хляби Олениного ручья (какая-то Олена по-весеннему половодью тут утопла). И далее в памяти расчет на простор, на езду с ветерком по площадям Потаповских лугов, а въяви — топь дурного подроста, сосенки по пояс, ольха — с головой. Стоп — машина. Пятьсот лет косили тут предки, неделями жили в избушках, дымом головней выгоняли гнусь за порог. Варили на костре. Ставили копны, зароды, острови. И вот — отстрадали. Отмучились. Сдались и отступили в города. Лет через сто лесники отведут здесь делянку. Русские, ну по крайней мере славянские или угро-финские мужики двадцать второго века вырубят эти молочные пока, а к тому времени заматеревшие сосны. Потом опять сто лет потребуется для набора лесной силы. В двадцать третий век уже заглядывать бессмысленно. Одно ясно. Корчевать, чистить эту землю, жечь, сеять на ней и косить никогда никто больше не будет. Только на картах останется название Потаповских лугов. Эпоха Великого Возрождения здесь налицо. Власть Гео и Био воцарилась навеки. Самая законная, самая легитимная власть всех времен и народов. Твердыня неба. Коммунизм Космоса, в котором все равно: и кик-стартер мотоцикла и моя левая рука на крючке сцепления. Здесь грибы и ягоды будут произрастать в то время, как в городах кому-то памятники воздвигнут. В городах будут чьи-то имена в анналы вносить, но сии исторические пометки будут так же тленны, как байки легендарных здешних потаповских косарей и засечки лесорубов на стволах сосен.

В таких местах России трагедия ничего не объясняет. Бунтарь здесь жалок. Человек насмешливый ближе к истине. А более всего правды у смиренного.

Бросив мотоцикл, пробираюсь в мелколесье стилем брасс. Много лет назад по этому маршруту ездил я на конных граблях. Впервые именно на этих Потаповских лугах колхозный бригадир дозволил мне сложную технику, а не дровни возчика сена. Кобылка была запряжена Взметная — порывистая, неудержимая, соловой масти. А механизм подъема гребенки у граблей оказался сломанным. Приходилось вручную, рычагом освобождать награбки, десятки, сотни. Уломала меня колхозная техника, убила морально и физически. К вечеру один оставался свет в окошке: на скачках с пожни в деревню на Взметной гарантированно буду первым...

Какими глупостями живет человек на земле по слабости своей. Чему же удивляться. Истовый монах в келье и тот по пояс в мирском мелколесье. Нам, грешным, как бы сам Бог велел.

А вот печки смолокуров на окраине Потаповских лугов целы. В глинистой горе вырыты пещеры и огнем прокалены на метр во все стороны. Только распорхай палый лист в устьях, и хоть сейчас заводи прибыльное дело — сажай березовые поленья и гони деготь.

Смолокурни, мельницы, кузницы, токарни, шорницкие — все достижения первой русской цивилизации, давно сметены временем. Теперь уже Хронос приканчивает навесы машинных дворов, шасси и бункера комбайнов, кормораздатчики грандиозных коровников цивилизации номер два. А третьей здесь не бывать. Люди нашли места получше, поглубже.

Вброд через речку. На другом берегу — кладбище. Километров семь от ближайшей деревни. Хотя кладбище молодое. В самом дальнем углу от дороги могилы датированы 1961 годом. Там лежат люди рождения восьмидесятых лет позапрошлого века. А самая свежая могила — 1992 года. Значит, вот уже более десяти лет смертность в округе на нуле. Все померли в селениях, административно тяготеющих к этому погосту, к этим родовым могилам.

Городок мертвых среди тайги опровергает ложь о запущенности русских кладбищ, о нашем пренебрежении к праху предков. Всюду оградки железные и деревянные на бетонных основаниях, кресты и обелиски покрашены. И в каждой оградке пророщено дерево, словно в этих деревьях могут быть вторые жизни усопших, их души.

Много здесь уже и городских жителей захоронено, в том числе московских. Везут в горшочках пепел из крематориев. Кажется, я выступил с почином. Тетю с Красной Пресни устроил к отцу и матери в домовище. Помню, укладывал горшочек с пеплом на полке в вагоне, подтыкал подушкой. Но гипсовая обмазка на крышке раскрошилась от тряски, и часть пепла просочилась в открытое вагонное окно, разнеслась по обочине Северной железной дороги в районе станции Няндома. Остатки я честно предал родной земле. И с тех пор думаю, а не завещать ли мне развеять и свой прах к примеру вдоль шоссе Москва-Архангельск, в самых красивых его местах. Есть несколько излюбленных. Там всегда притормаживаю, еду медленно. Да и самый отвязный дальнобойщик, думаю, тоже светлеет душой на этих гористых поворотах среди леса, где по гребням луговых холмов разбросаны избы деревень, а у подножья серебрится на перекатах речка с названием Серебреница...

Почему-то кладбища никогда меня не печалили. Какой-то необыкновенный свет в них и чувство абсолютной свободы. Целый день из отпуска отвожу на паломничество.

От Потаповского погоста до Судомского километров восемь. Тут уже вовсе мотоцикл едет на мне, а не я на нем: завалы, колеи, топи. Но вот и просвет после долгого подъема. И трехметровый синий крест из бруса на месте сожженной церкви. И надо же! Нынче ко кресту дорожка прокошена капитальная, в то время, как до сих пор приходилось продираться в бурьяне. И вокруг креста трава заботливо свалена. А в оградке вгустую посажены маки. Видать, на Пасху горсть семян сыпанули, не меньше. И теперь пучит землю маковым цветом. А чуть дальше, за крестом, что-то совсем новенькое: дерн содран, земля посыпана толстым слоем гравия и речной гальки. Утрамбована. И посреди этой площадки, обнесенной цепями, взгроможден бетонный обелиск с вмурованной мраморной плитой. Подхожу, читаю: " На долгую память потомков о жестокой и глупой гражданской войне. О белых воинах, погибших в сражении у деревни Гремиха 20 октября 1918 года". Далее перечислены шесть местных фамилий. Последний — Дмитрий Орлов. И ниже подпись автора памятника: " Правнук Михаил Орлов. 17 мая 2005 года".